Пожарные даже удивились, когда вошли в детскую и обнаружили, что лица детей прикрыты мокрыми полотенцами. Именно это и спасло их в ту ночь, поняли они, хотя одна из близняшек позже умерла, уже в больнице.
* * *
– Сукин ты сын! – заявил Огастес Куинн. – Какой же ты крутой сукин сын! Уж это-то я должен признать! – Да, это вам не какая-нибудь шекспировская драма. Крид к этому моменту уже должен был быть мертв, а он не был. – Ладно, на этом закончим. Ночь уже на исходе, – добавил Куинн.
Они стояли по разные стороны тюремной решетки, в шестидесяти футах под поверхностью земли. Донован Крид с трудом поднялся на ноги – на это у него ушло довольно много времени – и занял выгодную позицию, откуда теперь, улыбаясь, глядел на этого жуткого на вид гиганта, управлявшего пыточным устройством.
– Сколько я продержался? – спросил Крид. – Восемь секунд?
Неуклюжий гигант кивнул в ответ.
– А теперь пусть будет десять.
– Помрешь ведь, – сказал Куинн. Хотя эти двое уже много лет работали бок о бок, он произнес это предупреждение совершенно равнодушным тоном, без каких-либо признаков заботливости или теплоты.
Как полагал Крид, для Куинна все это было всего лишь очередным делом. Донован платил своему приятелю за то, что тот подвергал его испытаниям на этой пыточной машине, а Куинн лишь выражал свое отношение к мысли о продолжении этих испытаний. Вряд ли он станет сильно расстраиваться, если Крид и впрямь умрет нынче же ночью. Над этим соображением Донован раздумывал целую минуту.
Установка под названием АДС была создана в ходе войны в Ираке в качестве средства против гнусной практики террористов использовать гражданское население в качестве живого щита. Оружие это эффективно работало на расстоянии до четверти мили, испуская невидимый луч, который был способен проникнуть в тело человека сквозь кожу и во мгновение ока довести до точки кипения все содержащиеся в его теле жидкости. Идея была простая: наведи это оружие на толпу, щелкни выключателем, и все тут же падают на землю от жуткой, мучительной боли. Потом отключи подачу тока, убери установку и начинай выбирать террористов из кучи упавших людей. Через несколько минут все они придут в норму. К сожалению, в ходе проверочных испытаний вдруг появилось сообщение о некоторых солдатах, у которых возникли неизлечимые травмы – пострадало сердце или разорвалась селезенка. Когда в дело вмешались организации, озабоченные защитой прав человека, взрыв возмущения в обществе был настолько громким, что о практическом использовании этого оружия пришлось забыть.
Донован Крид был одним из первых, кто испытал на себе действие АДС, но не получил при этом никаких серьезных телесных повреждений. Впервые проверив его действие, он понял, что у этого оружия огромный потенциал, что его можно использовать как полевое пыточное устройство – при условии, конечно, что его можно будет усовершенствовать, модифицировать, доведя до таких размеров, чтобы им удобно было пользоваться одному человеку. С этой целью Крид убедил командование забыть про один из первых испытательных прототипов на достаточно долгий период времени, чтобы дать ребятам из его команды – большим прохвостам и любителям всяких жутких устройств – возможность попытаться превратить его в нечто вроде карманного радиопередатчика.
Оружие, в настоящий момент нацеленное на Крида сквозь прутья тюремной решетки, было одним из трех экземпляров, изготовленных к нынешнему времени. Другие два были заперты в укромном шкафу в двадцати футах отсюда. Эти три экземпляра были последним поколением, и это означало, что они гораздо меньше размерами, чем оригинал, но не такие уж небольшие, какими станут в конечном итоге, чтобы соответствовать целям Крида. И тем не менее, каждый этап их совершенствования требовал испытаний на человеке.
– Ты ж сам не веришь, что я помру, – сказал Донован. – Ты просто проголодался.
Куинн проигнорировал это замечание.
– Две сотни солдат прошли испытания с этой штукой, – провозгласил он. – Сорок шесть из них – с боевым опытом…
Крид лишь отмахнулся.
– Это давно известно, – заметил он.
Куинн повернулся лицом к видеокамере.
– Я хочу, чтобы мое предупреждение было записано. Я советую тебе прекратить это.
– Не говори вздор, – сказал Донован. – Даже если ты смоешься, я найду способ проделать это самому, без твоей помощи.
– Я что хочу сказать, – ответил Огастес, – если я уйду, а ты тут скопытишься, то кто отключит луч?
Крид изучающим взглядом смотрел в темные, словно мертвые глаза гиганта, пытаясь отыскать в них пресловутые признаки доброты и человечности.
– Ты что это, – спросил он наконец, – тебе меня жалко стало?
Куинн не ответил, и Донован понял, что если и имелся какой-то ответ на его вопрос, прочесть его в глазах Куинна было невозможно. Глаза Огастеса отнюдь не были воротами в его внутренний мир, в его душу. Это было скорее такое место, где могла найти гибель любая радость, любое веселье.
– Видишь ли, – сказал Куинн, вроде как пытаясь прояснить вопрос, – если я буду продолжать держать его включенным, все ассасины, все спецподразделения профессиональных киллеров и половина вооруженных сил страны тут же начнут старательно вбивать меня в землю.
– Ох, черт побери, Огастес, да эти парни пытаются убить меня всякий раз, когда изобретают новую подобную игрушку. Не забудь, мне за это дерьмо очень неплохо платят.
– Надеюсь, авансом?
Повернувшись к камере, Крид сказал:
– Если я сегодня умру, отыщите этого паскудного ублюдка и прикончите его, как бешеную собаку. Он вообще-то и есть бешеная собака.
Затем Донован подмигнул своему уродливому приятелю и встал поустойчивее.
Куинн пожал плечами.
– Я всегда могу стереть эту запись, – сказал он, еще секунду выдерживал взгляд Крида, потом проверил свой секундомер и щелкнул выключателем.
Десять секунд спустя Донован валялся на полу, на спине, без признаков жизни, хотя эхо его воплей еще продолжало звучать, отражаясь от тюремных стен.
Огастес Куинн, человек совершенно не отягощенный никакой сентиментальностью, оставил Крида лежать там, куда тот свалился, и достал видеокарту из видеокамеры. Завтра он отошлет копии записи в Агентство национальной безопасности, в ЦРУ и в Департамент внутренней безопасности.
Куинн сунул карту в карман, но в этот момент замер, услышав некий слабый звук. При отсутствии полной уверенности он предпочел бы не протискиваться в узкую дверь тюремной камеры – это ведь все-таки был Донован Крид, так что Куинн неохотно вошел в камеру, опустился на колени и взял Крида за руку, пытаясь нащупать пульс. Так его и не обнаружив, он пристроил голову мертвого в свою гигантскую ладонь и приложил ухо ко рту Донована.
И услышал хриплый шепот:
– И это все, на что ты способен?
Куинн резко отшатнулся.
– Ты настоящий сукин сын! – заявил он, уже во второй раз за эту ночь.
Когда-нибудь, в один прекрасный день, когда он будет выпивать в каком-нибудь баре с байкерами или висеть на крюке для мясных туш на какой-нибудь бойне, кто-нибудь непременно задаст ему вопрос, кто был самым крутым парнем из всех, кого он когда-либо встречал в своей жизни. И он ответит.
Он ответит, что это был Донован Крид, и приведет дюжину примеров того, каким крутым был этот Крид, не забыв про вот эти последние события. И перескажет их в точности так, как они происходили нынче ночью – нет никакой нужды что-либо приукрашать, – и закончит рассказ, процитировав вот эти последние слова Крида: «И это все, на что ты способен?». И парень, выслушав его историю, непременно улыбнется, потому что последние слова Крида – сущее золото.
Однако, как оказалось, это были вовсе не последние слова Крида.
– В следующий раз, – заявил он, – дашь мне двенадцать секунд.
Огастес тяжко вздохнул.
– Надо было мне с собою сэндвич сюда захватить.
Куинн не боится никого, ни человека, ни зверя, за исключением мужчины, который сейчас лежит у его ног. И особенно он боится той паскудной гадости внутри этого мужчины, которая заставляет его ночевать в тюремной камере всякий раз, когда он оказывается в их штаб-квартире в Вирджинии, или даже – во всех прочих случаях – на чердаках или в иных жутких помещениях, куда можно забраться только ползком, в домах, владельцами которых являются какие-то странные, никому не известные личности. Никак не может Куинн измерить и оценить запасы того топлива, которые питают безумное желание Крида всячески усиливать свою устойчивость и сопротивляемость пыткам, устраивая эти жуткие ночные сеансы, чтобы самому играть в них роль подопытного кролика, испытывая самые последние новинки смертельного боевого оружия, какое только успели разработать и создать на сегодняшний день.