Ссора Владимира Романова с Никитой Романовым, он же Романовский, расшевелила ископаемых российских монархистов, укоренившихся на достаточно унавоженной для произрастания всех видов антисоветских сорняков американской почве. Большинство грудью встало на защиту Владимира: закон императора Павла I, на который ссылается Никита, мол, нужно считать утратившим силу, Павел не был стодь дальновидным, чтобы предусмотреть отречение государей, падение династий и появление большевиков. А один эмигрант упрекал князя Никиту в том, что он не впервые пятнает честь августейшей фамилии: ведь это он, Никита, так воспитал своего сына, что тот не постеснялся просить у Советского правительства разрешения съездить в Советский Союз.

Но сколько же российских монархистов вообще сохранилось на белом свете и, в частности, в Соединенных Штатах? Ох, не говорите… Известно, правда, о существовании «Объединения за В, Ц и О», что расшифровывается: «за веру, царя и отечество». Есть монархический союз «кавалеров святого Николая Чудотворца». Есть «Общероссийский монархический фронт». Есть даже «Высший монархический совет». Но всевозможных эмигрантских обществ, союзов, объединений, братств, сестричеств, лиг, клубов в Америке лишь немногим меньше, чем самих эмигрантов. Два десятка человек вполне могут объединиться в союз или лигу и выбрать самих себя в ее правление. Образовалась же лига бывших пажей, объединение бывших юнкеров и даже лига русских банщиков; правда, последняя находится на грани физического вымирания, поскольку состоит она из одиннадцати тружеников мочалки в возрасте от 65 до 80 лет.

Но при всей своей малочисленности и почти музейной ископаемости монархисты изо всех сил стараются не затеряться окончательно на политических задворках. Время от времени, выждав случай, они выступают с заявлениями — авось где-нибудь напечатают, все-таки реклама. И печатают. «Мирное сосуществование с коммунизмом невозможно, — заявил великий князь Владимир. — Я считаю рискованным теперь утверждать, что коммунизм может быть уничтожен без применения оружия».

Есть и другие способы напомнить о себе. Служатся, например, молебны «во здравие Ея Императорского Высочества Государыни Великой Княгини Леониды Георгиевны» и панихиды «по убиенном Государе Императоре Николае Александровиче и всей его августейшей семье, с выносом штандарта лейб-гвардии Его Величества полка».

И я уже не удивился, прочтя объявление в траурной рамке о том, что волею божиею 12-го сего ноября в Нью-Йорке скончался Церемониймейстер Двора Его Императорского Величества С. В. Юрьев, по совместительству занимавшийся каким-то бизнесом, и что открыт сбор долларов на издание в память усопшего антисоветской литературы.

В Соединенных Штатах есть люди, как-то связанные в прошлом с Россией и Советским Союзом. У одних влажнеют глаза при воспоминании о березке, что стояла у ворот старой усадьбы, другим мерещится березовый сук, на который они вздергивали «советчиков».

В прошлом веке выходцев из России толкала за океан нужда, жандармская слежка, преследования за религиозное сектантство.

Потом выплеснулась на американский берег волна бежавших от большевиков, от реквизиций, от ЧК. Их называют теперь «старыми эмигрантами». Среди них были аристократы, артисты императорских театров, профессора Петроградского университета, видные меньшевики и эсеры.

Это вымирающие зубры. Их осталось совсем немного. Время ослабило злобу, погасило надежды. Некоторые из этих людей честно признали прежние заблуждения. Их дети выросли в Америке, говорят по-русски уже с очень заметным акцентом, Россию знают по открыткам и иллюстрациям «Лайфа», имеют свой бизнес и считают ностальгию старческой болезнью чудаковатых родителей.

