Нюся прошипела:

— В детство впадает. Придуряется. И как не надоест?

Но Ира Первенцева уже катилась по перилам на первый этаж с радостным воплем:

— Именно здесь! Я к вашим услугам!

Она свалилась на мраморный пол и увидела перед собой пару настоящих мушкетерских ботфортов с квадратными пряжками. На пятках даже блестело некое подобие шпор.

Выше — черные брюки в обтяжку на длинных ногах, а еще выше — мягкий женский пуловер и неправильное лицо с носом-картошкой и огромными смеющимися глазищами, совершенно без косметики, но тоже, несомненно, женское.

— Приветствую вас, — сказала незнакомка низким, почти мужским голосом. — Сдается мне, это вы прибыли из южной провинции Гасконь?

Ира приняла вызов:

— Ага. Там у нас жарко.

— Виноград уже созрел? Можно давить терпкое красное вино?

Девочка вспомнила завьюженные зимние пейзажи родного Красноярска, столь непохожие на грязные, слякотные московские улицы, а тем более на юг Франции, и засмеялась.

Может, не так уж и трагично, что мать выдворила ее из дома? Здесь, кажется, назревает нечто любопытное.

— Мне вас рекомендовал Федор, — произнесла женщина с легким церемонным поклоном.

— Какой Федор?

— Его боевой псевдоним — Атос.

— А! Вообще-то я Ирина.

— А я Тамара Степановна. Иначе — капитан де Тревиль, глава королевских мушкетеров.

— Вы тоже играете в эту игру? — Девочка была приятно удивлена. Взрослые так редко увлекаются стоящими вещами, все больше интересуются всякими нудными пустяками вроде зарплаты или квартплаты.

А женщина в ботфортах была не только взрослой, но уже, похоже, и не совсем молодой. Девичья идеальная стройность — это бесспорно, но Ира успела заметить и другое: например, легкую паутинку морщинок на шее, под подбородком да серебристые проблески в короткой мальчишеской стрижке.

— Я не играю, — серьезно ответила Тамара Степановна, — я живу. Потому что фехтование — это моя жизнь.

Тамара Степановна, оказавшаяся тренером начинающих рапиристов, «застолбила» способную Иру Первенцеву за собой.

Отныне и навсегда жизнь девочки была связана не с легкой атлетикой, а с фехтованием. И с мушкетерами во главе с их лихим седеющим капитаном в высоких ботфортах господином де Тревилем. Вернее, госпожой де Тревиль.

Пластмассовые маска и шпажка продолжали свое существование уже в качестве некоего музейного экспоната или, скорее, талисмана, в недрах дорожной сумки.

Теперь Ира училась правильно обращаться с настоящим клинком — блестящим, длинным и гибким.

Ее, правда, немножко огорчило, что вместо смертоносного острия на конце у рапиры кругленькая пимпочка. Но Тамара Степановна объяснила на полном серьезе:

— А это сверкающая капля силы. В ней-то и собирается вся энергия. Как в маленькой далекой звезде.

Звучало красиво. Ира поняла и приняла такое сравнение.

Позже она узнала, что в кончике рапиры спрятано электроконтактное устройство для фиксации уколов в официальных соревнованиях, однако пимпочка так и осталась для нее маленькой звездой, которая всегда перед тобой, а значит, она путеводная.

Но больше всего наслаждалась девочка тем, что больше не запрещалась, а даже поощрялась работа левой рукой, которая была у нее ведущей.

Дома Иринку старательно переделывали в правшу и позорили при этом: и ест-то она не так, и пишет не по-людски.

Только отец пытался встать на ее сторону, но мама тогда выступила единым фронтом со школьными учителями, и ему пришлось отступиться, чтобы ребенок не метался меж двух враждующих лагерей.

А здесь сама госпожа де Тревиль воскликнула:

— Да ты находка для нас, д’Артаньян! Чует мое сердце — научишься побеждать своей нестандартной левой!

Когда остальные дети съехались на учебу, состоялась торжественная церемония посвящения. Но такой уж у Ирки был характер, что и тут не обошлось без маленького бунта.

