Во взгляде Дженни появилась настороженность. Не помешает, если она будет слегка побаиваться меня, а то она слишком самоуверенна.

– А Боннер рассказывал тебе обо мне? – спросила она.

– Он ничего не говорил, да я и не спрашивал. Все, что мне надо о тебе знать, ты рассказала сама. Девушки вроде тебя всегда ищут режиссеров, в надежде произвести на них впечатление. Тебе повезло, ты произвела нужное впечатление на одного из них. Смотри, как бы это впечатление не испарилось.

Дженни облегченно вздохнула, настороженность в ее глазах пропала. Внезапно она улыбнулась.

– Хорошо, босс, как скажешь.

Я вышел из-за стола, подошел к ней и обнял. Губы ее были мягкими и теплыми, глаза закрыты. И в этот момент зазвонил проклятый телефон. Я взял трубку. Это звонил Макаллистер из Нью-Йорка.

– Детективы разыскали Уинтропа, – сказал он.

– Хорошо. Свяжись с ним и вели ему притащить сюда свою задницу.

– Агент сказал, что он никуда не поедет.

– Тогда позвони Монике и попроси ее поговорить с отцом, ее он послушает.

– Я звонил, – быстро сказал Макаллистер, – но она сегодня выехала в Калифорнию на студию «Двадцатый век». Если тебе нужен Уинтроп, то лучше поговори с ним сам.

– Я слишком занят, чтобы ехать в Нью-Йорк.

– А этого делать и не надо, Эймос в Чикаго. В местном детективном агентстве тебе объяснят, где его найти.

– В Чикаго? Тогда, пожалуй, я смогу съездить к нему.

Я положил трубку и посмотрел на Дженни.

– Наступает уик-энд, – тихо сказала она, – я ничем не занята. Чикаго великий город.

– Ты поедешь? – спросил я.

Она кивнула.

– Мы ведь полетим, правда?

– Обязательно, – ответил я.

Дженни посмотрела на меня.

– Вот как надо путешествовать, – сказала она, – в нашем распоряжении целый самолет.

Я оглядел пустой салон самолета, который Баз выделил для нашего полета после моего звонка. Было уже почти девять, и, взглянув на часы, я переставил их на два часа по чикагскому времени. Стало слегка закладывать уши, значит, мы набирали высоту.

– Наверное, это здорово – владеть авиакомпанией? – с улыбкой спросила Дженни.

– Это очень удобно, особенно когда спешишь куда-нибудь.

– Я тебя не понимаю.

– Что ты не понимаешь, девочка?

– Тебя, ты меня просто удивляешь. Большинство мужчин я понимаю, они намечают себе какую-нибудь цель и сосредотачиваются на ней. А ты совсем другое дело, у тебя уже все есть.

– Не все.

Она кивнула на огни Чикаго, сверкавшие под нами.

– Ты имеешь в виду, что вот это не принадлежит тебе?

– Это верно, но мне много и не надо, вполне хватает того, что я имею здесь.

Ее глаза затуманились.

– А что если самолет потерпит аварию?

Я щелкнул пальцами.

– Ну и черт с ним, легко пришел – легко уйдет.

– Именно так?

– Именно так.

Дженни глянула на секунду в окно и повернулась ко мне.

– Я думаю, что точно так ты относишься и ко мне.

– Я говорил не о тебе, – ответил я, – а о самолете.

– Знаю, но на самом деле это одно и тоже. Твоей собственностью является каждый, кто работает на тебя, и если даже ты сам не стремишься к этому, то это за тебя делают деньги.

– Деньги делают многое для меня, – сказал я.

– Почему ты тогда не позволяешь им купить тебе ботинки?

Я посмотрел на свои ноги – я сидел в одних носках.

– Не волнуйся, у меня есть ботинки, они где-то здесь, в самолете.

Она засмеялась, потом снова стала серьезной.

– Деньги могут купить тебе время, они также позволяют тебе делать людей такими, какими ты их хочешь видеть.

Я удивленно вскинул брови.

– А я и не знал, что ты не только актриса, но и философ.

– Ты еще не знаешь, актриса ли я.

– Лучше бы ты оказалась актрисой, иначе я буду выглядеть круглым дураком.

– А тебе бы этого не хотелось?

– Дураком выглядеть никому не хочется, и я не исключение.

– Тогда почему ты берешься за такое дело, Джонас? Тебе ведь это совсем не нужно. В деньгах ты не нуждаешься, для чего тебе делать фильмы?

Я откинул голову на спинку кресла.

– Может быть, потому что хочу, чтобы обо мне вспоминали в связи с чем-нибудь еще, кроме пороха, самолетов и пластмассовой посуды.

– Но тебя будут в основном вспоминать именно из-за них, а не из-за фильмов.

– Ты думаешь? – я повернулся к ней. – А почему ты вспоминаешь человека? Потому что он заставил тебя переживать или потому, что построил самое высокое здание в мире?

– Из-за того и другого, – мягко сказала она, – ведь и то и другое сделал именно он.

– Ты философ, не думал, что ты так хорошо понимаешь мужчин.

Дженни рассмеялась.

– Я женщина, а мужчины – это первое, что стараются понять женщины.

Колеса коснулись земли. Инстинктивно я подался вперед, словно хотел выровнять машину на полосе. Потом расслабился. Замечательная все-таки вещь привычка – всегда пытаешься получше посадить самолет, независимо от того, управляешь им сам или нет.

Когда в открытую дверь ворвался порыв холодного ветра, Дженни поежилась и накинула тонкое пальто. От посадочной полосы к зданию аэропорта нам пришлось идти по снегу.

Ко мне подошел шофер и приподнял фуражку.

– Машина ждет вас, мистер Корд.

Дженни и в машине продолжала дрожать от холода.

– Я уже и забыла, какой холодной может быть зима, – сказала она.

Через сорок пять минут мы были в отеле. Возле дверей нас встретил помощник управляющего Картер.

– Рад снова видеть вас, мистер Корд, ваш номер приготовлен. Звонили из вашего офиса в Калифорнии.

Он щелкнул пальцами. Словно по мановению волшебной палочки, подошел лифт, и мы вместе с Картером поднялись наверх.

– Я взял на себя смелость заказать для вас горячий ужин, мистер Корд, – сказал помощник управляющего.

– Благодарю вас, Картер, вы проявили похвальную сообразительность.

Картер открыл перед нами дверь номера. В гостиной стоял небольшой обеденный столик, бар сверкал разнообразными бутылками.

– Позвоните, когда будете готовы, мистер Корд, и вам немедленно подадут ужин.

– Нам надо несколько минут, чтобы умыться и привести себя в порядок.

– Очень хорошо, сэр.

Я посмотрел на Дженни, которая все еще не согрелась.

– Картер!

– Да, мистер Корд.

– Мисс Дентон явно не готова к такому снегу. Как вы думаете, мы сможем достать ей теплое пальто?

Картер позволил себе бросить быстрый взгляд на Дженни.

– Я думаю, мы все устроим, сэр. Конечно, норковое?

– Конечно, – ответил я.

– Хорошо, сэр, мы подберем мадмуазель то, что ей требуется.

– Спасибо, Картер.

Он удалился, закрыв за собой дверь. Дженни посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Вот это да! А я-то думала, что меня уже ничем не удивишь. Ты знаешь, сколько сейчас времени?

Я посмотрел на часы.

– Десять минут первого.

– Но ведь никто не покупает норку после полуночи.

– А мы и не пойдем ее покупать, они принесут ее прямо сюда.

Дженни долго смотрела на меня, потом кивнула.

– Понятно, а в этом есть какая-нибудь разница?

– Конечно.

– Послушай, а почему к тебе здесь такое почтение?

– Потому что я плачу за аренду номера.

– Ты хочешь сказать, что этот номер всегда за тобой?

– Конечно, – ответил я, – ведь я не знаю, в какой момент придется очутиться в Чикаго.

– А когда ты здесь был последний раз?

Я почесал щеку.

– Примерно года полтора назад.

Зазвонил телефон, я взял трубку, потом протянул ее Дженни.

– Меня? Но ведь никто не знает, что я здесь, – удивилась она.

Я ушел в ванную и закрыл дверь. Когда через несколько минут я вернулся, изумленная Дженни сказал мне:

– Звонил меховщик. Он хотел знать, какую норку я предпочитаю: светлую или темную. И еще размер.

– И какой размер ты заказала?

– Десятый.

Я покачал головой.

– Думаю, что тебе надо было заказать двенадцатый, никто не покупает норковое манто десятого размера.