— Да тю на тебя еще раз. Мы слух пускаем и суету устраиваем, но уходить-то не будем, не дурень же я совсем. Зато белогорцы враз засуетятся, ибо привыкли за нашей широкой спиной в покое жить. Напугаются они жутко, я так думаю, и с утречка к нам в гости припожалуют челом бить.

— И что?

— А ничего! Людям всегда надо давать выбор! Один вариант должен быть неприемлем для них категорически. Это уход орденцев и оставление их на растерзание разъяренных панов. Ведь так?

— Хм, похоже, — отозвался старый рыцарь, задумчиво почесывая узловатым пальцем кончик носа. — А второй вариант?

— Он должен быть выгоден нам, и только нам. Но и им, конечно, но в меньшей мере.

— И какой же он?

— Простой, как три копейки, то есть мелких медных монетки. Не хотят нам платить деньгами, ибо люди скупы, то пусть платят натурой. Четыре недели службы под знаменами нашего ордена в течение 12 лет местных селян устроят?! Вместо десятины? И потом, после службы, платить ее также не будут. И как тебе такое предложение?

— Многие согласятся, — после долгого раздумья согласился отец Павел и с интересом посмотрел на Андрея. — Особенно сейчас, если выбор идет только в сторону Сартского. Да… Согласятся. Не все, конечно, но сотни полторы народа будет, а то и вдвое больше, тех, кто побоевитей и позадорней.

— Вот видишь…

— А прок-то от таких воинов какой? Оружия у них хорошего днем с огнем не сыщешь. Луки короткие, охотничьи — хороших боевых, клееных, десятка два на все села, уж больно дорогие они. Редко кто их может здесь прикупить, да и зачем такие мощные на охоте в густом лесу, когда самым простым обойтись можно, за пару грошей купив. Кожаные доспехи не у всех, хорошо, если на половину народа наберется. Топоры и рогатины, щитов и тех мало, да и худо сделаны.

— Прок, говоришь?! — Андрей усмехнулся и показал пальцем на тисовые бруски, что вытянулись небольшой горкой: — Вот он, прок тот самый, лежит перед самыми глазами. С таким длинным луком в лесу не поохотишься, но ведь кроме пернатой и четвероногой дичи есть еще и та, что о двух ногах. Вот с таких луков в моей истории английские лучники в Столетнюю войну французских рыцарей истребляли, причем в самом буквальном смысле.

— Ах, вот что ты задумал?! — Глаза старика сверкнули, и он впился пронзительным взглядом в заготовки для луков, словно впервые увидел их в жизни. — Никогда бы и не подумал!

— Это от практичности нашего мышления. Но не все, что годится для охоты, пригодно для войны, так и наоборот. Обычным селянам это без надобности…

— А кому надобно? Кто позволит крестьянам специально вооружаться?

— У нас были такие — казаки назывались, — они и земледельцы и воины. Выходили на службу с собственным оружием, когда начиналась война, а после нее возвращались к мирным занятиям. А потому не платили налогов — он у них был один, и брали его кровью. И воевали на совесть, ничем не хуже профессиональных воинов, ибо в домашней жизни тренировались воинскому делу на совесть, от этого же жизнь зависит.

— И ты хочешь? — Старик задохнулся от догадки, его глаза блестели такой радостью, что Андрей непроизвольно усмехнулся.

— Я хочу сделать так же! Создать такую прослойку из самых боевитых. Всех не удастся, да и трусоватые и неумехи нам не нужны — зазря погибнут в первом же бою. А оно нам надо? А потому они будут платить десятину. Будут, уже не отвертятся, как сейчас — их же односельчане и заставят. И проследят, чтоб ничего не утаили. И сговора между селянами больше не будет, и две сотни воинов под рукой у ордена, и землепашцы с торговцами послушные. Разделяй и властвуй, так еще древние римляне говорили!

— Не ошибся я в тебе, — в голосе священника прорвалась гордость, — благо великое принесешь ордену…

— Дифирамбы мне не пой, я в них совершенно не нуждаюсь. Да и дело еще не то чтобы закончено, оно еще и не начато. Нужно взять крестьян в оборот — это раз. Пусть напугаются от известия, и тогда сюда придут старейшины для переговоров.

— Сделаем сегодня же!

