– Папа? У тебя все в порядке?

И как мне повезло, что она у меня есть.

– Папа?

Кимберли не знает подробностей о моей работе, но Джанет за все эти годы многое ей рассказала. Так что моя дочь имеет общее представление об убийствах, которые я совершал, работая в ЦРУ, и знает, что моя нынешняя служба каким-то образом связана с контртеррористическими операциями. И все же я никогда до нынешнего момента не отдавал себе отчет, как я заставляю ее волноваться. Не осознавал, что всякий раз, когда где-то взрывается какая-то бомба или рушится какой-нибудь мост, она автоматически начинает думать, не ранен ли я при этом, не погиб ли.

– Я люблю тебя, Кимберли! – сказал я. – Прости, что заставил тебя беспокоиться.

– Ну, по крайней мере, на этот раз ты сам мне позвонил.

Я почувствовал себя виноватым. До сего момента я думал, что первой мне позвонит Джанет, и я ее тут же успокою, а уж потом поговорю с Кимберли. Моя дочь – человек цельный и уверенный в себе; я, кажется, давно уже привык считать ее матерью, а Джанет – ребенком.

– Я в полном порядке, – сказал я. – А как мама?

– Папа, я очень беспокоюсь! Эта бомба в отеле – это было нападение террористов? И теперь будет что-то еще?

Я посмотрел на цветной монитор, установленный на стенке салона. Он показывал нашу скорость, высоту и предполагаемое время прибытия. Мы шли с приличной скоростью. Если компьютер не врет, к полуночи мы с Куинном будем в Вирджинии.

– Нам пока что очень мало известно про этот взрыв, – сказал я ей. – Но я уверен, Департамент внутренней безопасности предпринимает все меры, чтобы не допустить повторения атаки.

Кимберли застонала.

– Господи, папа, ты говоришь точно так, как тот клоун из ФБР, что вещал на телевидении. Я же твоя дочь, ты не забыл? Ни за что не поверю, что ты мне в должной мере не доверяешь и не сообщаешь всех подробностей. Так что там было на самом деле?

Кимберли училась в старшем классе средней школы. Так что я ни под каким видом не мог сообщить ей никакую инсайдерскую информацию, которую она желала получить. Если она что-то расскажет друзьям, сплетни и слухи тотчас пойдут гулять по всей округе, и нехорошие парни вполне смогут отследить, откуда ветер дует, а это поставит ее жизнь и жизнь Джанет под угрозу. И поскольку я не мог такого допустить, то решил сменить тему разговора.

– Почему ты не на занятиях?

– Так я и знала! – сказала она. – Ты на Западном побережье! А там у вас сплошной кошмар! И ты наверняка об этом забыл, но у нас же сейчас зимние каникулы!

– Ох! – сказал я. – А я-то думал, что каникулы были в декабре.

Она вздохнула.

– Тогда были рождественские каникулы.

Я люблю свою дочь, но то, в чем меня обвиняет Джанет, тоже правда. Я не слишком занимался ее воспитанием, я никудышный отец. Может, когда-нибудь у меня образуется свободное время, чтобы исправиться – по крайней мере, так я себя убеждаю. Я сознаю, что Кимберли, должно быть, чувствует эту мою отстраненность, удаленность, считает себя оставленной без внимания – и все это по моей вине, – но когда-нибудь я все-таки займусь этой проблемой. Впрочем, это будет означать, что мне придется посвящать ей значительные отрезки времени, а на данном этапе у меня этого времени нет. Я, конечно, не все время отсутствую, мы видимся с нею пару раз в год, но суть дела в том, что во всем, что касается Кимберли, я в значительной мере всегда один, как перст.

И вот сейчас я как раз намеревался проявить о ней некоторую заботу, потому что знал, что Джанет пребывает нынче в отчаянном положении, так что мне нужно узнать, как она себя чувствует. В частности, меня интересовало, сообщила ли Джанет дочери в своем разрыве с Чапменом. И я решил сразу взять быка за рога.

– Как там планы насчет свадьбы?

Она немного помолчала.

– Кажется, с ними все окей.

– Объявления уже дали?

– Нет, пока еще рано.

– А ты выбрала себе платье, чтобы выступать в роли подружки невесты?

