— К горсовету! — скомандовал он Ване.
Лешка сиял. Навстречу ему неслись грузовики, легковые, наплывали дома, зазевавшиеся посреди улицы пешеходы, а сбоку мелькали еще совсем голые тополя, окна, лица… Эх, ездить бы так всю жизнь!
Вот и площадь. Горсовет…
— На Доронина, товарищ Иванов, — уже мягче пробасил Поздняков сзади.
Ваня свернул в улицу, проехал несколько домов и затормозил возле двухэтажного, как раз против крылечка. Поздняков велел подождать, вышел из эмки. Лешка видел, как он отряхнул с себя соринки, как поднялся на крыльцо и, постояв, нажал звонковую кнопку. Из двери показалась красивая молодая женщина, обрадовалась, увела Позднякова в подъезд.
— Кто это? — спросил Лешка.
— Докторша, — пояснил Ваня. — Мы к ней второй раз с Алексеем Ивановичем ездим. А еще раз от больницы ее домой подвезли.
— А он что, лечится?
— Может, и лечится. Только он ее Олей называл, без отчества. Так, знакомые, видно… Только ты не болтай, — добавил после некоторого молчания Ваня. — Водитель, который Алексея Ивановича на ЗИСе возил, проболтался, так Алексей Иванович ездить с ним больше не стал. Мне об этом завгар сказал, понял?
— Понял, — ничего не поняв, сказал Лешка.
Ждали долго. А потом вышли оба: Поздняков и красивая женщина. Лешка с любопытством разглядел ее прическу: короткая, только что уши закрывает, совсем по-мальчишьи, когда долго не стригут. Таких Лешка не видел.
Они сели на заднее сиденье, и Поздняков велел Ване ехать в поликлинику, то есть в больницу. «Значит, лечиться», — заключил Лешка.
У клиники докторша вышла и, грустно улыбнувшись, спросила оставшегося в машине Позднякова:
— Так ты меня подождешь, Алеша?
А Поздняков сказал Ване: «Поехали!» — и не стал ждать.
Потом они поехали на пристань, где уже грузилась на баржи первая автоколонна, ехавшая в Заярск на все лето. Машины своим ходом взбирались по широким настилам на палубу, а там, уже с помощью водителей, выстраивались в ряды. Лешке страшно хотелось пойти на баржу, попрощаться со всеми знакомыми и дружками, но Поздняков стоял около эмки и даже не сошел вниз. Только директор автобазы подошел к нему, сказал, что погрузка идет нормально и что через час подадут буксир. Так и уехал Лешка, не попрощавшись.
На свороте с Набережной Поздняков снова вышел из машины, Ване приказал ехать в гараж, а сам пошел пешком в сторону клиники.
— Видал, опять к докторше подался, — недовольно проворчал Лешка. — Чего это он к ней ходит, а? — И, не дождавшись ответа, заключил: — Не любит он своих пацанов, это точно.
3
— Ты меня, наверное, устал ждать, Алеша?
— Нет, почему же. Я уже давно жду тебя, Оля, и, как видишь, не думаю уставать.
— Пожалуйста, без глубоких смыслов! — нахохлилась Ольга.
Они вышли со двора клиники и пошли вдоль ограды набережного парка.
— Как холодно, — пожаловалась Ольга. — В Москве сейчас уже все расцвело, распустилось, а у нас…
— А тут, — поправил Алексей.
— Что ты этим хочешь сказать? Что ты не собираешься остаться в Иркутске?
— Да ведь и ты, Оля, мечтала когда-то о Москве, как о своем доме. Так давай уж уедем?
— Куда?!
— В Москву, куда хочешь.
Ольга посмотрела: шутит он или не шутит? Но смуглое лицо Алексея было серьезно.
— Так ты об этом и хотел мне сказать?
— Да, Оля.
— Поздравляю! То собирался показать мне своих мальчиков, то вдруг решил…
Ольга не договорила. С ней вежливо раскланялся солидный, но еще довольно молодой человек, явно ученого склада.
— Наша «звезда». Невропатолог. Представь: тридцать пять лет, а уже доктор наук, автор целого ряда…
— Тридцать пять — это мало?
— Конечно!
— Значит, и я еще не так стар, Оля. Ведь я его старше всего на шесть лет…
— Зато он профессор! — рассмеялась Червинская.
— А я — генерал — отшутился Поздняков. — Докторов много, а нашего брата… попробуй, найди на мое место.