«Новые эмигранты», напротив, с сильным акцентом говорят по-английски, зато могут недурно изъясняться по-немецки, русский знают, как мы с вами, употребляют «пока» при прощании и «как жизнь молодая?» при встрече. Это так называемые «перемещенные лица», или «ди-пи», нашедшие прибежище на американском берегу после разгрома фашизма. В темной биографии таких господ — служба в гестапо, карательные отряды, награждение железными крестами. Это бывшие полицаи и бывшие старосты. Это власовцы, причем власовцы убежденные, идейные. Они бежали от неминуемой кары. Среди этих господ немало самых злобных наших врагов.

И затерялись еще по американским градам и весям редчайшие экземпляры «новейшей эмиграции». Это те, что, затесавшись в туристскую группу и попав в капиталистический «рай», клянчат там «политическое убежище». Их буквально единицы. Но каждый раз, спеша немедленно выслужиться перед теми, кто должен дать им корм, они устраивают шумные пресс-конференции, врут, глупо клевещут, попадают на первые страницы газет, потом… Помните Голуба и Вохмякова? Помните, как публично каялись эти двое, вымолив разрешение вернуться на Родину после унижений и мытарств в «царстве свободы»?

Такова эмиграция, считающая себя в дальнем или близком родстве с русской березкой, — от людей, никогда не видевших степных просторов России, от людей, чьи деды и прадеды прошли через «Остров слез» еще в прошлом веке, до «новейших», с которыми еще вчера делили мы хлеб и спорили о поэзии, близоруко не разглядев их двойственной души.

В антисоветском рвении деятельна преимущественно «новая эмиграция». Это буйная публика, поднаторевшая на «кошачьих концертах» под окнами наших представительств, на организации «автокад». Им только свистни!

И вот однажды самых оголтелых из них собрали на всеамериканский съезд. Они шумели в Нью-Йорке как раз тогда, когда в Москве работал XXII съезд Коммунистической партии. Эмигрантским «бешеным» поручили на этот раз не обычную работенку с плакатами и выкриками, а сочинение программы, которая была бы противовесом Программе, разрабатываемой в Москве.

Собралось 60 деятелей, представлявших всевозможные антисоветские общества, землячества, комиссии, объединения, группы и группки. В зале сидели: русский князь — один, грузинский князь — один, архиепископов — два, протоиерей — один, атаманов — два, бывших атаманов — один, кандидатов в атаманы — восемь, бывших власовцев и добровольных помощников гестапо — много, но точно их число не учитывалось. Сборище назвало себя съездом представительства российских эмигрантов в Америке.

Докладчик сообщил высокому собранию о своей переписке со специальным советником Белого дома г-ном Чарльзом Болэном. Г-н Болэн заверил, что американское правительство сохраняет политику «полного непредрешенчества в устройстве будущей национальной России».

Каюсь: когда я читал отчет, до меня не сразу дошел смысл этой фразы. Непредрешенчество? Устройство национальной России?

Но докладчик разъяснил. Американские деятели великодушно не предрешают вопроса о том, что будет в Советском Союзе после того, как там каким-то образом исчезнет советская власть. И поскольку они не предрешают, то этим, совершенно неотложным делом следует заняться цвету российской эмиграции в Америке.

Стали заниматься. Сначала проклинали все советское. С этим шло гладко: дело привычное. Кубанский атаман Ткачев, который пришел на заседание в партикулярном платье, но был настроен весьма воинственно, сказал, что доблестные кубанцы все, как один, поддерживают антикоммунистическую работу и стоят на платформе единого Российского государства.

Но тут кто-то заметил, что одной моральной поддержки маловато. А как у доблестных кубанцев с материальной стороной дела? Ведь всем известен печальный факт: устроители будущей национальной России на основах непредрешенчества никак не могут наладить поступления в центральную кассу самых минимальных взносоз — по 25 центов с персоны (меньше 23 копеек). По?5 центов хорошие господа дают на чай за хранение шляпы в гардеробе, а тут судьбы России…

В связи с животрепещущим вопросом подал реплику, занесенную в газетный отчет, сам председатель высокого собрания князь Белосельский: