— На следующее утро один из слуг увидел меня выходящего из покоев царя и распустил слух, будто я и Александр… Ну, сам понимаешь, — Гарри скинул полотенце и оделся.

— И сейчас ты боишься, что меня увидят и подумают о нас что-то не то? — Дэвид усмехнулся. — Поверь, никому и дела нет, кто и когда выходит из твоей квартиры…

— Хватит с меня лжи, — он с упреком посмотрел на Миллса. — Однажды это уже стоило мне жизни. Роксана — жена Александра — из жгучей ревности и ненависти подлила мне в вино какой-то страшный яд, от которого я сначала умер, а спустя пять веков очнулся, чтобы влачить вечную жизнь.

— Вечную жизнь? — Дэвид подался вперед.

— Да, Дэйв, я не могу умереть. Чего я только с собой не делал: и вены вскрывал, и поджигал себя, и топился. Бесполезно. И все из-за этой проклятой стервы, — Гарри повернулся к зеркалу и начал причесывать мокрые волосы.

— Сколько же ты уже живешь на свете?

— Почти тысячу восемьсот лет.

— Тысячу восемьсот лет?! — Миллс присвистнул. — Это немалый срок. А ведь люди мечтают изобрести эликсир вечной молодости, чтобы никогда не стареть и не умирать.

— Поверь мне, Дэвид, жить вечно не так уж приятно, — Голдфилд собрал волосы в аккуратную прическу и повернулся к ученому. — Это очень тяжело и больно, когда видишь, как люди вокруг тебя старятся и умирают, как ты теряешь тех, кто был тебе дорог и при этом даже не имеешь возможности воссоединиться с ними в загробном царстве. В душе ничего не остается, ничего.

— И теперь ты хочешь изобрести машину времени… — начал Миллс

— …Чтобы вернуться в нужный день и час и не пить то самое отравленное вино, — закончил вместо него Гарри.

— Но ты же изменишь ход истории! — воскликнул Дэвид. — Это неправильно!

— А что правильно?! Мучаться так, как мучаюсь я?! Что мне делать, Дэйв? Как избавиться от вечного бессмысленного существования?

Миллс не ответил. На самом деле он даже не знал, что сказать.

— Не знаю, — тихо признался он наконец.

— Вот видишь, ты не знаешь, — Голдфилд сел рядом с ним на диван. — А кто знает?

— Господь Бог, — также тихо произнес Дэвид.

На несколько минут в комнате воцарилась тишина.

— Мне пора на работу, — Гарри первым нарушил молчание. — Если хочешь, можешь остаться здесь.

— Нет, — Миллс покачал головой. — Мне тоже нужно на работу. Ничего, если мы выйдем вдвоем?

Он с упреком посмотрел на Гарри.

— Ладно, пошли, — согласился тот.

Садри прилагал огромное усилие, чтобы заставить себя вернуться к работе, но у него это никак не получалось. Его мысли снова и снова возвращались к разговору, подслушанному на улице. «Извини, Гарри, но мне часто кажется, что ни один человек не может быть тебе приятен кроме…» «Разве я когда-нибудь давал тебе это почувствовать?» «Не нужно обладать особым умом, чтобы это понять. Ты все делаешь только ради одной цели, чтобы вернуться и быть с ним. И я тебе нужен тоже исключительно для осуществления твоего плана. Разве я не прав?» «Дэвид, я…» «Ну, это и понятно. Ведь, учитывая ваши отношения…» «Не смей! Ни слова больше!» В голове федерального агента снова и снова раздавались слова Гарри Голдфилда и его собеседника. «Интересно, — подумал Рино, — что это за человек, столь дорогой для Голдфилда. И на какие отношения намекал его собеседник?»

В это время раздался стук в дверь, и в его кабинет вошел Дженкинс.

— Сэр, я выяснил, кто тот парень, что разговаривал с Гарри Голдфилдом, — начал он.

— И кто же? — спросил Садри.

— Его имя Дэвид Миллс, — Майкл протянул боссу файл с документами и сел в кресло напротив. — Он один из старших сотрудников фирмы «Нью Хорайзон», которая занимается исследованиями в области разработки квантовых компьютеров. Проще говоря, он ученый. Никакого криминального прошлого за ним не числится. Он с отличием окончил университет, потом получил диплом магистра, а через какое-то время и ученую степень. По жизни одинокий и очень замкнутый человек. Семьи у него нет, а родители живут в другом штате.

