Мертвое тело снова давит на ручку управления. Самолет раскачивается, теряет высоту…

Увидев красную ракету, Бершанская скомандовала:

— Прожектор!

Не зажигая навигационных огней, самолет, переваливаясь с крыла на крыло, шел на посадку.

— Дуся, — прошептала Бершанская, разглядев номер — тройку — на хвосте самолета. — Ранена.

Колеса коснулись земли, самолет, подпрыгнув, покатился по полосе. Замер. К нему подкатила санитарная машина.

— Товарищ командир полка, — собрав последние силы, доложила Каширина, — задание выполнено. Дуся убита…

Рядом со свежим могильным холмиком на окраине станицы появился еще один. Прозвучал прощальный салют — три залпа. И клятва — отомстить за Дусю!

Через несколько дней в газетах был опубликован Указ Верховного Совета СССР — Евдокии Носаль было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

На ее счету — более трехсот пятидесяти боевых вылетов.

В ночь на Первое мая мы получили задание нанести удар по колоннам автомашин, идущим к линии фронта. Летим с Женей Рудневой. За несколько минут до нас стартовали Лейла и Руфа.

Полк постарается встретить праздник достойно. Предельное напряжение сил — в будни и праздники. Все наши веселые торжества впереди, и начнутся они с дня Победы.

И все же праздник есть праздник — завтра командир дивизии будет вручать нам гвардейские значки, награды. Так сказала Бершанская.

Летим молча. О чем сейчас думает Женя? Конечно, о звездах, о тайнах неба. Ведь ее призвание — астрономия, она, еще будучи студенткой, писала научные статьи.

Звезды, звезды… Дивная ночь. Женя говорит, что невооруженным глазом можно различить на небе примерно три тысячи звезд. Сто из них имеют собственные имена. В нашей Галактике — больше ста миллиардов звезд, по мнению Жени, это не так уж много — примерно по тридцать звезд на человека.

Внимательно всматриваюсь в среднюю звезду в «ручке» ковша Большой Медведицы. Я давно слышала, что люди с очень острым зрением видят, что эта звезда — двойная. Одна большая, другая маленькая. Еще в древности им дали названия: Мицар и Алькор, что означает Конь и Всадник. А Женя говорит, что каждая из этих звезд тоже двойная, четыре звезды мы видим, как одну. Если там есть планета, вроде нашей, ее жители видят четыре солнца. И все разные. Может быть, смотрят на нас в свои телескопы и сочувствуют нам: бедные существа, у них всего одно солнце…

— Внимание!

Сразу улетучиваются звездные фантазии. Снижаемся. В луче прожектора — самолет. По нему бьют пулеметы. Это Лейла и Руфа. Уже отбомбились. На перекрестке дорог — несколько горящих автомашин.

Женя бросает САБ. Вспыхивает новый прожектор, ищет нас. Я огибаю луч, захожу на цель. Первые две бомбы взорвались рядом с прожектором, он погас. Но самолет Лейлы еще раньше вырвался из луча и ушел в сторону, мы это ясно видели. А второй прожектор поймал нас, правда, ненадолго. Все обошлось. Мы подожгли еще одну машину и вернулись на аэродром. Сделали еще четыре вылета. Когда приземлились после последнего задания, узнали: Лейла и Руфа пропали без вести. Их самолет не вернулся после первого вылета. Мы с Женей не уходили с аэродрома, пока не взошло солнце. Что же с ними произошло? Самолет не горел, не падал. Значит, их сбили на пути к аэродрому.

Днем командир дивизии вручил нам гвардейские значки, десяти пилотам и штурманам — ордена. На столе перед ним остались две алые коробочки. Он объявил, что Ольга Санфирова и Руфина Гашева награждены орденами Красного Знамени.

Такую же награду получила и Глаша Каширина. Но в ее глазах не было радости.

Они очень подружились с Лейлой в последнее время, Глаша, возможно, считала, что Лейла спасла ей жизнь — научила управлять самолетом. Правда, она до войны училась летать в аэроклубе, но старых знаний, старого опыта могло и не хватить в той ситуации, в какую попала Глаша, когда ее пилот был убит.

