Ответ: Ну, сабель, понятно, нет, это прежде так говорили. Но ежели желаете взглянуть на настоящие казацкие сабли, милости просим в наш музей, адресок запишите, пожалуйста: площадь Марка, 12. Комнату музея вам покажут. Там и храним две сабли. Но в пользование они не выдаются. Да, по правде говоря, и тяжеловаты они нынешним нашим казакам: годы не те, силушка не прежняя.
Вопрос: Благодарю вас, непременно схожу в музей. А не знаете ли вы, как идут дела у доблестных кубанцев?
Ответ: Как же, как же. Намедни был у них делегатом от донцов на общевойсковом казачьем празднике в Лейквуде. Это тут рядом, в Нью-Джерси. Большой был праздник, сам мистер Анчеклос пожаловал, солидный такой конгрессмен. По-русски свободно говорит два слова: «ура» и «водка». Образованный человек. Ну, как полагается, выразил надежду, что нью-джерсийско-кубанское казачество будет высоко держать свои штандарты в борьбе с мировым коммунизмом. «Ура!» кричал.
Вопрос: А «водка»?
Ответ: Погодите. Сначала было торжественное молебствие. После состоялось торжественное построение Кубанского Казачьего Войска. Засим в пешем строю направились на банкет. Зал, снятый для всевойскового пира, загодя флагами изукрасили. Больше было американских, но и свои были, трехцветный и войсковой. Ну, затем председатель Войскового совета Кулик и атаман Борис Иванович Ткачев выступили…
Вопрос: Извините, что перебиваю, но уж раз речь зашла об атаманах… Я не хотел было спрашивать, однако все же решаюсь. Ходят слухи, что во Всевеликом Войске Донском…
Ответ: Знаю, знаю, враги наши распускают всяческие клеветы. Пустяковые разногласия, только и всего.
Вопрос: Но в чем, так сказать, их существо?
Ответ: Хорошо, извольте. Началось все после кончины блаженной памяти Пожизненного Походного атамана Войска Донского, генерала-от-кавалерии Попова. Может, слышали о таком? Покойный пользовался всеобщей любовью местного казачества, поскольку никто, ікак он, еще в восемнадцатом году поднял мятеж против Советов и собственноручно расстреливал комиссаров. Отдал богу душу он девяноста трех лет от роду, осенью шестидесятого года. Несмотря на преклонные лета, был бодр духом до последнего часа. Казаки наши так и говорили между собой: пусть, мол, наш атаман стар и немощен, но когда затрубят поход на Тихий Дон, мы на руках понесем нашего атамана. И понесли на руках, да ногами вперед, царствие ему небесное…
Вопрос: Простите, но я пока не улавливаю…
Ответ: Сейчас уловите. Престарелый атаман наш, получая при очередном переизбрании символ власти — пернач, заявил с твердостью: отныне нет атаманов, кроме меня. Думал еще протянуть годочков десять. Но не судьба. Преемников же атаман не назначил, о желательных кандидатах не высказывался. Ну и сами понимаете…
Вопрос: Вы имеете в виду попытку создания новой станицы с новым атаманом?
Ответ: Отчасти — да. Однако тут мы их осадили. Опубликовали через газету уведомление, что только наша станица имени атамана Краснова получила официальный чартер за нумером две тысячи девятьсот семьдесят три на право именоваться Донской Центральной станицей. Ha-кося выкуси! Попробуйте присвоить имя — будете отвечать по суду. А раз у вас не Центральная, то и всем вам грош цена.
Вопрос: И что же, покорились смутьяны?
Ответ: Если бы… Ваш, говорят, новый Походный атаман генерал Поляков выбран неправильно, опротестовываем эти выборы.
Вопрос: Да, но на каких основаниях?
Ответ: Да без всяких оснований. Распустили слухи, будто генерал Поляков сам назначил избирательную комиссию из своих знакомых и родственников и та будто и не голосовала вовсе, а прямо объявила: все, мол, донское казачество единодушно за генерала Полякова.
Вопрос: Но в действительности был подсчет голосов?
Ответ: Был, был. По всему свету опрашивали. Да только лиходеи навет пустили, будто в самых больших местах скопления казаков, в Мюнхене и Нью-Йорке, генерал Поляков не собрал большинства голосов. А как же не собрал, если за него было подано целых двадцать три голоса?
