Дара сосредоточенно уставилась в распечатку, беззвучно шевеля губами.
– Не знала, что шизики сами себе за лекарствами ходят, – проговорила она, закончив читать.
– А если она не себе? – с энтузиазмом предположил Марс. – Если кому-то другому?
Гадать глупо, бессмысленно и слишком расточительно. Лазарь взглянул на часы. Электронный циферблат показывал, что время для разговоров кончилось. Пора действовать.
– Есть только один способ узнать подробности. – Он оглядел друзей. – Провести разведку. И немедленно.
Он уже приготовился к шквалу протестов, но ошибся. Дарения встала с места:
– Я буду присматривать. Ну, и аптечку прихвачу.
– А я… – Сенсор на миг задумался, – буду, как всегда, на подхвате.
Марс, кусая губы, переминался с ноги на ногу:
– Слышь, Лазарь. Я тут спросить хотел…
– Ответ отрицательный, – отрезал Лазарь.
Лицо мальчишки дрогнуло.
– Ты даже не дослушал!
– И не надо. Я и так знаю, чего ты, мелкий подхалим, хочешь. Ты хочешь пойти со мной.
– Нифига не это! – вспыхнул Марс и тут же сдался: – Ладно – это. Возьмешь?
– Ладно, беру.
Пацан просиял.
– Поверил, что ли? Шучу, конечно.
Осознав, что все его подлизывания не дали результата, мальчишка волчком развернулся на месте и тяжело затопал в прихожую, ядовито бросив напоследок:
– Да пошел ты, урод!
Действительно, подумал Лазарь, мне пора. От этой мысли кожа на спине пошла мурашками.
– Жду вас в комнате Сенса, – сказал он, задерживаясь у выхода. – Через десять минут.
Все правильно. Пять минут, чтобы подняться в комнату, приготовиться, настроиться. Остальные пять занимает путь. Иногда больше, иногда меньше, но всегда столько, сколько нужно. Как Симплонский туннель пронзает Альпы, так путь пронзает вознесшийся до небес барьер, что отгораживает мир общественный от мира интимного, невидимого, но реального. Чужого для всех, но родного для девочки, бросившейся бежать из аптечного киоска.
6
Солнце светило ярко, по-летнему. Это потому, что здесь было лето. Для инсонов погодные завихрения – обычное дело. Любимое время года хозяина длится гораздо дольше, чем все остальные, иной раз и вовсе не заканчивается. Какая-никакая, а первая информация о девчонке есть: ее любимая пора – лето.
Жара стояла неимоверная. На лбу у Лазаря моментально выступила испарина. Перепрыгнув из декабрьских морозов в июльский зной, организм не успевал акклиматизироваться. Судя по длине теней, на дворе стоял полдень – значит, прежде чем последний луч солнца соскользнет за край ближайшей многоэтажки, пройдет часов десять. Эдак и свариться можно.
Лазарь скинул с себя поплиновую ветровку со свитером и бросил на тротуар – здесь они ему больше не понадобятся. Расстегнул сорочку на три пуговицы, подкатал рукава до локтя. Стало получше.
Легкий ветерок тянул в затылок, подхватывал рваные обрывки газет, мятые бумажные стаканчики, ленты туалетной бумаги и волок по тротуарам. Подталкиваемый воздушной тягой мусор кувыркался то влево, то вправо. Все его части двигались синхронно, словно кружась в танце. Вместо музыки движениям аккомпанировал какофонический шорох. Он заполнял все вокруг, потому что пустое пространство требовало наполнения. Ни гула дорог, ни людского гомона, ни гремящей из окон музыки – ничего здесь не было. Одна лишь тишина брошенного в предутренний час дома.
Завороженный непривычной обстановкой, Лазарь не сразу вспомнил, что здесь не так уж и пусто. В себя его привел голос Дары, зашипевший в левое ухо:
«Кончай загорать и найди себе какой-нибудь дрын!»
Сделать это оказалось нетрудно. Если бы не обступавшие с трех сторон панельные высотки, припаркованные у обочин машины да детская площадка посреди двора, место ничем не отличалось бы от городской свалки. Казалось, кто-то бросил по ручной гранате в каждый мусорный жбан.
