А ведь еще вчера утром все было просто и ясно. На общем участковом собрании он отчитался о работе своей бригады, и руководство шахты осталось довольно, пожелало дальнейших успехов. А после обеда его срочно вызвали в партбюро. В кабинете кроме секретаря парторганизации шахты Алексея Ивановича Жильцова находился начальник соседнего, пятого, участка Зацепин. И по тому, как пытливо посмотрел на него Зацепин и как предупредительно-вежливо встретил его Алексей Иванович, Леонтий понял: сейчас произойдет что-то важное.
— Вы, Леонтий Михайлович, слышали что-нибудь о механизированном комплексе? — спросил его Зацепин, приглашая к столу.
— Так называемом «КМ-87 Д», — добавил Жильцов, присаживаясь рядом.
— Вот именно — так называемом, — улыбнулся Зацепин.
Его пытливые глаза впились, как шильца, и от них нельзя было отвести взгляда.
«Ишь ты заноза», — успел подумать Леонтий.
— Ну как, слышали? — заторопил Зацепин.
— Да вроде слышал, — проговорил неуверенно Ушаков.
— Почему вроде?
— Слышал от кого-то. Не помню, но, кажется, с вашего участка.
— Что ж, неплохо, — неожиданно повеселел Зацепин и, взглянув на Алексея Ивановича, торопливо добавил: — А если мы вам, — он резко подчеркнул последнее слово и повторил: — Вам предложим освоить этот комплекс? Что скажете?
За окном вихрился снег, посвистывал ветер — в природе шла предвесенняя сумятица, — а здесь, в кабинете, где каждая вещь сверкала чистотой и как бы наслаждалась покоем и теплом, царила тишина. Замер у окна Зацепин. Притих на стуле Алексей Иванович. Но, кроме ответного вопроса, Леонтий ничего другого не смог высказать вслух — тихо, растерянно:
— Почему я?
— А вы не догадываетесь? — улыбнулся Зацепин и, согнав не устоявшуюся на лице улыбку, заговорил вдруг строго и сурово: — Дело новое, для нашего южноуральского бассейна непривычное. В Донбассе комплекс уже прижился. Там и кровля покрепче, и уголек потверже. В этом я сам убедился, съездив туда. А наши условия вы знаете не хуже меня. Не совсем подходящие, я бы сказал больше — трудные. Но мы должны, мы обязаны освоить этот комплекс и здесь, у себя... От этого многое зависит. Очень многое. Это — будущее шахты...
В его чуть хрипловатом, но четком, твердом голосе осадком скапливалось волнение. Оно передалось и Жильцову, который маятником заходил по кабинету, и Леонтию, которому стало ясно, что с этой минуты в его жизни намечается новый поворот.
— Ответа ждем завтра в десять утра, — закончил Зацепин.
— И список людей, которых ты можешь взять из своей бригады, — добавил Жильцов.
— А может, всю бригаду перевести?
— Нет, это невозможно. Только не больше пяти человек...
— Значит, все заново?
— .Да, Леонтий, все заново, — подтвердил Жильцов.
— И вот еще что, — сказал Зацепин, подавая на прощанье руку. — Подумайте о машинисте комбайна. Это должен быть человек опытный и надежный.
— ...Что же ты молчишь? — прервал раздумье Леонтия Федор.
И опять — чего никак не ожидал Федор — не сорвался на грубость Леонтий, а снова спокойно спросил:
— Как, пойдешь? К тебе к первому пришел.
— Я пока рассудка не лишился. — Федор усмехнулся. — Ты вон Ерыкалина возьми. Он за тобой на край света побежит. — И снова отошел к окну.
— А я надеялся на тебя.
Леонтий вздохнул и направился к двери. Федор молчал. Он рассеянно следил, как на деревянную горку пытался взобраться малыш, но всякий раз скатывался вниз. Хлопнула в коридоре дверь. Федор шагнул к порогу, но остановился посреди комнаты и резко взмахнул рукой, будто отсекал от себя что-то мешающее.
«Зачем? — подумал устало. — Какая мне выгода? Работа хорошая, ни от кого не завишу. Сам себе хозяин. Телефон обещают провести. Проведут — совсем будет хорошо. Сиди, чай попивай да жди звонка...»
