Началась борьба за Белый дом.

Обычно возбуждение, царящее на конвентах, вскоре выплескивается из залов на улицы. В предвыборном карнавале обе партии спешат взбудоражить умы, завертеть, закружить обывателя, заворожить обаятельным обликом своих кандидатов, чтобы в конце концов склонить его в свою пользу.

Но в год президентских выборов выдалась особая осень. Все понимали, что на Генеральной Ассамблее ООН происходит нечто куда более важное, нежели предвыборная двухпартийная дуэль с пистолетами-хлопушками.

«Нью-Йорк миррор» образно представила это так. Вся первая страница газеты посвящена схваткам на берегу Ист-ривер. Двое рассерженных мальчуганов тщетно стараются втиснуться туда же. Мрачноватый, с утиным носом и тяжелым подбородком, размахивает микрофоном, другой, вихрастый, зажал подмышкой телевизор с надписью по экрану: «Великие дебаты».

«Великие дебаты» — это давно объявленные диспуты в телевизионных студиях, словесные поединки между кандидатами, которые должны показать, чего каждый из них будет добиваться, если его изберут президентом.

Я был неискушенным новичком, каких презирают настоящие болельщики любых состязаний. Меня поставило в тупик уже само начало «великих дебатов». На экране промелькнул г-н Никсон, поглаживающий массивный подбородок и спрашивающий у кого-то, не лучше ли ему все же побриться? Но тут женский голосок прощебетал:

— О, он находит вас более чудесным, чем когда-либо!

Я счел это незаслуженным комплиментом г-ну Никсону. Но выяснилось, что просто студию включили раньше, чем следует, а реплика ворвалась из другой программы, передававшей популярную пьесу «Отец знает лучше».

Потом с техникой уладилось, и я смог разглядеть кандидатов.

Г-н Никсон был удивительно похож на свои карикатурные изображения. Его лицо относится к тем, о которых Гоголь говаривал, что они похожей на редьку хвостом вверх. Неприятно поражало несоответствие между привычной широчайшей улыбкой и холодным, даже злым выражением глаз. Выглядел он усталым. Говорили, что был плох грим: Никсон всегда гримируется перед выступлением по телевидению. Позже Кеннеди шутил, что в любом гриме Никсон остается, к сожалению, всего лишь Никсоном.

Кеннеди обладал счастливой внешностью, вызывавшей расположение. Сухощав, простоватое лицо, копна волос, улыбка… Самая обыкновенная нормальная улыбка, не автоматический оскал привычного политикана. Было в нем что-то мальчишеское, какой-то скрытый задор.

Эту моложавость противники ставили ему в вину: как, такому мальчишке доверить Белый дом?

Кеннеди было в то время 43 года, Никсону — 47, Эйзенхауэру — 70, причем на пост президента Айк вступил 62 лет. За всю историю Соединенных Штатов лишь Теодор Рузвельт стал президентом в 42 года, но не на выборах, а после убийства Мак-Кинли, при котором он был вице-президентом.

Возвращаюсь к «великим дебатам». Дебаты? Корректный разговор о субсидиях фермерам, о страховании престарелых от болезней, об оплате неквалифицированных рабочих. Противники кивали головами в знак согласия друг с другом и признали, что цели, в сущности, у них одинаковы, разница лишь в методах их достижения.

По мнению репортеров, первый раунд закончился вничью.

Второй раунд, состоявшийся несколько дней спустя, прошел куда бойчее. Никсон, на этот раз загримированный под цветущего здоровяка, олицетворял энергию, волю, натиск. Он не смотрел в сторону соперника. Вперив взор в зрителей и сдвинув брови, он говорил с выражением непоколебимой убежденности. Железный лидер!

Кеннеди, слушая его, саркастически улыбался и нетерпеливо раскачивался над своей трибункой. Как хотите, но внешне «на миллион долларов» выглядел не миллионер Кеннеди, а величественный Никсон!

Противники спорили о престиже страны. У нас огромные достижения, мы сильны и едины, как никогда, утверждал Никсон, сердито поглядывая с экрана и как бы разыскивая среди зрителей столь ненавистных ему «пораженцев». А Кеннеди, подняв руку с растопыренными пальцами, сказал:

— Спор между нами — о будущем страны. Никсон считает, что никаких экономических заминок и спадов у нас не будет, что наша мощь велика, что наш престиж за границей велик, что мы сильнее коммунистов и уверенно идем вперед. Я с этим не согласен.

