Она подкладывала гостю на тарелку все новые куски, и они исчезали с фантастической скоростью, даже крошек не оставалось.
Сама же она села напротив, по-бабьи подперла щеку ладошкой, совершенно забыв, что непричесана, что халатик старенький и к тому же пуговица отсутствует на груди, а в открывшемся проеме выступает часто вздымающийся налитой бюст.
Сейчас Зинаида Леонидовна совсем не была похожа на Клаудию Шиффер — простая деревенская баба смотрела с умилением, как хорошо ест ее суженый, и сердце ее наполнялось тихой радостью.
А Иван Алексеевич тихо млел, поглядывая на пышный краешек ее груди, отправлял в рот очередной витой кренделек и не мог поверить в то, что наконец-то отважился покончить с опостылевшей холостяцкой жизнью.
Неужели эта богиня, эта великая, великолепная женщина согласится принять его предложение?!
Столько лет он не отваживался даже заикнуться о своих чувствах и даже в мыслях не допускал, что Владимир Павлович окажется таким идиотом, что упустит выпавший ему драгоценный шанс.
Да как же он не разглядел, не оценил ту, что столько времени жила рядом, бок о бок?!
Большое видится на расстоянии…
Поэтому он встал, церемонно поклонился и поцеловал крупную, натруженную руку Зинаиды.
А она вдруг зарделась и поспешно ее отдернула.
— Ах, что вы! Я без маникюра… и крем не успела…
Она привычно взглянула в круглое, висящее на кухне зеркальце и ужаснулась:
— А глаза-то! О Господи! Я сейчас… — метнулась она к заветным тюбикам. — Подождите…
— Я слишком долго ждал, — последовал решительный мужской ответ. — И мне вся эта штукатурка ни к чему. Я люблю вас, Зинаида Леонидовна… Вот такой… домашней… родной…
И она растаяла в его цепких объятиях… И ничего, что жениху пришлось приподняться на цыпочки, чтобы запечатлеть на ее губах горячий поцелуй…
Она в ответ чмокнула его в лысеющую макушку…
— Вы подумали? Вы согласны?
— Ах… я ни о чем уже не могу думать… — пролепетала Зинаида Леонидовна… — Да…
Иван Алексеевич действительно был незаменимым замом, поскольку всегда умел предусмотреть все до мелочей.
Его машина ждала у подъезда.
Он не любил откладывать дела в долгий ящик, поэтому, едва получив смятенное согласие Зинаиды Леонидовны, через несколько минут уже вел ее под руку к своему лимузину.
А несколько минут Зинаиде удалось урвать для того, чтобы хоть немного привести себя в божеский вид. Легкий макияж, тугой узел на голове — не по годам, несолидно носить распущенные лохмы, как какой-то модельке… У замужней дамы должна быть особенная стать.
Нетерпеливый Иван Алексеевич так бы и повез ее в загс в застиранном халате… Но тут уж Зинаида воспротивилась.
Ее лучший зеленый шелковый костюм сейчас делал ее похожей не на гадюку в блестящей шкурке, а на стройный мощный зеленый росток…
И в душе ее тоже пробивалась сквозь утрамбованную почву новая, свежая, молодая поросль…
Бабье лето на дворе… Последние теплые дни, бурный всплеск природы перед увяданием…
А у нее самый расцвет. Ее бабье лето в самом разгаре…
Глава 10
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
— Ты в отличной форме, Иришка! Мы кучу медалей привезем. А призовой фонд там знаешь какой?!
Константин Иннокентьевич так редко называл ее Иришкой, что Ирина сразу же насторожилась. Что ему надо?
В дверях спортзала маячил Галибин с белобрысой девчонкой из группы юниоров.
И Костик почему-то потащил Ирину к ним.
— Помоги старику, чемпионка. Встань в пару с молодым дарованием. Надо дотянуть девчушку до уровня…
— В резерв? — недоуменно спросила Ирина. — А вместо кого?
Все места в сборной уже давно были определены и расписаны.
Костик с Андреем Галибиным как-то потупились, неопределенно пожали плечами…
— Так… на всякий случай…
Ну, Костика-прохиндея Ирина уже отлично знала: скорее всего, опять увел перспективную крошку из-под носа у вырастившего ее тренера…
Но почему у Андрея блудливо бегают глазки? Его-то Ирина знала получше Костика…
— На всякий случай у меня времени нет, — отрезала она.