– Это будет потом, позже.

– Тебе неприятно об этом со мной говорить?

– А ты как думаешь? Я бы предпочла, чтобы она вообще замуж не выходила, понятно? И еще предпочла бы, чтобы ты меня про это не спрашивал. Мне скорее хочется, чтобы вы оба присутствовали в моей жизни. Если ты так уж хочешь узнать все о ее свадьбе, почему бы тебе не позвонить ей самой?

В трубке на заднем плане звучали голоса каких-то тинэйджеров.

– Ты где сейчас? – спросил я. – В молле? Шоппингом занимаешься?

Дочь издала грустное хмыканье, какое не должен издавать тинэйджер. Это был такой звук, который сообщил мне, что в ее глазах я не просто беспомощен как отец, но и вообще безнадежен.

– Ты просто позвони маме, – сказала она. Вот так. И отключилась.

Джанет всегда считала меня вредным и отвратительным. По ее оценке, брак со мной был самой крупной ошибкой в ее жизни. Если бы у нее была возможность начать все сначала, она бы пожила со мною некоторое время во грехе, а потом бросила бы меня в тот день, когда родила.

Я первым готов признать, что отношения между нами не всегда были отличными, но у какой семейной пары они такие уж отличные?! Все наши ссоры и конфликты я отношу за счет того, что в подобные моменты находился в критической ситуации; во всем виноват стресс, этот неизбывный компонент моей работы, моя злость, та пустота у меня в груди, где вообще-то должно находиться сердце, отсутствие сочувствия и такта, которые люди по большей части рассчитывают найти в супруге, а также депрессия, в которую я впал, когда возможность убивать людей от имени и по приказу ЦРУ внезапно исчезла.

Однако за последние несколько лет я немного исправился, стал несколько другим человеком. Последнее время я не так страдаю от внезапных перемен настроения, и мне даже хочется изыскать возможность показать Джанет, насколько я переменился со времени нашего развода. Не потому, что хочу ее вернуть (как говорила Лорин) – я и впрямь этого не хочу, – но из-за Кимберли, которая сейчас входит в такой возраст, когда иметь заботливого отца гораздо важнее, чем в любое другое время. Мне просто хотелось добиться такого положения, при котором Джанет, может быть, обнаружит, что вполне может говорить нашей дочери обо мне что-то положительное.

Я бросил взгляд на спящего Куинна в надежде, что он не проснется в самый разгар моих разборок с Джанет. Разговор с Лу о моем свидании с Джанин был и так достаточно громким и беспокойным. Я все же решил рискнуть и набрал номер Джанет.

– Чего тебе надо? – осведомилась она таким резким тоном, словно уже много часов пребывала в скверном настроении, и тут вдруг обнаружила, что я стою рядом с нею.

Я проигнорировал этот ее тон, понимая, что ей приходится подхлестывать и подзаводить себя, чтобы быть в состоянии со мной разговаривать. Вряд ли стоит ее за это винить, она просто таким образом обороняется. Как высокопарно выражается ее мозгоправ, она, конечно, могла развестись со мной, но никогда не была в силах «осушить резервуар, наполненный неизбывной болью от наших отношений».

Джанет задала хороший вопрос. И в самом деле, чего мне от нее надо? В глубине души, надо полагать, я задавался вопросом, не может ли ее разрыв с Чапменом каким-то образом стать катализатором, способным восстановить дружеские отношения между нами. Может, она тоже об этом нынче думала и в конце концов поняла, что я не такой уж плохой малый и что, сообщив ей о проблемах и скверных чертах характера Кена, я таким образом дал ей понять, что хочу более близких отношений с нею и с Кимберли. Если бы рядом не было Куинна, я бы даже, может быть, упомянул между прочим о некоторых добрых делах, которые совершил со дня нашей свадьбы – таких, к примеру, как то, что спас сегодня нескольких пострадавших при взрыве. Вполне вероятно, что после этого она будет более прилично ко мне относиться.

– Ты слыхала про взрыв в отеле в Эл-Эй? – спросил я.

– Это что, твоя работа?

Вот вам, пожалуйста!

– Бог с тобой, Джанет!

– Стало быть, твоя?