— Сколько ему лет? — поинтересовался Рино.

— Тридцать шесть.

— Интересно, — Садри потер рукой подбородок. — Зачем программисту может понадобиться изобретатель квантового компьютера? Ведь у них совершенно разные области деятельности.

— Не знаю, — Дженкинс пожал плечам.

— Давай-ка подумаем, — Рино начал рассуждать вслух. — Дэвид Миллс упрекнул Голдфилда в том, что он использует его в каких-то своих целях, и что это цель — какой-то человек, очень важный для Гарри. И еще Миллс намекнул на какие-то отношения между Голдфилдом и этим самым человеком, в результате чего последний взбесился. На какое обвинение, по-твоему, можно так среагировать?

— Трудно сказать…

— Ну, хорошо, представь, что тебя самого в чем-то обвинили. Что было бы для тебя самым обидным?

— Для меня? — Дженкинс задумался. — Ну, например, если бы меня обвинили в сговоре с каким-нибудь преступником.

— Для Голдфилда этот вариант не подходит. Что еще?

— Если бы сказали, что я совершил какое-то преступление, которое я не совершал.

— Дальше. Давай что-нибудь не связанное с твоей работой.

Майкл почесал затылок.

— Раз уж этот Миллс говорил о каких-то отношениях, может, он намекнул на то, что Гарри и тот самый человек… Ну, вы понимаете… Может, это ревность? — предположил он.

Услышав последние слова своего помощника, Рино остолбенел. «Ты все делаешь только ради одной цели, чтобы вернуться и быть с ним», — громко прозвучали в его голове слова ученого.

— Ты все делаешь только ради одной цели, чтобы вернуться и быть с ним, — тихо повторил Садри вслух. — Быть с ним…

Он откинулся на спинку кресла, чувствуя, как холодеет до кончиков пальцев ног.

— Господи! — прошептал Рино.

— Сэр, — Дженкинс с тревогой посмотрел на него, чувствуя, что с его боссом творится что-то неладное. — Вы в порядке?

— Да… я в порядке, — отозвался Садри. — Ты… иди пока, займись другими делами. А я… немного подумаю.

— Конечно, сэр, — молодой агент поднялся и вышел из комнаты.

Оставшись в компании лишь собственных безумных мыслей, Рино вскочил с места и начал быстрым шагом ходить по кабинету.

— Нет! Нет! — восклицал он. — Это какое-то безумие!

Наконец немного успокоившись, он вернулся в свое кресло.

— Гефестион, — пробормотал Рино, делая глубокий вздох. — Он же просто сумасшедший!

Его рука потянулась к телефонной трубке и набрала номер помощника.

— Майки, — начал он, когда тот ответил. — Свяжись с нашим психоаналитиком и договорись о встрече. Скажи, что мне очень нужно побеседовать с ним.

Мэтью Хардинг, скорей похожий на злобного психиатра, чем на безобидного психоаналитика, как обычно сидел в своем кабинете с абсолютно серыми стенами и копался в бумагах. Он уже давно сотрудничал с ФБР, и потому звонок Майкла Дженкинса и просьба о встрече нисколько не удивили его. Увидев Рино, вошедшего в его кабинет, Хардинг улыбнулся так широко, насколько только было способно его худое лицо. Подняв с кресла свою тощую фигуру, он пожал агенту руку.

— А, мистер Садри, — поприветствовал он Рино. — Рад вас видеть. Присаживайтесь.

— Спасибо, — федеральный агент опустился на стул напротив стола психоаналитика.

— Мне было довольно любопытно узнать, — произнес Хардинг, — что вы хотите побеседовать о раздвоении личности. Что именно вас интересует?

— Доктор Хардинг, — начал агент, — мне кажется, что я столкнулся с совершенно невероятным случаем. Я знаю одного парня, который, как мне кажется, страдает раздвоением личности и воображает себя неким историческим персонажем. В свете подобного заболевания его поведение может стать опасным. Поэтому я хочу узнать побольше об этом синдроме.

— Вы его уже арестовали? — поинтересовался психоаналитик.

— Пока нет. У меня нет для этого достаточных улик, — признался Рино.

— Ну, хорошо. Дело в том, что синдром раздвоения личности — довольно редкое и малообъяснимое явление.