Вот и условия Игры, а то уж Лазарь начал беспокоиться. За условиями, как водится, следуют препятствия. Черт, чей же это голос?

– Не знаю, как мы, но вот они, – он ткнул пальцем в желтовато-серый прямоугольник окна за спиной, – засиживаться точно не собираются.

Джуда заелозил вспотевшими ладонями о штанины:

– Так я и знал, так и знал. Яни, там ведь могут быть мои предки.

Незаметно для всех Лазарь принял командование на себя:

– Итак, голосуем. Кто за то, чтобы идти в лагерь, поднимают руку.

Две руки – его и Джуды – взмыли вверх. Кисть Яники нерешительно присоединилась к ним через секунду.

Хорошо, что она сделала это сама, – не придется вышвыривать ее в окно.

– Единогласно! – Джуда добрел на глазах.

– Конечно, – хмыкнула Яника, – когда есть единогласие, не придется соглашать несогласных.

– Смешно. – Джуда придвинулся к подруге поближе. – Не бойся, солнце, я в обиду не дам. Все будет хорошо.

Лазарь старался не смотреть, как они целуются, и молча ждал.

– Кхе-кхем, – покашлял он, когда ждать дольше становилось оскорбительно. – Я, вообще-то, здесь.

Они оторвались друг от друга с полуулыбками на лицах и посмотрели на него.

– Выдвигаемся рано утром. – Только сейчас Лазарь по-настоящему понял, насколько сильно хочет вернуться в явь.

– Мы не решили, как быть с прокаженным, – вспомнил Джуда.

– Мы подумаем об этом завтра. А сейчас надо хоть немного поспать. Я пойду в спальню, а вы тогда – здесь…

– Да, точно, – охотно подхватил Джуда. – Располагайся в спальне Яни.

Когда Лазарь покидал гостиную, Джуда, незаметно от подруги, сально подмигнул ему.

Похоже, на счет этих двоих Дара попала в точку.

Спальня Яники располагалась через стенку. В дальнем конце была дверь на балкон, с которого Джуда имел привычку справлять малую надобность. Окно было зашторено, лунный свет едва брезжил через окошко в двери, отчего вся спальня казалась еще темнее. Предметы обстановки выдавались объемными черными пятнами в пространстве комнаты.

Лазарь нащупал на двери щеколду и закрылся изнутри. Полезно на случай, если кто-нибудь вздумает проведать его ночью, – не хотелось бы стать для Яники конфуцианской черной кошкой. Он ощупью добрался до кровати и, не раздеваясь, упал на покрывала. Закрыл глаза, прислушался к ритму сердца.

Пульс в норме, так что можно сразу приступать к выходу из инсона.

Вдох. Выдох. Вдох.

Если вход больше похож на туннель, то выход – однозначно на колодец. Лазарь сосредоточился на самом дне. Минуты через две тело стало терять плотность, как кубик льда, брошенный таять на июльском солнцепеке. Руки-ноги отнялись первыми; они истончились и исчезли, оставив туловище лежать на кровати беспомощным мясным оковалком.

Третья минута. Кусок льда истлевал на поролоновой губке. Лазарь медленно просачивался спиной в зыбкую трясину матраца. Четвертая минута – и вот он уже падает в нижнюю квартиру, позвоночником ощущая летящий на него пол. Ковер натянулся и лопнул под весом тела, как сетка паутины, пропуская на нижние этажи. Второй, первый… пятая минута.

Лазарь летел сквозь землю в непроницаемый мрак, потеряв вес и полностью испарившись. От него остались лишь мысли, свободно парящие в воздухе. Самое трудное сейчас – заставить себя открыть глаза. Если этого не сделать, можно падать так целую вечность, ограниченную ресурсами физического тела.

Нужно открыть глаза.

К потолку комнаты прилип размытый круг света из абажура торшера. Какое-то время Лазарь созерцал его, моргая глазами, пока пересохшее горло не свело перхотой. Надрывно кашляя, он перевернулся на бок, запутался в накидке и свалился с дивана на пол. Оказывается, чьи-то заботливые руки закутали его в плед, пока он был в отключке.