Но чем дальше успокаивал себя, тем противнее становилось на душе. Думал: пройдет. Не дома, так на работе. Обязательно. Все-таки работа взрывника ему сразу приглянулась. Еще на курсах в Свердловске ребята посоветовали:
— Не теряйся, Пазников, отхвати заодно и удостоверение взрывника. Пригодится... Добрым словом помянешь.
Правда — помянул. Если б не было удостоверения, то ни за что бы ему не попасть на участок ГПР. А туда он решил идти после разговора с будущим тестем Сергеем Акимовичем, которому он неожиданно для самого себя раскрылся весь — ничего не утаил.
— Мягко́й ты, Федор, ой мягко́й... Нет в тебе жилки хозяйской, на поводу идешь. Так-то быстро обтрепешься. — И будто в шутку добавил: — Я еще погляжу, стоит ли мне девку нашу за рохлю такого отдавать... Она ведь у нас дочь единственная...
Вот тогда и посмотрел на себя со стороны Федор и согласился: верно, рохля он, на поводу идет: то у матери, то у сестер, а на работе то у бригадира, то у горного мастера. «На таком только воду возить», — вспомнилась колкость Сергея Акимовича. А может, он вовсе не шутит, как-никак отец родной, по всему видно, слушается его Ирина. Испугался, быстро сказал:
— Не такой я... Вот увидите... Самостоятельным буду...
— Дай-то бог, — улыбнулся Сергей Акимович.
Но не мог забыть Федор своей прежней должности, ничего не получалось. Как встретит кого из знакомых ребят, обязательно остановит. Только Леонтия избегал — стыдно было. Потому и на свадьбу не пригласил. Думал: совсем обидится школьный друг и обиду свою выскажет при первой же встрече. Ошибся: Леонтий при случайных встречах вел себя так же, как прежде. О здоровье спрашивал, о том, как работается, о молодой жене.
Хотелось верить Федору: пройдет еще месяц-другой — и забудет он, что работал в бригаде Леонтия Ушакова. Может быть, так и случилось бы. Но вот пришел к нему Леонтий, растревожил: «Хочу пригласить тебя, Федор, к себе в новую бригаду».
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
На тихой окраинной улице Леонтий Ушаков остановился у дома, который, как бы наперекор, выбивался из стройного порядка остальных домов — стоял на возвышении и подступал к самой дороге.
Леонтий вошел во двор и, уже поднявшись на скрипучие ступеньки высокого крыльца, услышал веселый визг детских голосов. Леонтий улыбнулся и направился к задней калитке двора. Не успел открыть ее, как в плечо шмякнулся крепкий подталый комок снега. Прямо перед собой Леонтий увидел испуганное, раскрасневшееся лицо мальчика лет десяти. За ним, присев на корточки у сруба колодца, сбилась в кучу ребятня поменьше.
Из-за угла сарая выглянул мужчина в распахнутой фуфайке, маленький, юркий, похожий на паренька. Град снежков полетел в его сторону. Мужчина, утопая в снегу, зашагал к Леонтию, весело крича и отмахиваясь:
— Хватит вам, контра! Не видите, что ль? — Подойдя к бригадиру, подал худенькую мокрую ладонь. — Здорово, Леонтий.
Пущенный кем-то из ребятни увесистый комок снега сбил с Леонтия шапку, и мужчина беззлобно прикрикнул:
— А ну, цыц, разбегайся! — И простодушно, помогая Леонтию стряхивать с пальто градинки снега, засмеялся: — Вон как тебя мои охломоны встречают.
— Ты все воюешь, Андрюха?
— Воюем, — охотно согласился Андрей и, подхватив Леонтия под руку, потянул к распахнутой калитке, через которую с шумом и гамом только что выбежали ребятишки.
— Подожди. Это все твои?
— Кто? — не понял Андрей.
— Вот, ребятишки.
— Есть и мои, есть и соседские. А что?
Леонтий знал: в его бригаде самая большая семья у Андрея Чеснокова, но сколько детей, и тем более как зовут каждого, Леонтий, к стыду своему, не сказал бы. В гостях друг у друга бывать не случалось, а на работе Андрей только отшучивался. И если бы не эта срочность со списком, в который была одной из первых включена фамилия Андрея Чеснокова, то, возможно, еще бы не скоро пришлось Леонтию прийти в этот дом, стоявший на окраинной улице поселка. По лицу Андрея видно, что он приятно удивлен, но вел себя так, будто его бригадир — со вчерашнего дня уже бывший — был его частым гостем. А Леонтию вдруг стало стыдно и неловко, и он быстро проговорил:
