Молодость Орельена — это трагедия обманов, которыми развращает сознание буржуазная мораль, скрытая тирания буржуазной демократии и т. п. Эта трагедия молодости, «осажденной» призраками, не раз привлекала внимание Арагона. Ей посвящены незабываемые строфы поэмы «Неоконченный роман». Мечты молодежи, ее естественные чистые иллюзии, ее безудержный, не считающийся с преградами, юный романтизм, ее самые смелые стремления буржуазное общество «помножает» на ложь индивидуализма, псевдосвободы творчества. Молодежи подсказывается метафизическое решение жизненных проблем. Молодежь обезоруживается, поверив лжи, становится жертвой «волков» — хищных сил эксплуататорского строя. Вот почему задача овладения «реальным миром» является столь настоятельной и столь не простой для человека, освобождающегося от рабства капитализма.
Орельен — герой, которому так и не суждено познать реальный мир. Первое, самое страшное препятствие на пути познания реального мира воздвигла перед Орельеном война: все, что было в нем лучшего — мужество, стремление к братскому общению с людьми, любовь к родине, — Орельен отдает на потребу несправедливой войне. Когда война кончается, Орельену на первых порах хватает нравственных сил, хватает честности спросить себя: была ли эта победа — победой? И он отвечает отрицательно. Он приходит к заключению, что все происшедшее с ним еще не было настоящей жизнью, что настоящая жизнь впереди, и пытается, в двадцать девять лет, начать жить сначала. Его постигает неудача. Почему? Арагон не сводит различные ответы, скрытые в романе, к какому-нибудь одному. Но он с большой четкостью описывает причины, которые мешают Орельену полностью постигнуть реальный мир, без чего нельзя начать жить настоящей жизнью. Мешает прежде всего — и это сознает сам Орельен — паразитизм, внешне «счастливое», а в действительности неблагоприятное для него стечение обстоятельств, в силу которых он имеет возможность жить не работая.
Другой мотив, резко противопоставляющий этот образ трактовке людей из «потерянного поколения», — это провал попыток Орельена «возместить» свою общественную неполноценность «сокровищами» личной жизни. В его поисках настоящей любви есть, конечно, свое обаяние, минутами любовь эта высокопоэтична, вдохновляется поисками подлинной душевной чистоты. Конечно, поиски эти не столько противопоставляют некий истинный идеал личности идеалу общественному, сколько сталкивают бессильную мечту с жестокой действительностью. Арагон прямо подчеркивает, что Орельен не вправе претендовать на «чистоту». Откровенно пародийна бытовая картина — описание того, как Орельен принимает ванну. В жажде «абсолюта», «абсолютной чистоты» он сосредоточивает внимание на каждом вершке своего тела. Мир Орельена — это микромир, его мечта — микромечта. Стоит выйти за пределы этого мирка, и герой наш оказывается пошловатым парижским донжуаном 20-х годов.
Еще на войне хозяева Орельена приучили его совершать страшные, чудовищные поступки, выдавая их за образцы нравственного величия и морали. Перейдя из военного ада в «холодный ад» послевоенной Франции, Орельен продолжает пользоваться приукрашивающими масками для самых сомнительных своих поступков. Так, оскорбление, нанесенное Беренике, он оправдывает неким неписанным мужским кодексом. Участвуя в коммерческой афере, связанной с именем популярной актрисы, Орельен не сомневается, что он «в своем праве»: он лишь оказывает услугу друзьям.
