Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Жизнерадостная красавица Люба, спокойная, всегда приветливая Вера — неужели они навсегда покинули этот мир, своих подруг? В голове не укладывалось: были и нет…

Лейла сидит между двумя койками, слева — койка Любы. На столе — ее бумаги, план работы эскадрильи, альбом с фотографиями. Возле открытой двери, потупив глаза, словно малые дети, стоят девушки: Гашева, Каширина, Доспанова, Белик… Молчат.

Штурман Ульяненко, не выдержав тишины, сдавленным голосом спрашивает:

— Товарищ младший лейтенант, Лелечка, что же это такое?

— Это война! — отчеканила Лейла. — Идите обедать…

Девушки ушли. Лейла закрывает ладонями лицо и, чтобы не разрыдаться, подходит к открытому окну. Нестерпимо ярко светит солнце. Деревья неподвижны, словно дремлют или ждут чего-то. Ни одной птицы. Только бабочки порхают в саду. В детстве Лейла слушала, что в бабочек переселяются души умерших людей. Нет, не может быть… Она тянется в карман за носовым платком и вспоминает, что вчера отдала его Любе перед вылетом — протереть очки шлема.

Вечером, ожидая своего первого боевого вылета, Лейла сидела на крыле самолета. Только что в штабе она получила задание, а значит и возможность отомстить врагам за Любу…

Позднее летчики мужского полка рассказали, что видели «По-2», когда бомбили железнодорожный узел. Самолет, схваченный двумя прожекторами, был сбит на их глазах. Почему-то Люба отклонилась от маршрута. Может быть, ее привлекли вражеские эшелоны — самая важная цель в этом районе? Или просто сбилась с курса? Тайну своей гибели девушки унесли с собой.

Ночь третья

Лейла отправилась в свой первый боевой полет. Штурман — Вера Белик, белолицая украинка, аккуратная, скромная девушка. Она выросла в Керчи, училась в Московском университете, собиралась стать учительницей. Находит время — проверяет надписи на бомбах, если обнаружит ошибку, непременно исправит.

В небе спокойно сияют звезды, словно нет никакой войны. Привязанный к приборной доске, плавно покачивается длинноносый Буратино. Тревожно поблескивают его большие, выпуклые глаза. Во всех самолетах есть амулеты, которым хозяйки доверяют свои сокровенные тайны. Буратино — подарок Любы.

Лейла наклоняется к переговорной трубке, спрашивает:

— Верочка, где мы?

— Изварино рядом, товарищ командир, — отзывается штурман. — До цели семь минут.

Задание — нанести удар по скоплению автомашин у переправы через реку Миус. Почему так тихо? Не сбились ли с курса? Вера тоже забеспокоилась — наклоняется то с правого, то с левого борта, ищет знакомые ориентиры.

— Ну как, Вера?

— Идем точно.

— Бросай САБ.

Вокруг стало светло, видно, как движутся автомашины, прикрытые ветками. Вера наклоняется к прицелу, ждет удобного момента. Две бомбы отцепились. Еще две… Огненные снопы взметнулись над землей.

— Порядок, — деловито говорит Вера.

Лейла, довольная, поворачивает самолет на обратный курс. Они выполнили задание и от этого полегчало на душе. И даже «По-2», кажется, стал послушнее…

Когда приземлились, к самолету первой подбежала Глафира Каширина. Стройная, легкая, но почему-то хмурая, подавленная. Молча пожала руки девушкам, даже не поздравила, ни о чем не спросила.

— Что с тобой, Глаша? — спросила Лейла.

— Вот листовка, немецкая, шофер дал. Днем «рама» сбросила.

На листовке — портрет Любы Ольховской…

«Москва скоро будет взята. Девушки, следуйте моему примеру. Перелетайте к немцам, не пожалеете…»

— Чушь какая-то, — с омерзением разглядывая листовку, сказала Лейла. — Да она скорее бы погибла с самолетом вместе… Верочка, идем в штаб.

А перед глазами — Люба Ольховская, неутомимая, полная внутреннего огня. До войны она работала инструктором в летной школе. Ее родное село на Украине фашисты стерли с лица земли… Девушка будто говорила: не верьте проклятой немчуре. Для них нет ничего святого на Земле. Всех оболгут, оклевещут, и живых, и мертвых.