Но когда же спорщики заговорят о программах своих партий? Я не дождался такого разговора ни на этот раз, ни в дальнейшем. Партии идут на выборы не с программой, а с «рикорд», что можно перевести, как «репутация».

Они всячески стараются внушить избирателям мысль, что именно их партия — «о’кэй», что она хороша, крепка, знает народные нужды, что Джо Смит вполне может на нее положиться.

Республиканцы напирают на то, что у них деловые и честные парни, тогда как демократы — сборище неспособных, некомпетентных людей, к тому же склонных потакать коммунистам.

Демократы утверждают, что в отличие от республиканцев, этих приспешников богачей, они служат всему народу, что они, демократы, всегда идут в ногу со временем и прогрессом, тогда как их политических противников приходится чуть ли не на аркане тащить из прошлого века в нынешний.

А программы… Да, они вырабатываются на конвентах, но кто же их помнит? У кандидата в президенты должна быть собственная программа, которая не во всем совпадает с общепартийной. Он меняет, уточняет ее на ходу, приноравливаясь к обстоятельствам.

Программы партий-близнецов не могут дать настоящих поводов для предвыборных опоров. Политиканы в таких случаях специально выдумывают «опорные вопросы», и это стоит им немалых трудов.

Третий и четвертый раунды «великих дебатов» по остроте несколько превзошли первые два, но спор вертелся вокруг все тех же вопросов о престиже и будущем страны.

Кстати, «секунданты» Никсона обвинили Кеннеди в нарушении джентльменского соглашения. Ведь договорились же, что будут серые костюмы! Никсон так и облачился и поэтому терялся на фоне занавеса. А Кеннеди надел темно-синий костюм, сразу получив сильнейшее преимущество над противником!

Эти «великие портняжные дебаты» вообще заставили задуматься, в какой мере диспуты по телевидению помогают правильно оценить кандидатов. Ведь тут, пожалуй, главную роль играют чисто актерские данные. Даже во время знаменитых «великих дебатов», состоявшихся век назад, внешне победа осталась не за нескладным, медлительным Авраамом Линкольном, у которого к тому же был несколько скрипучий голос, а за медоточивым говоруном Стивеном Дугласом.

Сравнивая шансы на победу перед телекамерой некоторых бывших президентов Соединенных Штатов, знатоки приходили к выводу, что вспыльчивый Джексон легко бы потерял равновесие и сгоряча наговорил бы разных неосторожных вещей. Вашингтон не имел бы успеха, поскольку он медленно думал, взвешивая каждое слово, а Вильсон ни за что не уложился бы в отведенное время из-за своей любви к подробному разъяснению каждой мелочи. Выиграть в глазах зрителей мог бы лишь Клей, который обладал талантом прирожденного актера, и, возможно, Франклин Рузвельт, остроумный, уверенный в себе, обладавший превосходной дикцией.

А «великие дебаты» между Кеннеди и Никсоном заставили только лишний раз вспомнить эзоповскую басню о горе, родившей мышь.

До выборов осталось около месяца, и в Нью-Йорке с удивительной быстротой, несвойственной этим животным, стали размножаться ослы и слоны. Они лягались, они размахивали хоботами на газетных страницах, они заполонили магазинные витрины.

Слон — старинная эмблема республиканцев. Демократы выбрали осла. Кажется, прообразом эмблемы послужило не мирное домашнее животное, известное выносливостью и упрямством, но дикий быстроногий осел.

Когда-то был еще лось. Его избрала своей эмблемой прогрессивная партия, основанная Теодором Рузвельтом. Членов этой партии называли американскими лосями. Но лось свалился под ударами ослиных копыт и был окончательно растоптан слоном. Никакие лоси, куницы, бобры и прочие представители животного мира не выдерживают борьбы с двумя фаворитами. В лучшем случае малые партии — это их общепринятое название — могут лишь поддержать слоновьего кандидата или оттянуть часть голосов, на которые сильно рассчитывал осел.