Если реальный мир и открывается Орельену, то только с другого берега, с того берега, где под «реальностью» понимается деловой практицизм, отказ от своего человеческого достоинства. Равнодушие Орельена летом 1940 года, его циническое неверие в спасение родины и одновременно сентиментальность напоминают, что перед нами человек, взирающий на любые идеалы так, как взрослый смотрит на свои каракули в ученических тетрадках перед тем, как их выбросить на чердак. Если в первую мировую войну Орельен был человеком обманутым, действовавшим под влиянием непосредственного чувства, то во вторую мировую войну он, в сущности, уже близко подошел к тем, кто обманул французский народ, подготовил поражение. В отличие от авторов, сильно запутывающих жизненные «концы» героев «потерянного поколения», Арагон приговаривает Орельена беспощадно. Он задумывает как логическую развязку драмы переход Орельена к петеновцам. Очень тонко Арагон подчеркивает, что, конечно, Орельен стал средним, пассивным коллаборационистом. Это вполне в образе героя, но вряд ли это его оправдывает.[1]
Логика этой человеческой биографии строго подчинена здесь той оценке буржуазного общества, которая естественна для Арагона, как подлинно реалистического художника, как писателя-коммуниста.
В этом смысле, то есть в смысле авторской оценки, Береника трактуется иначе.
В книге «Я раскрываю карты» Арагон объясняет, что ему хотелось показать, как, в условиях войны, образуется пропасть в отношениях мужчины и женщины; жизненный опыт воюющего мужчины резко отличается от жизненного опыта женщины, остающейся в тылу, в раковине своего мещанского бытия. Это суждение Арагон, вероятно, не относит к нашему времени, но для героев, о которых он пишет, для той среды и времени сопоставление это закономерно. Оно закономерно противопоставляется трактовке женской судьбы в книгах о потерянном поколении, где образы героинь «плавают» в том же алкогольном пару, что и образы героев.
В отличие от другой пары — Жана де Монсэ и Сесиль в «Коммунистах», — Береника и Орельен оказываются, каждый по-своему, скованными предрассудками буржуазного общества. Но Береника в какой-то момент порывает с этими предрассудками, с буржуазной моралью. Конечно, не в тот момент, когда она, оскорбленная Орельеном, становится возлюбленной молодого поэта Поля, а в тот момент, когда, в отличие от Орельена, потрясенная бедами Франции, выносит приговор буржуазному обществу и приговор самой себе, какой она была прежде.
Береника напоминает нам госпожу Бовари чертами своей биографии. Но трагедия госпожи Бовари имеет совсем другие истоки, Эмма Бовари делает попытку выйти из порабощения. Неудача предопределена тем, что она пытается порвать цепь мещанского существования в очень важном для нее, но отнюдь не решающем звене, и, в результате, цепь эта впивается еще более жестоко в несчастную мечтательницу, и она гибнет. Береника же внутренне побеждает. Могут сказать, что переворот, изображенный в эпилоге, касается только внутренней жизни Береники. Это так, но реалистическое раскрытие внутренней жизни неразрывно связывает «человека и историю». В эпилоге Береника вырастает в наших глазах. Она занята не своими мучениями, а страданиями своего народа. Знаменательно, что в эти дни обнаруживается духовное родство Береники с испанским патриотом, скрывающимся от полиции.
Время берет за руку Беренику и уводит далеко и от Парижа 20-х годов, так поразившего ее провинциальную душу, и, в сущности, далеко от Орельена. Береника четко различает теперь в Орельене черты обывателя.
Думается, мы вправе, отнюдь не завышая оценки автором его героини, предположить, что она той же породы, что и Сесиль Виснер в «Коммунистах». Счастье Сесили в том, что она прошла важный для нее отрезок жизненного пути, взяв то же направление, что и любимый ею человек — Жан де Монсэ: они оба приобщаются к патриотическому движению, которое возглавили коммунисты. Героиня Арагона одинока. Она только начинает свой отход от буржуазного мира, начинает его, кстати сказать, так же, как и Сесиль, с разочарования в близких людях, которые оказываются низменными и ничтожными существами; Беренике открывается ничтожность и пошлость той среды, в которой она жила.
Встреча Береники и Орельена после восемнадцатилетней разлуки отнюдь не сблизила их через «бездну лет», как надеялся Орельен. Береника разбужена бедствиями своей родины. Орельен же готов «приспособиться к поражению». Слушая их беседу, мы чувствуем, что, сближаясь, они, как на дуэли, осознают себя противниками. Через несколько часов Береника погибает от случайной пули из немецкого танка.
