Задрать юбчонку старой дуре и отомстить за все ее нравоучения! Класс!
Щипок получился что надо! Крепкий, сильный, что называется — от души. Интересно, сколько она не сможет сидеть на своей толстой заднице?
Почему-то все стоят столбом, как в параличе… Не понимают, глупые, какой простор для действий открывает им наступивший мрак…
У Петьки глаза были как у кошки, он прекрасно видел в темноте и наслаждался этой своей внезапной властью. Теперь со всеми можно рассчитаться…
«Домомучительнице» уже досталось — на очереди эта рыжая выскочка. Тоже ведь к папаше клинья подбивает. Или папаша к ней? Не важно. Главное — она угроза Петькиному безмятежному существованию.
Отчим у него уже имеется… Не хватало еще мачехи!
Одно останавливало его — по-прежнему крепко зажатая в Ирининой руке сабля. Еще рубанет, пожалуй, как по люстре, — полетят от Петьки клочки по закоулочкам…
— Зинаида Леонидовна, хватит рыдать, как на поминках, — послышался раздраженный голос отца. — Несите свечи. И позвоните в аварийку.
Значит, он уже опомнился и опять начинает отдавать руководящие указания. А при его энергичном напоре все всегда совершается в одно мгновение…
Надо спешить. Зинаида уже прошаркала по коридору, хватаясь руками за стену и подавляя приглушенные всхлипы…
Петька осторожно подкрался к Ирине, схватил за плечи, повернул и подтолкнул к выходу.
Неизвестно почему, но рука не поднялась сделать этой рыжей воительнице какую-нибудь гадость. Пусть просто исчезнет. С глаз долой — из сердца вон.
Чья-то невидимая рука повернула меня… Рука судьбы?.. Да… Все правильно… Мне надо бежать отсюда… Это само провидение толкает меня в спину…
А все мои надежды рухнули и раскололись, как эти хрупкие хрусталики…
Я ухожу… Я повинуюсь судьбе…
Резкий свет на лестничной площадке заставил ее зажмуриться.
— Отдай. Это папино, — сказал ломкий мальчишеский голос.
И Петька отобрал у Ирины старинную саблю.
Она увидела близко-близко его смеющееся лицо. Мальчишка смотрел на нее с ненавистью… и симпатией…
— Дуй отсюда! — как можно суровее сказал он, ухмыльнулся и добавил: — Пока они не сообразили, что к чему…
И Ирина предпочла последовать его совету.
…В глубине коридора уже колебались зыбкие огоньки свечей, которые Зинаида Леонидовна осторожно несла перед собой, крепко сжимая тяжелый бронзовый шандал.
С легкой сабелькой в руках Петька тенью скользнул в комнату, чувствуя себя нашим лазутчиком в стане неприятеля.
Осколки хрусталя громко хрустнули под чьими-то ногами, и Петька скорее угадал, чем увидел, что это отец протиснулся к нему, отодвинув в сторону застывших замов…
Отцовская рука скользнула по клинку и крепко обхватила Петькино запястье. Другой рукой он вдруг порывисто прижал Петьку к себе и быстро прижался губами к его виску…
Мальчишка обалдело дернулся от неожиданной ласки и хрипло бормотнул:
— Ты чего, па…
— Ничего… — Владимир отпустил его, кашлянул… и взял шандал из Зинаидиных рук.
Высоко подняв свечи, он осматривал «мамаево побоище»… или искал кого-то?
Петька с саблей в руках чувствовал себя полным идиотом. И зачем-то попытался оправдаться:
— Это не я…
— Я знаю. — Владимир забрал у него саблю. — Где ты ее взял? Это не игрушка…
— Поднял… в коридоре, — глядя прямо ему в глаза, соврал Петька и отчетливо увидел, что отец разочарован…
Все ясно! Он хотел видеть свою рыжую бестию… И… А не ей ли предназначался тот неловкий поцелуй?.. Между ними двумя уже давно кончились всякие там телячьи нежности…
— Это он! Ах ты, дрянь! — завопила Зинаида, увидев Петьку.
Ей моментально стало очевидно, кто позволил себе тот обидный щипок. Но Петька изображал наивного ребенка. Хлопал глазами…
— А что, люстру сшибли? Ух ты! А кто?
