Снимки президента на площадке для гольфа печатались в газетах и журналах довольно часто: улыбающийся Айк, двое впереди с сумками, набитыми палками для гольфа, еще двое с такими же сумками — по бокам, а сзади, как на стадионах, — моторизованная тележка с принадлежностями для игры.

Но лишь первые двое действительно несли палки, хотя никакого отношения к спорту не имели. Это были агенты, которые зорко поглядывали по сторонам. Двое других, напротив, имели прямое отношение к спорту, но к стрелковому: в их сумках вместо палок были скорострельные ружья. А на полу невинной тележки, катящейся по зеленой травке за президентом, находился совершенно готовый к действию пулемет.

Надо ли говорить, что кусты вокруг площадки скрывали достаточное число постоянных «зрителей», меньше всего наблюдавших за тем, как удаются удары президенту.

Агенты секретной службы охраняли также внуков Эйзенхауэра. Многоместный полицейский фургон всегда стоял возле помещения, где резвились малыши. Если бы кто-либо пробрался во двор, фотоэлементы тотчас дали бы в фургон сигнал тревоги. Очевидно, президент опасался «киднапа» — похищения детей с целью выкупа — не менее простых смертных американцев. Внуки президента так привыкли к агентам секретной службы, что, к общему смущению, один из малышей упорно называл своего охранителя «папочкой».

Во время дебатов и споров — прибавлять или не прибавлять агентуру — сторонники ее увеличения ссылались на то, что у ФБР 6 тысяч агентов, а у секретной службы — только 350. Кончилось тем, что конгресс разрешил нанять дополнительно 30 агентов вместо 58 и всех просимых для охраны Белого дома полицейских.

Я читал репортаж о «сорока сторожевых псах президента». Это бравые ребята, умеющие прыгать с движущегося автомобиля, стрелять без промаха, нырять, как тюлени, водить вертолеты, оказывать первую помощь. Они прошли также курсы японской борьбы и курсы «ABC» — на последних обучают всему, что необходимо знать при атомной, биологической и химической войне. «Сторожевые псы» с помощью счетчиков Гейгера должны определять, как велика радиация в местности, где находится президент. Они умеют также обнаруживать скрытые приборы для подслушивания. В случае необходимости «сторожевой пес» должен отдать жизнь за президента.

Репортеры писали, что «сторожевые псы» считают свою службу у г-на Кеннеди не особенно тяжелой. Это президент без причуд. Правда, он любит управлять яхтой на море и плавать с гостями в бассейне Белого дома. Но в бассейн не пускают посторонних, а в море легко установить заслон. Когда президент ездит по стране, охране помогают специально натасканные парни из местной полиции, которые проверяют, не появились ли в отелях новые подозрительные служащие и не завели ли старые служащие знакомств с подозрительными людьми. Эти парни смотрят, все ли люки вдоль дороги опечатаны и не проник ли кто туда в засаду. Они проверяют, не расшатался ли крюк люстры над столом, за которым президент будет обедать, и нет ли где трещин в штукатурке на потолке.

Однажды в Милуоки некий весельчак, выпив для храбрости два стаканчика виски, вышел из толпы, собравшейся на улице, и, протягивая руку, направился к проезжавшей машине президента. Не успел он, однако, сделать и нескольких шагов, как четверо «сторожевых псов» выскочили на ходу из второй машины и сбили его на землю. Изрядно помятый и испуганный, он бормотал, что у него были лишь самые хорошие намерения. Местный судья счел возможным ограничиться наиболее мягким наказанием нарушителя спокойствия: он был оштрафован на 50 долларов.

И, вспоминая теперь все это, я снова думаю о выстрелах в Далласе. Нет, лишь в лучшем случае далласовская полиция нарушила долг; но трудно исключить предположение, что ее роль была гораздо более мрачной и преступной…

А теперь — об отголоске старого обычая, которым когда-то гордилась Америка.

Часть исторических комнат. Белого дома, отделенная от третьего этажа, где живет президент, доступна для осмотра. И вот однажды мистер Спрэйберри, скромный турист из Джорджии, был остановлен в дверях, и ему объявили, что он является миллионным посетителем Белого дома и что его, мистера Спрэй-берри, желает видеть мистер Джон Кеннеди.