Погода резко менялась: все небо обложили тучи. Где-то вдали утробно рокочет гром — словно рычит огромный, вышедший на охоту хищник.

Ночь десятая

Утром Лейла летала вдоль линии фронта, в кабине штурмана сидел начальник оперативного отдела штаба армии, что-то отмечал на своей карте. Несколько раз их обстреляли из пулеметов, но все обошлось. В тот же день из штаба на имя Бершанской пришло письмо: командование благодарило Лейлу.

А вечером — новое ответственное задание: взять пассажира, пересечь линию фронта, совершить посадку в указанном месте, у террикона. Самолет встретят, сигнал: два костра.

— Филипп Матвеевич, — представился пассажир, пожимая руку Лейле. Пожилой, грузный человек. Тесновато ему в самолете.

«Наверно, разведчик, — подумала Лейла. — Интересно, куда он направляется. В Краснодон?»

Самолет летит вдоль реки. Пассажир смотрит вниз, называет поселки, рудники, словно хочет помочь Лейле сориентироваться. Но она и сама хорошо изучила эти места.

«Старый шахтер, коммунист, — продолжает гадать Лейла. — Будет руководить подпольщиками, партизанами. Встретится с сотнями людей, нет, пожалуй, с немногими, самыми надежными… Попросить его, чтобы узнал всю правду о Любе и Вере?»

Филипп Матвеевич будто подслушал мысли Лейлы, заговорил сам:

— Я знаю вашу историю, дочка. Меня уже просили выяснить при случае, что произошло с девушками. Выясню непременно. Листовка гнусная, я ее видел, явная липа. Геройские вы девчата. Гляжу на вас, и жалко, вроде, и нельзя не гордиться такими, как вы. Придет время, засияют ваши имена… Не отвлекаю я тебя?

— Нет, меня только смерть отвлечь может. Спасибо вам за добрые слова… А вон и огни!

Встречающих было двое. Лейла даже не разглядела их. Филипп Матвеевич ласково похлопал ее по плечу.

— Спасибо, голубка, счастливого пути тебе. Прощай…

Лейла помахала ему рукой.

Ночь пятнадцатая

Один из «братишек» — так девушки называли летчиков соседнего мужского полка — стеснительный, долговязый парень, увидев штурмана Руфу Гашеву, обомлел, А она — ноль внимания. Девушки насторожились. Парень стал приходить ежедневно, наконец набрался смелости, подошел к Руфе, протянул ей букетик полевых цветов, представился:

— Миша…

Кавалер даже к руке девушки не прикоснулся, но Ирина Себрова недовольна своим штурманом:

— Шуры-муры… Нашли время…

Девушки посмеиваются, никто и не думает осуждать Руфу — не за что. А Ирина не унимается:

— Опять твой продавец цветов на горизонте. Что хлопаешь ресницами? С Лейлы пример бери.

Руфа чуть не плачет от обиды. А Лейлу она последнее время побаивается. Та исполняет обязанности командира эскадрильи, строгая стала. Получила сразу два письма от своего Ахмета, на одно только глянула, второе даже не распечатала, разорвала оба на мелкие кусочки и пустила по ветру…

Экипажи делают по три-четыре вылета за ночь, никаких чрезвычайных происшествий. И вот авария: при посадке самолет Ирины срезал крылом молодую березку — девушки не заметили, что ветер переменился. Обеих отправили в санчасть. Когда вернулись, Бершанская объявила свое решение:

— Экипаж разъединить!

Руфа пролепетала:

— Только, пожалуйста, очень вас прошу, не переводите меня в другую эскадрилью…

Такая была шустрая девушка и вдруг сникла. Командир полка понимает ее состояние, и у самой на душе тревожно. В книге полетов у Руфы только хорошие оценки, но в какие руки передать ее теперь? Где уныние, там неуверенность, а к чему это приводит, Бершанская знает. Выручила Лейла:

— Если разрешите, товарищ командир, я возьму Гашеву к себе.

— Не возражаю, — охотно согласилась Бершанская и подумала: «Золотая ты девушка, Лейла, только глянешь, и все поймешь, никаких объяснений не надо».

Руфа покраснела, потупила глаза, чтобы не заметили ее благодарных слез. А она-то считала Лейлу высокомерной, черствой!

3
{"b":"236795","o":1}