— Я их буду гнать к такой-то матери со всеми просьбами. Ибо злой я до ужаса, сатрап персидский! А ты добрый! К тебе с уговорами приставать будут, а ты меня «просить» станешь.

— Так будет лучше, — священник лукаво ухмыльнулся в бороду. — А потому, думаю, уже сегодня сговоримся.

— Надо сладить. Условия такие — пусть выставляют два десятка «синих» на прежних условиях…

— Они один только десяток раньше выставляли, — попытался внести поправку старый рыцарь, но Андрей его перебил:

— Населения вдвое больше стало, если не втрое, так что пусть выставляют. И нам слабину показывать нельзя! И пеших лучников в воинской оснастке две сотни. С остальных орденская десятина, как и прежде. И только с них взыскать задолженность по прежним годам.

— От охотников в стрелки записаться отбоя не будет, — засмеялся старик — морщины на лице разгладились. — Это ты хорошо придумал! Один вариант не нужен им, а другой… ха-ха… выгоден нам.

— А мы будем выбирать лучших из них и четыре недели испытательного срока установим. Пусть из луков по мишеням садят да воинскую сноровку приобретают. И все двенадцать лет не только хозяйством заниматься будут, но и себя в тонусе держать да для тренировки стрелять почаще. Вот так-то! А нам работать нужно.

— Что делать в первую очередь будем? — судя по голосу старика, Андрей почувствовал, что его командование в будущем будет приниматься отцом Павлом без возражений.

— И в первую! И во вторую, и в третью. Сколько лучных мастеров в Бялу Гуре имеется?

— Двое, довольно умело простые луки мастерят. И еще один старик так себе, делает плохенькие — глазами и руками ослаб.

— Пусть дальше и делает — конкурентов у него не будет. Тем двум весь тис отдать — луки должны быть в сажень, толщина в середине, у основания, в семь санти… вот так короче, — Андрей как можно шире раздвинул указательный и средний пальцы, показывая требуемое расстояние. — Стрелы длинные, больше шага. До середины лука. Тулы нужны, по две на лучника, это шестьдесят стрел боезапаса. И главное — и луки, и стрелы должны быть одинаковые. Абсолютно! Такой лук в умелых руках — страшное оружие, стрелы пускает на четыреста шагов и больше. С сотни шагов любой рыцарский доспех продырявит насквозь. Боевому луку уступает, конечно, но ненамного. А скорострельность всяко лучше, чем у арбалета. Тис самый лучший материал для изготовления — ясень и вяз ему уступают. У нас, я имел в виду свой прошлый мир, англичане даже специальную пошлину ввели для испанских виноторговцев — те должны были прилагать к каждому бочонку вина две тисовые заготовки для лука. Вот так-то!

Андрей высыпал всю информацию, что знал об английских луках, и почувствовал себя пустым кувшином. А главное, чего он не знал, — это как такой брусок в лук превращать, сам бы он не смог. Но на то есть умельцы и деньги, которых благодаря трактирщику было не так уж и мало. Но тут он вспомнил о главном и распорядился веским голосом:

— И основное — луки и стрелы должны быть одинаковые. Абсолютно! Унификация облегчит и изготовление оружия, и подготовку стрелков. В единообразии великая сила заключена. Так что направь гонца в Белогорье немедленно, и пусть лучные мастера работают только на нас. И никаких других заказов больше не берут! Заплатить им довольно, но не шикуя…

— Щедрость пока не уместна, если я правильно понял твое последнее слово, брат-командор!

— Совершенно верно! Тисовый лук хороший мастер за день делает. Но этого мало. За этот месяц они полсотни луков должны сделать — пусть сообща работают — так отсебятины не будет и руку набьют. А если плохо набьют, то мы им в морду! И подмастерьев себе побольше набирают — через месяц полторы сотни заготовок будет, их нужно сделать быстро. И стрелы делают елико возможно больше.

— Оружие от ордена дадим?

— Еще чего! За лук десять грошей, и за два тула стрел еще тридцать. Кожаный доспех с топором за двадцать. Три злотых…

— У многих таких денег нет!

— Таким бесплатно. Особенно молодежи, у них денег вообще нет, я понимаю. Но срок службы увеличивается в полтора раза, на две недели каждый год. Отрабатывать будут, и там, где орден прикажет.