Конечно, я не находила себе места. И не только я — Лейлу и Руфу любил весь полк, все тяжело переживали, праздничного настроения не было ни у кого.

Может быть, думала я, самолет Лейлы был сбит сразу, как только она вырвалась из луча прожектора. Или несчастье произошло над линией фронта? На нашей территории их нет, нам бы сразу сообщили. Если даже они остались живы, их, раненых, могли схватить немцы.

Неужели случится так, что мы никогда не узнаем, что с ними произошло? Жить с такой тяжестью на душе… И ничего, ничего сделать нельзя. Только ждать.

Бершанская подробно расспросила меня и Женю о нашем первом в эту ночь вылете, о том, что мы видели. И тоже сказала:

— Будем ждать.

На рассвете 2-го мая, когда мы, выполнив задание, возвращались на аэродром, я сказала своему штурману:

— Сегодня день рождения Лейлы.

Женя Руднева кивнула головой и промолчала.

Не буду рассказывать, как я провела этот день. Скажу только, что крепилась как могла. Небо слез не любит — эти слова Бершанской я никогда не забывала. День рождения пропавшей подруги мы решили отметить не слезами и вздохами, а беспощадными бомбовыми ударами по врагу.

«Скорее бы наступила ночь, — подумала я, направляясь в общежитие. — И только бы погода не подвела».

Когда, напрягая силы, исполняешь свой высший долг, легче переносить горе.

В эту ночь мы сделали с Женей пять вылетов. И что важно — она ни разу не промахнулась, но на самолет было страшно смотреть. Он перешел в руки техников, а мы, выпив по чашке чая, решили посидеть на ящиках — дождаться возвращения подруг, которые вновь ушли на задания. В воздухе мы почти не разговаривали, произносили только самые необходимые слова, и теперь я бы с удовольствием послушала какую-нибудь звездную сказку. Женя, видимо, уловила мое настроение.

— Видишь Марс? — тихо спросила она.

— Вижу. Бог войны. У него была жена? — я настраивала Женю на нужный лад.

— Да. Ее звали Чулпан.

— Чулпан? Ты хочешь меня рассмешить?

— Нет, Магуба, я говорю серьезно. Ты называешь так Венеру, утреннюю звезду. А законной женой Марса была богиня любви Афродита. Римское ее имя — Венера.

— Понятно. А дети у них были?

— Да, четверо. Маленький шалун Амур, который до сих пор пронзает наши сердца своими стрелами, прелестная дочка Гармония и… как говорится, в семье не без урода, — Женя подняла голову, рассматривая Марс, — тут правильнее будет сказать не без уродов, еще два сына. Ты знаешь, как называются спутники Марса?

— Ты как-то уже говорила — Страх и Ужас.

— Да, по-гречески — Фобос и Деймос. Они уродились в папу, а не в маму.

— Бедная Венера. Не надо было ей выходить замуж за Марса.

— Богини мужей не выбирают. Такова была воля Зевса. Кстати, Марс — его родной сын.

— Все ясно, — сыронизировала я. — Постарался для сыночка.

— Марс — глупый, жестокий, кровожадный бог. Его никто не любил на Олимпе. Даже отец. По свидетельству Гомера Зевс однажды сказал, обращаясь к сыну: «Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих! Милы тебе только распри, кровавые войны и битвы…» У Венеры, между прочим, были и незаконные дети…

— Женя, смотри!

По небосводу прокатилась звезда, оставляя за собой узкий светящийся след.

— Загадала? — с улыбкой глядя на меня, спросила Женя.

— Загадала. А ты?

— Я тоже.

Говорить о загаданном желании вслух нельзя. Но я знала, что мы загадали одно и то же…

— Моя заветная мечта, — прервала молчание Женя, — побывать на месте падения Тунгусского метеорита.

— Возьми меня с собой.

— С удовольствием.

— А что мы там будем делать? — не терпелось мне узнать.

Женя мечтательно ответила:

— Разожжем огромный костер, будем пить чай и петь песни.

— Прекрасно, — согласилась я. — Демобилизуемся — и туда.

— Договорились. Если посчастливится, найдем осколок этого метеорита.