Ребята в белых трико выстроились в линейку. Госпожа де Тревиль возложила д’Артаньяну на плечо рапиру, и юные фехтовальщики хором произнесли слова знаменитого девиза:

— Один за всех!

— Один за всех, — с готовностью, тонким от волнения голоском повторила новенькая.

— И все за одного! — грянула группа.

Произошла заминка.

Девчонка упрямо склонила рыжую голову, и шрам, с которого еще не сняли швы, резко выделился над левой бровью.

— Смелее, — подбодрила де Тревиль. — Все за одного!

— Нет.

— Почему?

Ребята заволновались. У них не принято было нарушать дисциплину и в особенности перечить обожаемой всеми Тамаре Степановне.

Может быть, ни в одной из секций этой элитной спортивной школы не собиралось столько трудных детей и подростков, сколько в фехтовальной.

Остальные тренеры предпочитали учеников вполне благополучных, которых не приходится ни приручать, ни перевоспитывать. Знай отрабатывай технику!

И только де Тревиль испытывала какую-то глупейшую симпатию к непокорным сорванцам. Считала, что из них-то и получаются самые сильные спортсмены.

Кто знает, может быть, детство самой Тамары Степановны протекало не так уж гладко…

Едва ли не каждый из этих детишек, наряженных в белоснежные костюмчики и сейчас таких безупречно подтянутых, тоже в свое время прошел через стадию непослушания, только они уже успели об этом позабыть. Взять хотя бы Федора, который в первые дни напоминал ощетинившегося ежа…

Но Тамара Степановна помнила все обо всех…

— Тихо! — прикрикнула она. — Разошлись и разминаемся! И без разговорчиков!

Она с разбегу оседлала коня — не живого, правда, а спортивного, безголового, и пригласила Иришку присоединиться.

— Ну? С чем же мы не согласны? Разве плохо, когда все за одного?

— Не хочу, чтобы все за меня заступались, — угрюмо набычилась Ирина. — Я привыкла справляться сама.

— Позиция понятна, — вздохнула Тамара Степановна. — Однако в корне неверна. А что, если силы неравны?

— Все равно.

Тренерша прищурилась и насмешливо хмыкнула:

— А ведь ты эгоистка! Способна ли на настоящую дружбу — это еще вопрос.

— Я?! Да я…

— Я да я, то-то и оно. «Все за одного» — это что, обязательно только за тебя? Но если требуется защитить не тебя, а другого «одного»? Федю, к примеру? Ты что, со всеми вместе не пойдешь? В сторонке отсидишься?

Низкорослый Атос в это время как раз пытался допрыгнуть до перекладины, и никак это у него не выходило.

У маленького графа де ля Фер нет отца, и мать сидит в тюрьме, и никто не возьмет его на каникулы. А случись с ним что, в самом деле?

— Ладно, — буркнула Ира. — Так и быть. Все за одного. Только, чур, не за меня! Все как хотят, а я — сама!

— Что ж, поживем — увидим, — не стала больше спорить Тамара Степановна.

Она-то знала, что человек не может существовать в одиночку. «Сам» он просто не выживет. Рано или поздно наступит день, когда этой самоуверенной крошке придется обратиться к кому-то за помощью. Не исключено, что именно к капитану королевских мушкетеров, Тамаре Степановне де Тревиль…

Все это случилось десять лет назад.

Как раз той теплой, слякотной зимой собралось в Москве семейство Львовых. Съехались из разных городов многочисленные дядюшки, тетушки, двоюродные сестры и братья Владимира.

И теперь все родичи скандировали хоть и громко, но с кислыми минами:

— Горько! Горько!

Именно десять лет назад двадцатипятилетний Владимир Львов женился. В первый и, по его глубочайшему убеждению, единственный раз.

Пленительная в своей печальной, хрупкой, лунной красоте невеста была чуть старше него.

— Сразу видно, не жилец Наташка! — неодобрительно перешептывались родичи Львова. — Сикильда малокровная! Кто знает, может, она вообще заразная? Откопал же себе Володька подружку! Да еще с довеском…

Довеском был нервный и астеничный Петя, которому тогда исполнилось три годика. Наталья, покинутая первым мужем, воспитывала сынишку одна.