Мистер Спрэйберри сказал, что с ним трое детей, которые являются миллион первым, миллион вторым и миллион третьим посетителями исторического места. Мистеру Спрэйберри велели подождать минуту, а затем сообщили, что президент готов его принять вместе с детьми и будет рад с ними познакомиться.

И мистер Спрэйберри прошел в кабинет, пожал президенту руку и получил от него фотографию с автографом. Дети тоже пожали руку, потом им было разрешено погладить собачку Пушинку, которую маленькая Каролина Кеннеди получила в подарок из Советского Союза. А Пушинка была прямым потомком знаменитой русской собачки, слетавшей в космос и вернувшейся обратно на Землю…

Но я сильно забежал вперед. Вернемся к выборам.

Относительно моей скромной персоны написано письмо. Государственный департамент должен дать на него ответ.

В письме говорится, что г-н Кублицкий, советский писатель, имеет в Нью-Йорке ограниченный район передвижения. У него виза «Си-два». Не может ли, однако, государственный департамент в связи с советским национальным праздником разрешить 7 и 8 ноября текущего года г-ну Кублицкому свободное передвижение в пределах Манхэттена? Это позволило бы ему, в частности, навестить на праздник своего друга, нью-йоркского корреспондента газеты «Правда» г-на Стрельникова, проживающего на Семьдесят девятой улице, за пределами разрешенной г-ну Кублицкому зоны.

Письмо направлено заблаговременно. Ответа нет.

Я основательно приуныл. Мало того, что пропадает праздник. Без разрешения на передвижение по всему Манхэттену я не могу воспользоваться приглашением Информационного агентства США и принять участие в поездке иностранных корреспондентов по избирательным участкам, которую организует это агентство.

И вот радость, уже нечаянная: портье протягивает мне «месидж». Это всего лишь узкая лента бумаги, на которой дежурным записана телефонограмма. Меня извещают, что в связи с национальным праздником… Ура!

Не буду рассказывать, как мы встречали праздник и какое это счастье — оказаться среди своих и чувствовать слезы на глазах, когда бокалы сдвигает гост за Родину.

Следующий день, 8 ноября, был первым вторником после первого понедельника ноября високосного года — днем, который конституция США отводит президентским выборам.

С утра идем на Пятьдесят седьмую улицу, где у Информационного бюро открыт оффис для связи с иностранными корреспондентами.

В городе шумно, но не празднично. Закрыты некоторые банки и конторы. Закрыты все школы — школьники-бойскауты ходили по квартирам избирателей и напоминали о гражданском долге. До окончания выборов — с 6 утра до 9 вечера — закрыты бары, а в ресторанах подают только прохладительный «севен-ап», кока-колу, соки и минеральные воды. Магазины, напротив, не только торгуют, но и объявили очередную распродажу в честь выборов.

«Н-и-к-с-о-н», — старательно выписывает в небе самолет. «Никсон! Кеннеди! иксо… еннеди… и-и-и!» — мигом набивается в уши.

Ну дайте же людям хоть в самом конце, хоть перед самой кабиной еще раз подумать, сосредоточиться. Какое там! Гигантская машина запущена на полный ход и, набрав разбег, уже не может остановиться. Азарт, как на трибунах в день матча на кубок, как на ипподроме при розыгрыше Большого дерби. И даже с тотализатором! Ведь сегодня определится, кому получать, кому расплачиваться по ставкам пари, которые заключались всюду, где исподтишка, а где — открыто. Сначала фаворитом был Никсон. На него ставили 8 против 5. Потом в ходе кампании ставки стали меняться. Последнее время ставили 8 против 5 и даже 8 против 3 на Кеннеди.

Приходим в оффис. Предлагают черный кофе, сдобные булочки. Весьма учтивый седой господин объясняет нам что к чему. Говорит он скучным голосом, очень спокойно, даже вяло, стараясь создать впечатление, что ему совершенно незачем пропагандировать американские порядки. Ограничившись замечанием, что нам предстоит увидеть демократию в действии, он, прихлебывая кофе, наставляет: