— Во дает!

— Что делает, а?

— Вот это кино!

Все шесть пуль попали в черный круг мишени, в «яблочко». Офицеры дружно зааплодировали. Попросили и Лейлу выйти «к барьеру». Она охотно согласилась. Но предупредила:

— Выступаю вне конкурса. Пари мы уже выиграли.

Стреляла она менее удачно, но лейтенанта тоже превзошла.

По дороге в мастерские лейтенант, просмотрев заявку, растерянно заморгал глазами.

— Это что же… Вы с ума сошли!

Зина и Лейла одновременно положили руки на кобуру. Лейтенант расхохотался.

— Сдаюсь, сдаюсь. Но поймите, при всем желании удовлетворить вашу заявку не могу. Нет у меня этих деталей, — он поставил красным карандашом на заявке несколько минусов. — И этих, и этих…

— А когда они поступят? — вкрадчиво спросила Зина.

— Поступят, сообщу.

Выдав детали девушкам, лейтенант нерешительно спросил:

— А как все же насчет кино?

— Никак, — отрезала Зина. — Уговор дороже денег.

— Не расстраивайтесь, товарищ лейтенант, — посочувствовала заведующему Лейла. — Может быть, в другой раз. Вы потренируетесь…

— Все ясно, — сокрушенно вздохнул лейтенант. — Горе побежденным. Неспроста вас называют ведьмами.

— А вы думали, спроста? — последнее слово осталось за Зиной.

В тот же вечер самолет был готов к полетам, но техники предупредили, что летать та нем Лейла сможет недолго. Пророчество подтвердилось. После первого же вылета самолет Лейлы, заходя на посадку, выпустил красную ракету — сигнал бедствия.

— Санитарку! — распорядилась Бершанская. Так мы называли санитарную машину. Не спуская глаз с самолета, она закурила.

Лейла пронеслась над аэродромам, пошла на второй круг. В чем дело? Почему она не садится?

Я в ту ночь была дежурная но аэродрому. Гляжу на командира полка, а в голове мелькает мысль: «Каждый самолет, наверно, пролетает через ее сердце». Лицо у нее каменное.

— У них бомбы, — глухо говорит Бершанская, затаптывая папиросу. — Очистить аэродром: видать, неисправность!

По полю уже мчится машина с красным крестом, я сигналю, чтобы отвернула в сторону. На аэродроме осталась одна Бершанская.

С бомбовым грузом садиться опасно. Самолет может подпрыгнуть, накрениться, пропахать землю крылом, а много ли надо, чтобы бомбы взорвались?

Посадку Лейла, как всегда, совершила мастерски. Самолет остановился в дальнем конце аэродрома, все облегченно вздохнули. Бершанская, перехватив санитарную машину, вскочила на подножку. Невеселые мысли лезут в голову…

Оказалось, после близкого разрыва зенитного снаряда отказали замки бомбодержателей, и одна бомба едва держалась.

К утру самолет привели в порядок. Да, отслужил он свой век — заплата на заплате.

Я собиралась лечь отдохнуть, вбежала Лейла.

— Летим с Руфой в ПАРМ. Как не хочется, если бы ты знала. Счастливо оставаться.

Расставание было грустным. Обе мы стали «безлошадными».

Полдня, не переставая, лил дождь. Кипарисы на краю станицы напоминают стоящих на посту солдат в набухших шинелях. Плодовые деревья и кустарники словно кто-то окунул в воду. Все тропинки залиты водой, арыки переполнены, ручьи превратились в речки. Используя цинковые ящики из-под взрывателей, мы стираем белье. Обычно сдаем его старшине, но когда появляется возможность, стираем сами. Сняв сапоги и закатав рукава, с наслаждением занимаемся своим сугубо женским, домашним делом. Никаких приказаний, указаний — здесь все равны. Шутки, смех…

— Смотрите, самолет! — крикнул кто-то.

В стороне от нас заходит на посадку «По-2».

— Сел красиво, — одобрительно сказала Вера Белик. — Не хуже Лейлы.

Раздались возгласы?

— Интересно, кто это?

— Начальство какое-нибудь.

— Или корреспондент.

— Генерал! Ордена нам привез.

— Девочки, это же Лейла и Руфа. Смотрите!..

Да, это были они. А мы-то ждали их через месяц. Новый самолет — откуда?

— Калым получили! — радостно кричит Макарыч. — Теперь уж, Верочка, ничего не поделаешь…

Вера брызнула на нее водой.

Мы осмотрели самолет — чистенький, не новый, но и не старый, пахнущий свежей краской — закатили его в укрытие.

Полетов в эту ночь не было: снова полил дождь. Собрались в нашей комнате, потребовали у Лейлы подробного отчета.

— Значит так, — лукаво улыбается она. — Прилетаем. Находим Вериного жениха…

— Никакой он мне не жених, — гневно заявляет Вера Белик. — Нужен он мне!

— Ты же написала ему, — замечает кто-то ехидно.

— Ну и что? Написала: спасибо за весточку, будь здоров и счастлив. Точка!

— Находим Вериного жениха, — упрямо повторяет Лейла и, выждав, когда утихнет смех, продолжает: — Он бригадир механиков, старшина. Говорим: гони калым. Он отвечает: с удовольствием, только присмотрите за невестой, чтобы не выскочила замуж за какого-нибудь аса из соседнего полка.

— Лейла, — укоризненно произносит Вера, — не ожидала от тебя. Ведь ты все выдумываешь.

— Присмотрим, говорю, не беспокойтесь, — продолжает Лейла, не обращая внимания на замечание подруги. — Но для полной гарантии еще один самолетик требуется. Острая нужда у нас, И желательно поскорее.

Девушки загалдели:

— Правильно!

— А он что?

— Обдерем, как липку!

— Не старые времена, баранами не отделается!

— В общем, — рассказчица посерьезнела, — бригада просто замечательная. Ребята со списанных самолетов снимают все, что может пригодиться, и собирают из этих деталей новые «По-2». Один достался мне. Мы их ни о чем не просили, ничего не требовали. Просто не успели. Обещают специально для нашей эскадрильи собрать еще один самолет. Приняли даже обязательство. Саша Костенко прилетит сам и вручит подарок лучшему экипажу. Вот и все.

— Ура! — закричала я и расцеловала Лейлу. Сама тут же сообразила: «Освободившийся самолет передадут мне…»

Девушки подхватили Лейлу и с криками «Ура!» начали подбрасывать ее к потолку. Потом, успокоившись, стали обсуждать, чем отблагодарить механиков.

— Верочку, конечно, не отдадим, это слишком дорогая цена, — заявила Руфа. — Но, я думаю, эскадрилья не будет возражать, если она…

Вера заткнула уши, закричала:

— Слушать не хочу!

— Я хотела сказать, — Руфа пожала плечами, лукаво улыбнулась, — после Победы…

Посмеялись и решили, что лучшим подарком ребятам из ПАРМа будут наши боевые успехи.

После завтрака работаем в саду бабушки Марфы: окапываем деревья, разрыхляем под ними землю, отсекаем лишние ветки. Будто дожидаясь, когда возьмемся за лопату, тут как тут снуют куры, подбирая червей. Рослый, с золотистой грудкой и нарядным хвостом петух, заметив поживу, не трогает ее сам, а сзывает кур. Мы называем его джентльменом.

Бабушка Марфа, решив отблагодарить нас за труды, попросила поймать курицу. Со смехом и визгом девушки взялись за дело. Проходившая мимо Бершанская не утерпела, зашла во двор и, присев на скамейку, стала наблюдать. Я подсела к ней.

— А знаете, Евдокия Давыдовна, говорят, куры когда-то умели летать. Постепенно разучились.

— Намек поняла, — улыбнулась Бершанская. — Ну что ж, полетай пока на моем самолете, потренируйся, а то в самом деле превратишься в курицу.

В тот день я полетала вволю, отвела душу, показала, на что способна.

— Летаешь неплохо, — похвалила Бершанская. — Замечаний у меня нет. Переходи на ночные тренировки, учебные бомбометания.

Все девушки эскадрильи сердечно поздравили меня. Много хороших слов сказали.

Домой я вернулась под утро. Настроение приподнятое. Как-никак, ночные тренировки прошли успешно. К тому же меня выбрали председателем офицерскою суда чести. И это еще не все. Некоторые штурманы нашего полка хотят стать пилотами — за их переподготовку отвечаю я.

Лейла спит. Лицо усталое, бледное. Шесть вылетов за ночь. Листаю ее альбом, она мне разрешает. Небольшой, в бархатной обложке. Рисунки, стихи.