Он отскочил от Зинаиды за отцовскую спину и на всякий случай сообщил:
— А я сейчас вошел… Смотрю, сабля наша валяется… А Зинаида Леонидовна свечи несет…
— Ладно, иди спать, — буркнул отец. — Все равно света нет.
Петька бочком протиснулся мимо Зинаиды, которая растерянно соображала, кому из этих солидных, уважаемых господ взбрело в голову щипать ее за задницу… И зачем? На что намекали?
Глава 9
КОМПЕНСАЦИЯ
Фу… стыдно вспомнить, что она вчера натворила… Лучше бы забыть, да не получается…
Ирина с ожесточением поливала себя холодным душем. И от резких щекочущих струек к ней постепенно возвращались оптимизм и уверенность, что все не так уж и плохо…
А что, собственно, плохого произошло? Всегда лучше знать горькую правду, чем верить сладкой лжи.
Несомненно лучше. Ведь продолжай она верить в трогательную сказку, поведанную ей Владимиром, так и оставалась бы дура дурой. А теперь, когда она уличила его во вранье, перевес сил снова на ее стороне.
И она имела полное право расколотить эту вызывающе роскошную люстру! Да еще мало ему досталось! Надо было разнести в пух и прах все их уютное семейное гнездышко!
Непонятно только, зачем он прибегнул к такому унизительному средству, рассказывал о печальной участи неприкаянного вдовца, усыновившего чужого ребенка… Думал, что она смягчится, станет податливой и из нее можно будет вить веревки, играть на ее чувствах…
Дудки! Не выйдет! Здесь ты просчитался, дорогой!
Вот только зачем было уверять ее в своей любви? Зачем понадобилось заставлять ее верить в возможность невозможного?
Гораздо проще и без проблем он мог бы заранее определить для нее «свое место». Стоило только сказать: «Я женат и не хочу ничего в своей жизни менять. Если тебя устраивает такой расклад, то…»
А ее устраивает? Надо подумать…
Что бы она сделала, если бы услышала такое спокойное циничное предложение? Разозлилась бы и прогнала его в гневе или…
Честно говоря, пожалуй, Ирина такое предложение приняла бы…
Какая разница, каково семейное положение человека, сумевшего разбудить в ней незнакомые, такие волнующие ощущения… Разве имеет значение то, что в его паспорте стоит штамп или он просто живет с той женщиной в гражданском браке?..
Да разве ее волновало бы существование другой женщины, знай Ирина наверняка, что ее любимый искренен в своих чувствах к ней? Она все равно была бы счастлива.
И совершенно не имеет значения, сколько продлилось бы это счастье. Месяц, год или всю жизнь…
Ирина не привыкла заглядывать далеко в будущее. Она бы хватала и старалась удержать каждый миг, каждое мгновение, которое они проводят вместе… И она бы не терзалась муками ревности.
Разве можно ревновать к пустому месту? Разве можно ставить настоящую любовь на одну доску с долгом, обязанностью и удобством?
Ирина растерла всклокоченную голову жестким мохнатым полотенцем и решительно тряхнула мокрыми кудряшками.
Если бы Владимир нашел в себе мужество сказать правду, она бы считала свою борьбу за безраздельное владение им честным поединком с той, другой… Она вышла бы на тропу войны с открытым забралом. И ее оружием была бы только ее любовь.
Да и ему было бы проще не оставлять ей напрасных надежд, предоставить право бороться…
А он посчитал ее за идиотку! За маленькую глупышку… Интересно, сколько он рассчитывал скрывать свое вранье и пудрить ей мозги?
Да… расколоченной люстры действительно мало! Внутри все клокочет от жажды мести… И Ирина уже знает, какой должна быть эта месть…
Она быстро натянула привычные джинсы, просторную футболку, стянула волосы на макушке и помчалась оседлывать верного Росинанта — свой отремонтированный после аварии мотоцикл.
Сверкающая, как новенькая, «хонда» резво сорвалась с места. Ирина с удовольствием сжимала рукоятки руля.
Вперед, Мотенька! Поторопись. Твоей хозяйке просто не терпится…
В магазине электротоваров глаза разбегались от изобилия. Люстры, светильники, торшеры, бра… Хрустальные, фарфоровые, бронзовые, под старину и ультрасовременные, модерновые… А цены просто зашкаливали… Хвостик из шести нолей заставлял волосы вставать дыбом…