В поисках подходящего оружия Лазарь двигался перебежками от одной машины к другой. Почти все были варварски разгромлены, перевернуты и выпотрошены. Тут и там на земле валялись части разоренных салонов: рулевые колеса, выдранные «с мясом» сиденья. Ковер битого стекла сухо хрустел под ногами. Кое-где в сияющей бриллиантовой россыпи попадались вкрапления «рубинов» – осколков, обагренных чьей-то кровью.
Опрокинутый на бок огромный черный «ландкрузер» походил на выбросившуюся на берег касатку. Пробегая мимо него, Лазарь споткнулся взглядом о темное пятно на земле со стороны днища. Сначала принял его за лужу масла, натекшего из пробитого картера, и подошел ближе.
Большая клякса запекшейся крови с вытянутыми во все стороны мазками брызг напоминала нарисованный детским мелом рисунок солнца. Вокруг «солнца» вращались «планеты» – ошметки одежды, принадлежавшей организатору этого маленького «большого взрыва». В центре солнца лежал топор. Лазарь не сразу заметил его, потому что металл не блестел на солнце. И, только подняв инструмент, он понял, что лезвие сплошь облеплено кусочками засохшей плоти.
«Не самый аппетитный топорик», – прокомментировала Дара.
– Хозяин красит оружие, а не оружие – хозяина, – пробормотал Лазарь, взвешивая топор в руке.
Хороший, тяжелый, с удобной прорезиненной рукояткой. Его бывший владелец не сдался без боя.
«Он и покрасил – вон какой красивый».
Где-то наверху гаркнула ворона. Лазарь инстинктивно пригнулся, сжимая крепче рукоять топора. Большие скопления птиц кружили высоко в небе черными тильдами. Вот уж кому сейчас праздник живота…
– Какой дом?
«Напротив тебя, через двор. Подъезды – с другой стороны».
«Если бы только подъезды…» – подумал Лазарь и, оглядевшись, быстро перебежал площадку.
7
Он обошел дом с торца и высунулся за угол, держа топор наготове.
Никого. Крыльцо первого подъезда, выкрашенное белым и голубым, бетонный козырек, заваленный останками сброшенного из окна фортепиано, палисадник, подъездная дорога вдоль здания. Через дорогу жмутся друг к другу прихваченные ржавчиной одноместные гаражики. Ни единого движения. Если, конечно, не считать стайки легкого мусора, вальсирующего между тротуарами.
«Первый подъезд», – просуфлировала Дара.
Это хорошо. Конец текущей цели есть начало следующей.
Стараясь не высовываться из-за кустов палисадника, Лазарь пробрался к крыльцу. И замер.
– Дверь закрыта, – процедил он сквозь зубы. – Замок кодовый.
Железная дверь со старым механическим замком. Два рядка круглых пронумерованных кнопок – по три штуки в каждом, между ними – кольцо. Система стандартная: чтобы открыть замок, нужно одновременно нажать три определенные кнопки и потянуть кольцо вниз. Такие замки быстро набрали в стране популярность, когда какие-то ребята взяли моду беспрепятственно заходить в подъезды и забывать там сумки с взрывчаткой.
«Дзынь!» – и конец текущей цели кареткой пишущей машинки отодвинулся в начало предыдущей.
«Странно, – озадаченно проговорила Дара, – в прошлый раз была открыта».
– Значит, мне уже начинает везти.
«Пробуй угадать».
Очень дельный совет – тут всего лишь хрен знает сколько комбинаций. Но другого выхода нет. Как и другого входа.
Лазарь вспомнил – на подобных замках всегда имелась заводская комбинация. Может, попробовать ее? Кажется, первый столбец кнопок…
Один, три, пять – кольцо вниз. Не идет.
«Давай наоборот», – предложила Дара.
Лазарь запустил пальцы в соседний столбец, потянул кольцо…
Вместо щелчка отпирающегося механизма сзади послышался треск.
Лазарь похолодел. В такой ситуации полагается медленно обернуться и…
– Не фартит, – самопроизвольно вырвалось у него.
Все как по сценарию – у одного из гаражей за ним внимательно наблюдал, по-собачьи склонив голову набок, человек.
Лазарь остолбенел от изумления. Если это и был человек, то – яванский. Крупный мужчина, почти голый (только вокруг шеи и бедер болтались какие-то рубища, оставшиеся от былой одежды), глаза глубоко посажены под сводами тяжелых надбровных валиков, массивная челюсть синеет дремучей щетиной. Из приоткрытого рта выглядывают наружу чесночные зубчики клыков.
