— Но не это главное, — снова заговорил Садри, вновь усаживаясь на стул напротив. — Давай вернемся к основному вопросу. Ты давно со статуями общаешься?

Голдфилд сжал кулаки так, что побелели костяшки, но не издал ни звука.

— Расскажи-ка, почему именно Александр?

Тишина.

— Питаешь слабость с истории Древней Греции? — усмехнулся Рино. — Или, может, к самому Александру? Еще один из тех сумасшедших, что влюблены в Македонского царя?

Гарри закусил губу.

— Что же ты молчишь?

— Никто не давал тебе права лезть в мою личную жизнь, — проговорил Голдфилд, едва сдерживая ярость.

— Личную жизнь? — переспросил федеральный агент. — Гарри, ты подталкиваешь меня к очень нелицеприятным выводам…

— Да не твое это дело! — взорвался Голдфилд. — Не твое это хреново дело, с кем я разговариваю и куда хожу!

— Я бы на твоем месте был поосторожней с выражениями, — спокойно предостерег его Садри.

— Не смей произносить имя Александра! — продолжал кричать Гарри. — Слышишь?!

— А то вдруг что? — Рино поднялся и, приблизившись к Голдфилду, склонился над ним. — Царь может обидеться?

Его насмешливый тон был последней каплей, переполнившей чашу терпения Гарри. Плохо соображая, что делает, он вскочил на ноги и набросился на федерального агента. Сцепившись, они покатились по полу, смахивая по пути один из стульев, который с грохотом упал. На шум в комнату для допросов вбежали двое агентов. Схватив Голдфилда, они с трудом оттащили его от Садри.

— Гарри Голдфилд, вы арестованы за попытку нападения на федерального агента! У вас есть право хранить молчание и право на адвоката! Все, что вы скажите, может быть использовано против вас! — тяжело дыша проговорил Рино, поднимаясь на ноги. — Уберите его! — он сделал знак своим помощникам, поправляя пиджак и галстук.

— Ты заплатишь за это! — прохрипел Гарри, пока агенты надевали на него наручники. — У тебя нет никаких доказательств, чтобы упрятать меня в тюрьму! У тебя ничего не выйдет!

В это время федералы вытолкали его за дверь и потащили по коридору.

— Ошибаешься, — проговорил ему вслед Садри. — Настало время тебе платить за содеянное, Голдфилд, а доказательства я добуду.

Громко хлопнув дверью комнаты для допросов, он быстрым шагом направился в свой кабинет.

Лилиан медленно вошла в зал эллинистической культуры Метрополитен Музея и подошла к статуе Александра Македонского. Остановившись перед ней, она несколько минут разглядывала скульптурное изображение властителя половины мира. Неожиданно, Тревис поймала себя на том, что тоже уже готова мысленно заговорить с изваянием. Каменный взгляд царя смотрел на нее в упор слегка надменным, но все же добрым взглядом. Странно, но в этих глазах не было ни жестокости, ни холодной бесчувственности.

Лилиан в сотый раз задала себе вопрос почему Гарри привлекла личность именно этого великого человека, когда у нее за спиной послышались чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела пожилого служащего музея. Мягко улыбнувшись и покачав головой, он прошел мимо по коридору.

— Подождите! — окликнула его Тревис и выбежала из зала. — Подождите!

Мужчина остановился и дождался, пока она поравняется с ним.

— Извините, — заговорила Лилиан, — я могу вас спросить?

— Конечно, мэм, — он кивнул.

— Вы улыбнулись, когда заметили меня возле статуи Александра. Почему?

Служащий усмехнулся.

— Не поймите превратно, — заговорил он мягким старческим голосом. — Просто последнее время эта скульптура довольно популярна. Все приходят и стоят перед ней, как будто Александр может с ними заговорить.

— А что, до меня приходил кто-то еще?

— Да, здесь постоянно бывает один молодой человек. Он часами стоит перед этой статуей и разглядывает ее. Иногда даже осторожно притрагивается. Один раз я хотел сделать ему замечание, что нельзя трогать экспонаты музея, но потом не стал этого делать. Мне показалось, что он бывает не в себе.

— А как он выглядит? — спросила Лилиан. — Высокий, худощавый, с длинными волосами и большими голубыми глазами?

