Только стала засыпать, пришла Лейла.

— Проводила? — сонным голосом спросила я.

— Проводила. Спи. Поеду с ним в Алупку. Ты одобряешь?

Я так и подскочила, сна как не бывало.

— Вы что, оба спятили?

— Тише, девочки спят, — Лейла тихонько рассмеялась, зашептала:

— Не сейчас, конечно, а когда освободим Крым. Он говорит, ждать недолго. В Алупке у него родители. Отец — партийный работник, мать учительница. Никаких известий. Оба, наверно, в подполье. Ну, если мне дадут отпуск, почему не съездить?

— Ты серьезно?

— Да как сказать… В Крыму немцы, отпуска может и не быть.

— Выйдешь за него замуж? — мне хотелось поставить точки над «и».

— Об этом я и не думаю, — беззаботно ответила Лейла.

— Но он-то думает!

— Пусть, — Лейла скользнула под одеяло. — Я ему сказала: будет возможность, побываю с ним в Алупке. Самолет подарил, неудобно было отклонять приглашение…

Лейла заснула раньше меня, а я, слушая ее ровное дыхание, никак не могла унять смутную душевную тревогу.

Лейлу назначили командиром эскадрильи, я сердечно поздравила ее и в шутку поинтересовалась:

— С чего начнешь свою командирскую деятельность?

— С беседы, — серьезно ответила она.

Собрались в саду на лужайке. Лейла внимательно, строго оглядела нас и, поигрывая карандашом, начала свою «тронную» речь:

— В некотором царстве, в некотором государстве жила королева, у нее был единственный сын, и когда он подрос, она решила подыскать ему невесту…

Мы слушали нового командира с недоумением, девушки стали переглядываться, подталкивать друг друга локтями.

— Узнав об этом, — как ни в чем не бывало продолжала Лейла, — одна благородная женщина решила показать королеве своих четырех дочерей. К дворцу подкатила карета, из нее одна за другой вышли четыре красавицы. Королева приняла их и сразу указала на третью по возрасту девушку: «Вот она будет женой принца».

Все, конечно, удивились, в том числе мать девушек. «Не удивляйтесь, — сказала королева, — я видела, как они выходили из кареты, в окно наблюдала. Старшая, спрыгнув на землю, споткнулась, вторая застыла на месте, открыв рот, четвертая, как коза, взбежала по лестнице. А третья сошла с достоинством, красиво, потому я ее и выбрала. Старшая, видимо, больна, вторая глупа, младшая ветрена… Догадались к чему я клоню? Война кончится, я буду выдавать вас замуж… — Лейла выждала, когда стихнет смех, — а некоторые будущие невесты до сих пор ходить правильно не научились. — Она выдержала паузу. — И как я вас на парад поведу?.. Ничего смешного нет. С завтрашнего дня начнем заниматься строевой подготовкой по-настоящему. Посмотрите, как ходят Никулина, Чечнева, Смирнова, Меклин, Макарова — как богини! И они же регулярно делают зарядку, играют в мяч…

Лица у слушательниц стали серьезными, кое-кто надул губки — Лейла назвала богинями девушек из других эскадрилий.

— А что делать тем, — раздался недовольный голос, — у кого фигура от природы напоминает не веретено, как у некоторых, а снежную бабу?

— Таким тем более надо усиленно заниматься спортом, строевой подготовкой, — спокойно ответила Лейла. — Вы знаете, какая я была толстая? Вот… — она нарисовала в воздухе такую фигуру, что все рассмеялись. — Если не верите, спросите у Магубы, она подтвердит.

Я подтвердила. В самом деле Лейла в шестнадцать-семнадцать лет была пухленькой, круглолицей девушкой. От той Лелечки остались одни глаза да волосы.

— Гимнастика, спортивные игры, ежедневная зарядка, — Лейла оставила шутливый тон, — помогут вам сохранить не только внешнюю привлекательность, но и молодость души. Бессонные ночи, нервные перегрузки, горечь утрат ложатся на наши плечи тяжким гнетом, и чтобы не упасть, не сломиться, необходимо, понимаете, совершенно необходимо держать себя в руках, следить за собой, высоко нести голову, чеканить шаг. Мы не на прогулке, на войне, мы гвардия.

Вы же сами видите, что иногда происходит в общежитии: падает девушка на койку, обливает слезами подушку, рыдает, подруги кидаются к ней, спрашивают, что случилось, почему плачешь, а она утирает слезы, смеется и говорит: «Сама не знаю…»

— Это разрядка, — важно заметила одна из техников. — Вещь в наших условиях необходимая.

— Может быть, не спорю, — согласилась Лейла. — Но на других это действует удручающе, правда? Если уж так необходимо, можно порыдать где-нибудь в одиночестве.

— В одиночестве неинтересно, — возразила та же оппонентка. — Полной разрядки не получится.

— А вы представьте, что будет, — невозмутимо, не обращая внимания на общий смех, продолжала Лейла, — если мы все начнем вот так разряжаться. Наше общежитие превратится в Бахчисарайский… водопад. А если к нам присоединится майор Бершанская…

— Не присоединится, — уверенно заявила девушка-техник. — Никогда.

— Вот именно. Хотя она нуждается в разрядке, пожалуй, больше чем мы. На нее и надо равняться. Мы должны мужественно переносить все тяготы, все горести, которые выпали на нашу долю, такая уж у нас судьба, мы ее сами выбрали. И хватит об этом.

Я буду строго следить за состоянием вашего личного оружия. Кое-кто смотрит на пистолет, как на обузу. Пора кончать с этим. Завтра проведем внеочередные учебные стрельбы…

После беседы все взялись за пистолеты, — разобрали, вычистили, собрали. И в тот же день произошло ЧП…

Бершанская предложила штурману Кате Рябовой перейти в другую эскадрилью, та вступила с ней в пререкания и получила предупреждение.

Катюша — скромная, спокойная девушка, не представляю ее спорящей с командиром полка.

— Нетипичный случай, — сказала Вера Белик. Это было ее любимое выражение наряду с противоположным по смыслу «типичный случай», она часто употребляла их не к месту, но на этот раз все с ней согласились. Характер у Кати мягкий, ровный, никогда не увидишь ее раздраженной, сердитой. Движения легкие, первая плясунья, руку протянет, хлопнет ресницами — любой парень побежит за ней по снегу босиком… Летчик-истребитель Григорий Сивков влюбился в нее с первого взгляда, письма пишет каждый день, арбузы присылает, изюм. Конечно, Лейле и всем нам очень не хотелось отдавать Катю в другую эскадрилью, но начальству, как говорится, виднее, интересы полка превыше всего.

Лейла совсем расстроилась, когда узнала, что нашего штурмана будут обсуждать на комсомольском собрании полка. Ходит по комнате, как Бершанская по аэродрому.

— Две шкуры с одного медведя не спускают! — заявила она. — Разве предупреждения мало?

— Может быть, и мало, — я решила подзадорить немножко Лейлу. — Говорят, Бершанская недавно опять получила предупреждение от начальства, в который раз, не действуют они на нее. Вот и на Катю…

— Не предупреждение, а замечание, — уточнила Лейла.

Наш командир полка чаще, чем это необходимо, сама вылетала на боевые задания, причем на самые трудные участки, чтобы, как она говорила, разобраться в обстановке, а начальству это не нравится.

— Пойду на собрание, выступлю! — решительно заявила Лейла. — Индивидуальный подход нужен. Катюша… Она же влюблена в своего Григория, беспокоится, переживает, он летчик отчаянный.

На собрании она присутствовала, но не выступала, потому что никакого взыскания Рябова не получила, ограничились обсуждением. Но ей, конечно, досталось. Переживала она ужасно. Лейла думала-думала и пошла к Бершанской. О чем они говорили, не знаю, но минут через пятнадцать, сияющая, она прибежала ко мне и объявила:

— Катюша поедет отдыхать в санаторий! Вопрос о переводе в другую эскадрилью пока остается открытым.

На Кавказе были санатории для летного состава, некоторые наши девушки там побывали. «Молодец, Лейка», — подумала я, вслух сказала:

— Конечно, надо ей отдохнуть, такое потрясение перенесла: чуть в другую эскадрилью не перевели. Да еще любовь к отчаянному летчику. Ты, наверно, такие аргументы выдвинула, когда просила для нее путевку?