Лазарь проглотил слюну, и та покатилась по глотке раскаленным угольком. Выбравшись из пледа, уселся на пол, откинулся на сиденье дивана и принялся ощупывать лоб над правым глазом. К счастью, наяву рана оказалась не столь страшной – кровь грамотно остановили смоченным в перекиси водорода тампоном и заклеили лейкопластырем. Рассечение вроде того, что он получил в инсоне, для полного заживления в яви пришлось бы зашивать. К счастью для Бегуна, причинно-следственная связь между инсоном и явью инверсивна, и в квартире номер пятнадцать рана тоже затянется без вмешательства кривых игл и ниток. Казус в том, что благодаря этой инверсии он очнулся сейчас наяву с разбитой головой.

Кроме Лазаря в комнате никого не было. Настольные часы показывали половину первого ночи, там же на столе чьи-то заботливые руки (он подозревал, что все те же) оставили для него кружку и графин с питьевой водой. Присосавшись прямо к горлышку, Лазарь пил долгими жадными глотками, попутно сожалея о том, что владельцу заботливых рук не хватило ума, а может воспитания, поставить рядом ночной горшок, тазик или, на худой конец, еще один, но уже пустой графин.

Лазарь нашел Сенса, Дарению и Айму в гостиной на первом этаже. В камине потрескивал огонь, являвшийся единственным источником освещения в комнате. Неровный свет пламени заставлял тени на потолке извиваться в причудливом диско-танце. В комнате царили тепло и уют.

Сенс, укутанный в красный махровый халат, восседал в кресле, Инь и Ян в домашних майках и трико расположились на диване напротив. Когда Лазарь вошел, все трое быстро свернули беседу и уставились на него, как семейство сурикатов – на льва.

– Как продукты? – небрежно обронил Лазарь в сторону Аймы, усаживаясь на журнальный столик. – Все купила?

– Почти, – язвительно отозвалась японка. – Зоомагазин закрылся, так что завтра ты без завтрака.

Дара бросила на подругу укоризненный взгляд и поспешила уточнить:

– Как голова?

Лазарь поднял со столика чашку с кофе, который пил Сенс, и в два глотка осушил ее.

– Думать будет, твоими стараниями, – ответил он, возвращая Сенсу опустевшую чашку.

– Ну и денек, – нервно улыбнулась Дара. – Два раза сегодня тебя хоронила.

– Считай дальше завтра.

Сенсор поставил чашку на пол и принялся массировать указательными пальцами уголки глаз.

– А что будет завтра? – вяло поинтересовался он.

– Завтра будет круче, чем вчера.

– Да куда уж круче, – сумрачно отозвалась Дара.

Лазарь понял, что сейчас речь пойдет о том, что они так усердно обсуждали здесь до его прибытия.

Он вопросительно посмотрел на Дару.

– Марс напился, представляешь? – замогильным голосом объявила та. – Прогулял все уроки с какими-то старшеклассниками, те привезли его домой на машине… вдрабадан. Заблевал всю прихожую, ругался матом… – тут ее голос дрогнул, – пытался лапать Айму…

Дара умолкла, втянув голову в плечи, словно боялась получить подзатыльник, – и было за что. Теперь ясно, чего они так перетрухнули, увидев Лазаря.

Полгода назад Дара с Аймой привели в дом Марса. Мальчишку вытащили с улицы грязным беспризорником, нюхавшим клей, купленный на честно украденные копейки. Наделенный даром эмпатии, парень сразу попал в поле зрения Ведущего и его зондеркоманды. Само собой, его «играли» – юные дарования вроде Марса интересуют Ведущего в первую очередь. К счастью, Сенс засек Игру на ранней стадии, и мальчишку удалось отыграть. На том бы и закончить, но нет – сердобольные Инь и Ян не захотели отпускать несчастное дитя обратно на улицу, в лапы наркотиков и воровства. Им захотелось поиграть в Игру иного рода. Поиграть в покровительниц, воспитательниц, мам. С дозволения Мецената они взяли Марса на поруки и сделали сыном полка.

Лазарь сразу занял позицию против. Не только потому, что не любил детей (он их просто ненавидел), но, главным образом, потому, что не верил в перевоспитание как таковое. В принципе он допускал, что в юном возрасте из человека еще не поздно вылепить что-то путное, но дело это казалось ему до того трудным и неподъемным, что Лазарь даже кончиком мизинца не желал участвовать в подобном опыте. Поэтому сразу же открестился от любых попыток вовлечь себя в воспитательный процесс, лишь предупредив напоследок новоиспеченных мамочек, что трудный характер мальчишки аукнется им еще не раз.