— Ты, как и раньше, влюблен в свой руководящий гений, Алеша! Напрасно раздуваешь себя, можешь лопнуть. Хорошо, что у тебя зимой все обошлось благополучно…
— Это лишний раз говорит о нашей ответственности, Оля. А твоему профессору не лопнуть, даже если он завтра станет ослом.
— Очень умно! — весело воскликнула Ольга. — Впрочем, у вас ведь ценится язык, а у нас — руки. Ну о чем мы болтаем, Алеша?
— Да, мы отвлеклись, Оля. Давай вернемся к тому, что я тебе предлагал.
— Уехать?
— Да.
— Очень мило с твоей стороны! Как ты все просто решаешь! Ты даже дорогу, рассказывали, спустил с берега на лед…
— А почему: даже?
— То есть как почему? Ведь это было связано с большим риском… с целой армией, как ты любишь говорить.
— Ты, как всегда, права, Оля! — с удовольствием подхватил Поздняков. — Видишь, ты и сама признаешь, что риск с дорогой был куда сложней, чем тебе решиться уехать. В крайнем случае будет только одна жертва…
— Опять ловишь на слове? И на работе ты так?
— Так, — улыбнулся Поздняков, вспомнив Теплова.
Ограда кончилась, и они вышли на открытый берег. Ольга смотрела на Ангару, на синеющие в легкой дымке далекие сопки, а думала о своем. Зачем он ей предлагает опять сойтись? Разве надеется вернуть то, что дала им когда-то их молодость? Ради чего он должен бросать семью? А она — клинику? Свой круг? Кем он заменит ей Сергея Борисовича, ее коллег, ее любознательных, шумных студентов. Женами автомехаников? Подобной Горску районной больницей? Ведь в Москву она и сама не вернется, Москва будет давить ее, терзать ее память… Да, она любит его, конечно, любит, но так ли велика ее любовь теперь? Ведь предложи он ей в первые дни их встречи — может быть, не задумалась даже!..
— Оля, ты о чем думаешь?
— Ни о чем… Ах да, ты уже говорил мне, что человек не может не думать. Так вот я думаю о тебе, Алеша: кинешься ты вот сейчас в воду? Ради моей прихоти?
— Скажи: «еду» — и я снимаю пиджак.
— Вот как? А прежде, мне кажется, ты бы не стал ставить условия… и снимать пиджаки, Алеша, — вполне серьезно, глядя ему в глаза, сказала Ольга.
— Ты по-прежнему невозможная, Оля! Я говорю о жизненно важных вещах, я готов пожертвовать ради любви к тебе всем, что мне дорого, а ты… ты переводишь все это в шутку!
Ольга опустила глаза.
— Ах, если бы это была только шутка!
4
— Алексей Иванович, я снова вхожу к вам с жалобой.
— На кого, Игорь Владимирович?
— Представьте, на вас.
— Вот что?
— Да, на вас. Вы опять перестаете со мной считаться. — Гордеев присел на стул, снял пенсне. — Я, признаюсь, посмел думать, что мы поняли друг друга… взять хотя бы с вагранкой.
— Но я же не препятствую вам строить литейный цех…
— Да. Как я в свое время не препятствовал вам ремонтировать «ярославцев».
— Кстати, они отремонтированы, Игорь Владимирович.
— И, кстати, не без моего участия, Алексей Иванович.
— Спасибо.
— Пожалуйста. А в перепробегах вы тоже и очень кстати, кажется, убедились. Но это…
— Нет. Я согласен только с тем, что доверять новое можно не всем. И убедил меня в этом скорее Рублев, а не ваше огульное отрицание, Игорь Владимирович.
— Рублев — это водители, это — жизнь…
— Раньше вы так не рассуждали.
— Как знать. Я просто умею осознавать свои заблуждения… в некоторых вопросах. Чего до сих пор не хотели вы…
— В чем же?
— Без моего ведома вы перебросили людей со строительства литейной на автобазовский гараж.
— На пять дней. И потом, гараж грозит рухнуть.
— Это с вашей точки зрения, а с моей — он может простоять целых три года!
— Возможно.
— Да, так. — Гордеев воздрузил пенсне, прямо посмотрел в лицо Позднякову. — Теперь, зачем вы перебросили в Баяндай Житова? Житов явно способный человек, я убедился даже по одной сделанной им конструкции центробежки…
— Именно: по одной! — перебил Поздняков. — Что же он, как технорук, еще сделал?
