— Ну вот ты и попалась. Вообще‑то ты должна была просто удивится такому неожиданному заявлению, — сказал я и проснулся.

Какой дурацкий сон, снова подумал я и огляделся. Я стоял внутри купола, в зале истукана. Сначала я поразмыслил о том, что слишком чётко осознаю, что нахожусь во сне, это больше похоже на историю. Потом — что мне теперь делать. Стоять здесь, пока не проснусь?

— Может ты подскажешь? — спросил я у статуи.

Великан покосился на меня.

— В том‑то и дело, что решить ты должен сам! — прогудел он.

Я аж подпрыгнул от неожиданности.

— Ты разговариваешь!

— Ты тоже, — сообщил истукан голосом столь низким, что от него по полу шла дрожь.

— Ну я‑то человек…

— Теперь да.

С виду он по — прежнему был обычной статуей, из камня или чего‑то похожего. Ни рукой, ни головой не шевельнул, только вперся в меня мертвым взглядом. Непонятно откуда голос идёт, губы‑то не двигаются…

— Это ведь ты со мной что‑то сделал? — сказал я после паузы.

— Я, — подтвердил истукан. — Меня заставили.

— Каким образом? — усмехнулся я. — Ведь ты не живой!

— Выходит, гуманность и сострадание присущи и мертвецам.

Я не понял, о чём он и сменил тему.

— И в чём я изменился? Чего во мне появилось, такого уникально — человеческого?

— В общем, ничего особо и не появилось, просто теперь у тебя появляются чувства, не заложенные программой. Твои действия невозможно достоверно просчитать. Твой хозяин отпустил тебя, потому что решил: ты никогда не пойдёшь на то, чтобы повредить ему. Вот только алгоритмы, заложенные им, могут в любой момент дать сбой. А когда именно — никто не знает.

— Кроме двоих… — прошептал я.

— Они тоже не знают — им это и не нужно. Для Дэнила и Чеслава важна лишь ситуация в конкретных, заранее выбраных, точках времени. Что происходит между этими точками — второстепенно.

— А я могу что‑нибудь изменить в этих промежутках?

— Конечно можешь. Но если ты реально что‑то изменишь, то они давно об этом знают.

— Везде засада…

— Именно.

Я попробовал зайти к проблеме с другой стороны.

— Слушай, а ты сам‑то, кто такой и откуда их знаешь?

Каменное лицо пошло мелкими трещинками — морщинками, губы изогнулись в улыбке. В этот момент я проснулся по — настоящему. Привстал с кресла, спинка в тот же момент поднялась, заглянул в щель — окно. В царившей снаружи полутьме виднелся мир, совсем не похожий на тот, через который мы вчера шли. За толстой броней, прямо из‑под окна, словно танк почти полностью закопали, расстелилась плоская, как стол, равнина. Небо закрыто быстро летящими тучами.

Я отошел в центр комнаты, задрал голову, рассмотрел в низком потолке очертания люка и принялся крутить ручку, ни капли не удивляясь: ни странному пейзажу, ни тому, что знаю об этом люке. Ручка застопорилась, один толчок, и небо с тучами открылось над головой. Я подпрыгнул и перевалился наружу.

Здесь было холодно. Изо рта вырвалось и тут же исчезло облачко пара. Я спрыгнул с верхушки танка, от которого над землёй осталось не больше полуметра, и тотчас почувствовал его. Чужак по — прежнему был невидим, но теперь он не прятался за спиной, стоял впереди и… что? Смотрел? Изучал? Хотел что‑то сказать?

«Кто ты?» — попробовал спросить я, но в морозный воздух вырвался лишь едва слышный хрип. Чужак подплыл ко мне, прикоснулся невидимыми пальцами, обволок, как плащом, почти неосязаемым телом. Пальцы полезли внутрь, в грудь, в голову. Деликатно, словно совершая какой‑то невероятно интимный процесс, призрак коснулся своим информационным отпечатком моего сознания.