— Да, мэм, он самый. Вы с ним знакомы?

— Кажется, да, — проговорила она. — Скажите, мистер…

— Бенжамен.

— Мистер Бенжамен, а нет ли в вашем музее какого-нибудь древнего изображения Гефестиона, близкого друга Александра и его наперсника?

— Есть, — служащий музея кивнул.

— А можно посмотреть? — с надеждой попросила Тревис.

— Конечно, пойдемте.

Они прошли обратно в зал эллинистической культуры, и мистер Бенжамен указал Лилиан на маленький каменный бюст хилиарха великой империи. Вплотную приблизившись к стеклу, за которым стояла фигурка, Тревис замерла на месте. Конечно, изображение было очень древним и сильно пострадало от времени. Кое-где камень был потерт или отбит. Но несмотря на все это Лилиан не могла не узнать до боли знакомых черт: длинные волосы, большие глаза, чуть вздернутый аккуратный нос и то же, постоянное выражение собственного превосходства на лице.

Словно зачарованная, стояла Тревис перед бюстом не в силах отвести от него глаз.

— Господи! — прошептала она наконец и, закрыв руками лицо, пошатнулась.

— Мисс? Вам плохо? — с тревогой спросил служащий музея.

— Ничего… ничего, — пробормотала она, опираясь на его руку, чтобы не упасть. — Голова закружилась… сейчас пройдет.

— Может, хотите присесть?

— Да, пожалуйста.

Он помог ей добраться до скамьи у стены.

— Садитесь, — Бенжамен усадил ее. — Я сейчас принесу вам стакан воды.

— Спасибо, — Тревис кивнула.

Оставшись одна в зале, Лилиан подняла голову и снова посмотрела на стеллаж, где стоял бюст Гефестиона. В эту минуту, она поняла, что ей страшно. У нее возникло жуткое ощущение, что все эти духи прошлого готовы вот-вот накинуться на нее и утащить с собой в преисподнюю. Леденящее чувство страха наполнило все ее существо и заставило снова закрыть руками лицо, чтобы не видеть этих скульптур, сверлящих ее своими безжизненными взглядами. Однако через минуту ей все же удалось побороть свою слабость и, встав, снова приблизиться к полке с бюстом.

— Гефестион, — тихо произнесла Лилиан. — Так ты и есть Гефестион!

Когда в тюремном коридоре послышались чьи-то шаги, Гарри закрыл глаза и с еще большим упорством отвернулся к стене. Он не желал никого ни видеть, ни слышать. Голдфилд не знал, сколько часов он уже провел в тюремной камере, но ему казалось, что прошла целая вечность.

— Голдфилд! На выход! — послышался грубый голос охранника.

Гарри не сдвинулся с места.

— Ты что, оглох?! Поднимайся!

Гарри посмотрел на тюремщика и нехотя встал с нар.

— Здесь тебе не дом отдыха! Руки за спину! — охранник резко развернул его к стене и надел на него наручники. — А теперь пошли!

Его во второй раз втолкнули в комнату для допросов и грубо усадили, при этом пристегнув к стулу наручники, сковывавшие его запястья. На этот раз в мрачном помещении с серыми стенами и большим зеркалом его ожидал не только Садри. За столом напротив того места, куда посадили Гарри, сидел худой мужчина средних лет со злым выражением лица.

Рино окинул Голдфилда критическим взглядом и довольно ухмыльнулся.

— Вижу, эти четыре часа в тюремной камере тебя немного остудили, — произнес он. — Ничего, к концу срока, который ты обязательно отсидишь, будешь, как шелковый.

Гарри не произнес ни слова и лишь сидел опустив голову.

— Познакомься, — продолжал Садри, — это доктор Мэтью Хардинг, психоаналитик. У меня есть серьезные сомнения по поводу твоего душевного здоровья, поэтому доктор побеседует с тобой.

Никакой реакции.

— Не буду вам мешать, — федеральный агент повернулся к психоаналитику. — Зайду через пол часа.

Сказав это, он вышел из комнаты, и прошел в специальное помещение за зеркалом, откуда обычно наблюдали за допросом. Внимательно следя за беседой врача с Голдфилдом, Рино старался не упустить ни слова. Однако Гарри, как назло, вел себя очень спокойно и отвечал на вопросы краткими репликами или же просто кивками головы.