Кончилось все совсем нежданным — комиссией из республики, заседанием бюро обкома партии, отстранением от должности... Говорил тут Ильин о своем выговоре — э, хотел бы Грачев иметь тот выговор!

Долго сидел так Степан Романович Грачев, придавленный своими тяжелыми думами. Тяжелы они были, но, как казалось самому Грачеву, не беспросветными. А в самом-то деле думы те ничего в характере и поступках хозяина не высветляли на будущее: Грачев оставался Грачевым...

Почти возле самой щеки мохнатый жучок упал на цветок тюльпана и раскачался вместе с ним. Андрей видел, как он деловито полез в рубиновый раструб цветка и как оттуда выкатилась капля ночной росы. Ветер-отшельник вздохнул над тюльпаном, небрежно шевельнул волосы Андрея... После него остались тревожные запахи южного моря и экзотической растительности тропиков. А может, это только казалось так? Сейчас Андрею многое кажется!

Вот лежит он на прогретом бугорке, а ему кажется, что в эту минуту Граня беседует с бывшим священником. Вполне возможно, что это не так, вполне, но вот Андрею кажется, и он ничего не может сделать с собой... А в поселок не хочет ехать — зачем? Недорого стоит та любовь, которая так легко забывается, уж лучше здесь быть, виду не показывать. «Койбогар — не Северный полюс, сама приеду. На крыльях прилечу...» Видно, ветер в обратную сторону дует!

А в синем небе — редкие белые облачка. Андрей бесцельно следил за ними, и в голове его вслед за облаками плыли события минувших дней. Все они так или иначе касались Андрея.

В обкоме комсомола строгий выговор оставили в силе. Написал дальше... В Приречном работает комиссия из республики. Савичева, кажется, восстановит, только он плох, болеет...

Андрей поднялся, взял с земли фуфайку и бросил ее через плечо. Наметанным глазом окинул пасущуюся отару — вся на месте. А часом раньше штук сто овец пришлось вытаскивать из падинки, вспаханной осенью Василем Бережко под кукурузу. У овец ведь как: одной взбрело в глупую башку, что по ту сторону пашни трава слаще, ну за ней и другие полезли в жирную и блестящую, как колесная мазь, грязищу... Пока вытащил всех, чуть не кончился. Если так поднимать животноводство, то действительно можно грыжу нажить, права Граня...

Граня! Опять Граня!

Погнал отару к зимовке: матерям-овцам пора кормить детвору. Навстречу Фатима выпустила из загородки стаю ягнят. Они восторженно, ликующе блеяли и мчались к мелко трунящим маткам, трепыхая хвостиками.

— Ай, Андрейка! — Фатима махала Андрею, показывая на бешено носящийся вокруг дома трактор-колесник. — Спасай скорей! Базыла спасай!..

Андрей не сразу сообразил, в чем дело. На высоком сиденье «Беларуси» маячила фигура Базыла, встречный ветер туго надувал его рубашку парусом. «Покататься вздумал, самостоятельность проявил. — Андрей бегом погнался за трактором, мельком глянув на хохочущих у домов строителей: — Чего ржут?!» С ходу прыгнул на прицепную серьгу и через плечо Базыла дернул за рычаг. Трактор остановился. Базыл долго не сводил изумленных глаз с полированной ручки рычага. Вытер рукавом коричневые скулы и обернулся к улыбающемуся Андрею, ногой пнул соседний рычажок.

— А этот зачем? Как его фамилия?

— Этот — для включения вала отбора мощности.

Базыл еще раз провел рукавом по лоснящимся мокрым щекам.

— Шайта-ан, я его тянул, думал — заелся. У, шайтан какой...

Долго смеялись строители.

— Начальство бежит! — сказал черный, как грач, плотник и взялся за топор.

Из-за косого плеча бархана вывернулся восьмиместный «газик». Левая дверца с треском откинулась — из кабины выскочил Марат. Был он в темных очках, в черной рубашке с подвернутыми рукавами и при длинном белом галстуке.

Поздоровавшись, с минуту стоял, задрав голову и сняв очки.

— Эх, елки зеленые, царство птичье! Прижились?

Возле каждого скворечника приплясывали, трепыхали крыльями поющие и свистящие скворцы. Марат перевел взгляд на новые поднимающиеся дома.

— Значит, и люди приживутся. — Сзади кабины отстегнул тент и опустил железный борт, движением руки позвал Андрея: — Помогай!

С трудом вытащили и поставили на попа металлическую бочку с вырезанным с одной стороны дном.

— Нам подарка, Андрей. По блату Марат Николаевич дает.

— Не по блату, а ради эксперимента. — Марат поднял повыше рукав и сунул руку в бочку с какой-то болотной жижей, усердно размешивая ее и, похоже, перетирая в пальцах каждый комочек.

Андрей заглянул через его плечо.

— Это что, подошвы смазывать, чтобы легче за отарой бегать?

— Семена элиты у вас где?

Андрей показал на бумажные мешки с кукурузой, сложенные под навесом.

— В этом вот компосте замочим.

— Что за компост? Твой рецепт?

— К сожалению, мой. Если удачно получится — на будущий год все семена кукурузы так обработаем.

Марат вымыл руки под умывальником, прибитым на столбике, и начал подробно рассказывать, как и сколько времени замачивать кукурузные семена в этой серо-зеленой жиже.

— Может, что и получится. Мне всегда, скажу вам, не везет. А теперь давайте посмотрим пашню.

Пройтись по пашне никто не решился. Она дышала, как живая, над ней курился парок.

— Поработал на совесть...

И все поняли, о ком говорил Марат.

К зимовке возвращались грустные и молчаливые. Впереди, заложив руки за спину, шел Базыл. Его кавалерийские ноги, казалось, выкатывали из травы-старника бесчисленных жаворонков. Набрав высоту, птицы замирали на месте. От пения жаворонков звенел весь воздух. Сняв темные очки, Марат запрокинул голову, подставляя лицо теплому солнцу.

— Есенин?

— Есенин.

Андрей перебросил фуфайку на другое плечо и сдержанно, без улыбки пригласил:

— Знаешь, идем-ка, я тебе лучше покажу, как переоборудовал кукурузную сеялку. Сила!..

Выдержки у Андрея хватило не надолго. Как только посеяли они с Базылом кукурузу в Василевой падинке, он сразу же засобирался в Забродный. Подстегивала и новость, переданная Маратом, только что уехавшим с Койбогара.

В Забродный приезжал офицер военкомата. По словам Марата, он подбирает парней в лётное училище — лучших из лучших. Правление колхоза и партбюро рекомендовали Андрея Ветланова...

— Неужели это возможно, Марат Николаевич? А вдруг — звездолетчик! А?

— Возможно, — спокойно, задумчиво сказал Марат. — Придет время, и Левитан сообщит: «В космосе гражданин Союза ССР летчик-космонавт Ветланов Андрей Иванович...» Все возможно, я очень даже верю в это, Андрей! Было бы только небо чистым!..

В поселке не нашел ни Марата, ни Грани. В молочном отделении фермы встретилась Нюра Буянкина, можно бы у нее спросить, где Граня, да самолюбие у парня было сейчас выше Уральского горного хребта.

Андрей, вероятно, очень по-мужски взглянул на Нюрины незагорелые коленки, выглядывавшие из-под короткого школьного платьица. Она покраснела. Андрей тоже смутился.

— У меня коленки толстые, просто ужас! — Нюра деланно засмеялась.

— Наверное, часто в угол ставили, на колени?..

Нюра сняла с вешалки белый наутюженный халат, торопливо надела его. Он был ей чуть ли не до щиколоток. Из кармана халата вытащила сложенную газету, протянула Андрею:

— Читал?

— Опять про тебя?

— Нет-нет! — Нюра ткнула толстеньким пальцем в статью: — Вот, прочти...

Под рубрикой «Инициатива и опыт» была напечатана большая статья: «Не будет одиноких зимовок!» Андрей глянул на подпись:

— Так я давно знаю, что он директор...

— Ты читай, читай! — потребовала Нюра, вместе с Андреем выходя из молочного отделения на улицу.