Я увидел себя, бредущего среди развалин рядом с Давером. Я смотрел недоумённым взглядом призрака на двух людишек, которые внутри явно сложнее, чем подразумевает форма, которую они приняли. По сути они и не люди, они куда лучше… Призрак не мог понять этого несоответствия. И в этот момент, даже не своей головой, а мыслями чужака, я как никогда ясно и чётко осознал — нет в неведомых Изыскателях никакой жестокости. Люди могут смотреть только со своей точки зрения, поэтому не видят очевидного: никто не хочет их мучить, просто то, что они считают разумом и личностью — лишь набор бессистемных химических реакций. И чтобы упорядочить их, используются самые рациональные способы. Призрак несомненно был доволен моим пониманием, он транслировал новые мысли и образы, но моё внимание расплывалось, перед глазами всё текло и размазывалось, пока не стало однообразной бессмысленной мешаниной.

Когда я проснулся, Давер был уже на ногах. Точнее на коленях. Он залез внутрь одного из пультов управления, оставив снаружи только нижнюю часть туловища. Из покрытых тьмой электровнутренностей доносились скрипы вперемешку с кряхтением. Я выждал минут десять, в надежде, что результат деятельности Ференца проявится сам собой, потом не выдержал:

— Доброе утро. Чем это вы занимаетесь?

— Доброе утро. Вы не поверите, Валентин. А, впрочем, нет, поверите. — Давер вылез и стал сбивать с себя пыль. — Мне сегодня приснилось, точнее не столько приснилось, а… ну, наверное, как у вас. В общем, привиделось, что я управляю этой махиной, стреляю по кому‑то и, что самое главное, знаю устройство танка до последнего винтика. Теперь хочу проверить, можно ли вспомнить то, что знал только во сне. Учитывая, что это не совсем сон…

— Ага, — сказал я и посмотрел на потолок. В середине был незамеченный вечером люк. — И как, получается?

— Да как сказать… — Ференц снова заглянул в нутро пульта и голос его стал глуше. — До последнего винтика я его конечно не знаю. Но вот те вещи, о которых я думал во сне, запомнились мне, и они совпадают с тем, что я вижу… Куда мой фонарик закатился?..

— Ага, — снова сказал я. — Вы же понимаете, откуда на самом деле эти знания?

Давер на секунду замер, потом едва слышно вздохнул и заворочался, забираясь дальше.

— Понимаю. Что с того?

— Нет, ничего. А в кого стреляли, точно не видели?

Давер снова замер, теперь надолго. Может он придумывал, что ответить, может пытался вспомнить, хотя в последнем я сомневаюсь. В итоге, не вымолвив ни слова, продолжил свою возню. К несчастью, ответ я знал и сам. И чьими глазами смотрел Давер во сне и кого уничтожали с помощью этой машины.

— Для чего вам этот танк, Ференц? Хотите дальше на нём ехать?

— К сожалению, это невозможно. Машина сломана, и даже знай я на самом деле её до последнего винтика, починить всё равно не смог бы — нужных деталей и специального оборудования теперь ни найти. Мне интересно другое. Вы, Валентин, понимаете, что давало машине энергию для движения и стрельбы?

— Видимо какой‑то элемент, использующий распад, или наоборот, синтез, атомного ядра, — сказал я равнодушно. — Честно говоря, я не силён в технике, даже исторической. Гуманитарий…

— Но в это раз, оказались правы. Только здесь установлен не какой‑то элемент, а настоящий реактор. Танку нужна была прорва энергии…

— И что? Реактор до сих пор работает?

— А что вас удивляет? В таких устройствах заложен огромный ресурс прочности. Возьмите хотя бы трансгрессоры — от чего они по — вашему работают?

— Да лучше бы не работали… А зачем вам энергия?

— Что значит — зачем? Вы только представьте, насколько это полезная в хозяйстве вещь!

— Так мы теперь ещё на себе и огромную батарейку потащим?

— Это будет затруднительно — она весит не меньше тонны. Сейчас я только хочу проверить её исправность. Если всё нормально, можно будет потом вернутся с помощью и утащить её…

— Куда утащить? — не понял я. — В город?

— Ай! — сказал в ответ Давер, вылез и потёр указательный палец на правой руке. — Энергия есть. — Убедившись, что с пальцем ничего не случилось, он посмотрел на меня. — А причём тут город? Мы ведь людей ищем. Настоящих. Им реактор наверняка пригодится.

Я в который раз задумался — чего больше хочу: найти людей, чтобы помогать им, или чтобы убедится, что они не стоят этого. У Давера таких сомнений точно не было.