— Да, я понимаю… У тебя самой большие нагрузки… Но…
Ирина чувствовала какой-то подвох… Очередную пакость…
Костик явно хочет выкинуть кого-то из команды. Он ничего не делает просто так… Но кто намеченная жертва?
— Кто? — напрямик спросила она. — Или говорите прямо, Константин Иннокентьевич, или я и пальцем не шевельну.
— Понимаешь… — глядя в сторону, протянул Андрей. — Вика приболела… И, кажется, надолго…
— Да, — подхватил Костик. — Вряд ли оправится до Японии…
— Вика? А что с ней?
— Я не в курсе… — торопливо сказал тренер. — Что-то женское…
«Ты всегда не в курсе, — подумала Ирина. — Мы тебе нужны только живыми и здоровыми… Я уже на своей шкуре это испытала. Теперь Вика…»
— В какой она больнице? Я сейчас поеду.
— Она уже дома… — поспешил успокоить ее Костик.
А Галибин вынул из-за спины пакет с апельсинами.
— Мы вот ей гостинец… от команды… Чтоб не думала, что забыли… Так сказать, морально поддержать… — торопливо забормотал Костик.
…Апельсины… От команды… От имени и по поручению… Еще забыли чахлый букетик тюльпанов! Последняя подачка перед тем, как списать в расход… Вычеркнуть из памяти…
Неужели забыли, что я помню ваш профсоюзный подарок?! Я помню!
Ирина вырвала у Андрея пакет и с силой швырнула на пол, так что апельсины раскатились по белым дорожкам золотыми мячиками.
— Жрите сами свои апельсины! — с ненавистью выпалила она.
— Первенцева! Озверела?! — закричал Костик.
А Андрей побледнел и тоже закричал:
— Ты врубись в ситуацию! Дура! Команда же сгорит! Соболева после тебя вторым номером шла!
— Предатели! — зло прищурившись, бросила она им в лицо.
— Нам надо думать обо всех! Об общем деле!
Ирина зажала уши руками и бросилась в раздевалку.
«Единица — вздор! Единица — ноль! Голос единицы тоньше писка…»
Прав был Маяковский, для них каждый человек — ноль, пустое место. Главное — команда… Какое лицемерие!
Каждый мнит себя единицей, единственным и неповторимым.
А по сути получается — ноль. Ты ничто… была — и нету… пустота…
И эту пустоту, не ведая, что творит, с надеждами на лучшее тут же заполняет следующая единичка…
А ты уходишь в небытие…
Нет, ты можешь продолжать жить, ходить по улицам, радоваться теплому солнцу, пению птиц, любви своих близких… Но для тех людей, которых ты считал своей командой, ты уже умер…
Для них тебя просто больше нет.
Дверь Ирине открыл сам папаша Соболев. Он смотрел неприязненно, даже враждебно.
— Если вы опять с апельсинами, то съешьте их сами.
Он хотел закрыть дверь, но Ирина всунула в щель носок кроссовки.
— А что, их уже приносили? — догадалась она. — Галибин?
— Совершенно верно, — сухо подтвердил он.
— Не волнуйтесь, я швырнула их ему в рожу, — с удовлетворением сказала Ирина. — Я сама по себе. А что с Викой? К ней можно?
Он отступил на шаг под ее напором.
— А вы разве не в курсе? Все уже знают…
Холеный, великосветский папаша Соболев мучительно скривился, с трудом сдерживая слезы…
Тут уж Ирина не стала больше церемониться, скользнула мимо, вихрем промчалась по квартире и влетела в комнату Вики.
…— Уходите все! Никого не хочу видеть! Убирайтесь! — Тоненький Викин голосишко был исполнен отчаянной яростью.
И прямиком в Ирину полетела подушка. А следом вазочка с ночного столика. Из вазочки на ковер выплеснулись три красных тюльпана…
Бледная, зареванная Вика сидела в постели, опираясь на подушки. Вместо глаз — два пухлых красных мешочка, вместо носа — алая картофелина.
— Ничего себе, больная… — осторожно пошутила Ирина. — Столько энергии… А вот с меткостью плоховато. На сантиметр выше надо было бросать.