Вопрос: Я читал, будто генерала Полякова обвиняли в том, что, добиваясь большинства, он…
Ответ: Знаю, знаю… Будто он напринимал в казаки людей, которые живого коня видели только у извозчиков в Центральном парке? А хоть бы и так. Где их взять, живых-то коней?
Вопрос: Говорят, будто генералу Полякову недовольные угрожали расправой?
Ответ: Я же говорю — чистые гангстеры. Шлют доплатные анонимные письма: дескать, прежде самозванных атаманов казаки вязали в куль да бросали в Дон. А тут, мол, применительно к местным условиям, упакуем в контейнер, да с моста в Гудзон. Ну, не гангстеры, а? Однако атаман наш не оробел, велел заказать запасной пернач и объявил о вступлении в должность.
Вопрос: И это не вызвало нежелательных эксцессов?
Ответ: Как не вызвало? Внесло смуту и раздоры.
Да вот свежие впечатления г-на Крамаровского, я уже упоминал вам о нем. Это казак-одиночка в Израиле, он приехал сюда навестить земляков. Видите, опубликовал в печати «Впечатления донского казака из Израиля». Полюбопытствуйте, как пишет: «Временами мне кажется, что я переживаю какой-то кошмарный сон. В США я увидел чуть ли не полный развал донского казачества. Мелкое честолюбие, вождизм и тщеславие, а у некоторой его части (меньшей) и человеконенавистничество». Это, понятно, он сгущает.
Вопрос: Скажите, но чем же кончилась история с выборами атамана?
Ответ: Одни признают генерала Полякова, другие — нет, и грозят, гангстеры, даже пернач отнять.
Вопрос: Скажите, не кажется ли вам, что когда нет ни идей, ни надежд, когда жизнь пуста и бессмысленна, тогда на чужой земле традиции и обычаи прадедов вырождаются в пошлейший фарс?
Ответ: Что? Что? Как вы сказали? Да вы из какой газеты? Разве не из «Нового русского слова»? Да ты кто такой? Уж не расчленитель ли? С нами крестная сила — да ты никак советчик!
Как всегда в подобных случаях, заканчиваю признанием, что интервью не было, но за изложенные в нем факты ручаюсь.
Калейдоскоп
В трубке калейдоскопа разноцветные етеклянные осколки. Повернешь — один причудливый узор. Еще поворот — уже иная мозаика, иные сочетания красок. Опять поворот трубки — и смотрите, какой неожиданный рисунок!
Я копил пестрые осколки эмигрантской жизни. Выписывал в блокнот газетную хронику. Читал объявления газеты «Новое русское слово», в которой каждое иностранное имя пишется как угодно, лишь бы не было похоже на транскрипцию советских газет. Листал мемуары покинувших родину литераторов и воспоминания белых генералов. Смотрел статьи, где эмигрантские «знатоки» рассказывали о жизни в Советском Союзе, рассчитывая на неосведомленность и наивность читателей.
Все это я бросаю теперь в трубку эмигрантского калейдоскопа, где и без того много всяческих осколков: белых, зеленых, желто-блакитных и еще бог знает каких.
Встряхнешь трубку — один узор. Снова встряхнешь — другой.
Смотрите, замелькали имена! Иван Бунин. Рядом — «батько» Махно! Романист Мережковский и поэтесса Зинаида Гиппиус, когда-то хорошо известные литературной России, потом затерявшиеся в эмиграции. Итак, сначала осколки мемуаров.
«Начиная с 1947 года и до конца жизни И. А. Бунина приходилось в частном порядке собирать для него, лауреата Нобелевской премии, деньги среди богатых людей.
Он писал 5 декабря 1948 года: «Мне пошел 79 год, и я так нищ, что совершенно не знаю, как и чем буду существовать».
«Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус были в 1936 году у Муссолини. «Дуче» спросил:
— А над чем вы теперь работаете, метр?
— Хочу писать книгу, дуче, о двух великих итальянцах: о вас и о Данте.
Тут, видимо, даже «дуче» слегка затошнило, и он не выдержал:
— Пиано, пиано…
Мережковский жаловался потом:
— Ну, какой он Наполеон: пишешь — не отвечает, просишь — не дает. Обманул, сукин сын, обманул!
Зашел разговор о Португалии. Мережковский сказал, обращаясь к Гиппиус:
