— Пся крев!
Решение Завойскому пришло само собой, когда он устал участвовать в бесконечных спорах и склоках, пытаясь доказать свое право командования — ведь он имел самый большой отряд, за исключением личной дружины магната, конечно.
Потому пан и решил начать войну только собственными силами и первым делом полностью уничтожить орденский отряд, заодно захватив богатый обоз. Затем он планировал внезапно напасть на мятежную Притулу, изрубить непокорных смердов, испепелить крестьянские жилища, безжалостно предав огню и мечу, и лишь потом двигаться на замершую от ужаса Бяло гуру, куда кастелян Замосцкий клятвенно пообещал привести всю дружину заболевшего магната и ополчение подручных Сартскому панов.
Разбить непокорных селян и орденцев поодиночке, захватить замок и перекрыть перевалы и самому стать владыкой, сравнявшись по могуществу с влиятельным соседом, — такая перспектива заставила Завойского действовать напористо и энергично.
Грех было упускать столь удачное начало!
— Януш! Возьми полусотню и догоняй «синих» по дороге. Там петля, и ты зайдешь поперед их — за лесом не заметят. Выруби всех, в плен брать не нужно, ибо вскоре выкупать их будет некуда! Поспешай, Януш, уйти могут, а то нам во вред пойдет!
— Я догоню их, пан Кароль!
Суровый шляхтич с вислыми ниже подбородка усами крепко ожег коня плетью, за ним рванули его воины, громким гиканьем подгоняя своих застоявшихся лошадей.
Завойский чуть кивнул, продолжая хладнокровно наблюдать за подготовившимися к обороне обозниками. Опытным взглядом матерого, закаленного в боях воина он уже оценил всю силу, вернее, очевидную немощь своих заклятых врагов.
Всего четыре десятка копейщиков, с дюжину «серых» лучников, пусть и полностью готовых к бою, но этого было слишком мало.
Правда, с орденцами находилось еще с полсотни, никак не больше, попрятавшихся под повозками обозников, но все они вместе представляли собой легкую добычу для его пяти рыцарских «копий» да еще полной сотни всадников.
Это не считая отборной полусотни Януша, на самых лучших конях, что ушла в погоню за бежавшими «синими», уже скрывшимися за опушкой вытянувшегося леска.
— Труби сигнал, Домашек! Мы их сейчас сомнем и втопчем в снег! Будут знать, как ходить без пошлин на моей земле!
Пан засмеялся от собственной шутки, но тут же властно произнес, подняв руку:
— Копье!
Тяжелое древко тут же легло в его латную перчатку, и Кароль Завойский тронул коня с места. Хорошо обученный жеребец послушно пошел вперед, постепенно набирая ход и перейдя на рысь.
Справа и слева пан хорошо видел склонившиеся копья рыцарей и оруженосцев, идущих «частоколом» со склоненными смертоносными наконечниками.
Он даже восхитился красотой зрелища. Разноцветные плащи и попоны, некоторые из которых были украшены рыцарскими гербами, мощный топот копыт — разве такое не могло не радовать сердце настоящего воина, с детства вскормленного с лезвия меча?!
Он всем своим естеством жаждал схватки, видя перед собой ненавистные красные щиты с белыми крестами, над которыми угрожающе топорщились странные копья. Такие Завойский видел впервые в жизни — жуткую помесь рогатины с топором и багром, но не испугался — ведь на одного пешца приходилось по два всадника.
— Пся крев!
Ругательство застряло в глотке, хлеставший в глаза ветер мешал рассмотреть. Но и того, что пан заметил, несясь во весь опор, хватило для понимания — избиения младенцев, на что он рассчитывал, не произойдет, крестоносцы возьмут чересчур высокую плату кровью.
И было отчего — мужики, скрывавшиеся до того под повозками, поднялись на ноги, уже накинув на себя орденские серые плащи и держа в руках длинные тисовые луки.
Еще сорвали покрывавшие телеги плотные накидки — и перед глазами появились воины в красных плащах, не меньше трех-четырех в каждой, прятавшиеся под ними в ожидании нужного момента и уже поднимавшие заряженные арбалеты.
И тут же навстречу летящей вперед коннице взмыли в воздух множество стрел и болтов, полет которых было невозможно уследить глазом, но пан Завойский уже не сомневался, что смертоносные жала найдут себе жертв среди его воинов.
— Пся крев!
Понимание того, что орденцы коварно обманули и вместо беззащитного обоза подстроили ловушку и теперь численный перевес на стороне врага, разъярило поляка, но остановить коня было бессмысленно и бесполезно — тот взбесился от постоянных покалываний острыми шпорами.
— У-у!
Неожиданно стоящая перед ним стена красных щитов куда-то исчезла, и Кароль почувствовал, что уже не скачет, а летит высоко в темное небо, заброшенный туда страшной силой, разорвавшей чудовищной болью правое плечо.
Завойский ухитрился перевернуться в воздухе и даже обозреть окрестности. Перед глазами прямо застыл серый снежок, покрывший землю, за ним далеко стояла темная опушка леса, и…
«Мы окружены, это западня!»
Последняя мысль пронеслась в мозгу пана, который успел рассмотреть всадников в красных и синих плащах, что большими отрядами заходили для удара в спину, и остановить эту несущуюся смерть было нечем.
— Пся крев!
Страшный удар о твердую землю заглушил ругательство, и в тело рыцаря тут же воткнулись два смертоносных жала, даря ему спасительное, но вечное забвение…
ГЛАВА 10
Войтыла, сильно прихрамывая, погруженный в нерадостные размышления, кружил битый час по небольшой полянке, на которой была его землянка.
Заходящее солнце уже подсело, и все вокруг окрасилось в багрово-пунцовые тона. Агнешка, не боясь уже солнечного света, вышла из землянки и, усевшись на корточки, сосредоточенно ковырялась короткой палочкой в муравейнике.
— Хозяин! Твоя баранья лопатка уже готова, мураши объели ее дочиста! — Она запустила руки в кучу и вытащила молочно-белую кость. — Всего-то две седмицы назад я ее туда положила, и вот!
— А-а! — Колдун отмахнулся. — Забери себе! Мне не до нее! Проклятый Верт… — Он в сердцах ударил кулаком по дереву. — Я не чую больше звездную руду в его цепи!
Войтыла не находил себе места: он ясно почувствовал, как несколько месяцев назад Верт впервые надел командорскую цепь, словно он услышал дальний отзвук, короткие, едва различимые обрывки его снов.
Нет! Видеть его глазами и ведать его мысли он не мог, но был в состоянии ощущатьего, смутные, подобные дрожащему отражению в воде, отголоски его чувств и настроений.
Он чувствовал, когда Верт снимал цепь, Нить словно немного остывала, истончалась, но не прерывалась, но тут будто отрезало. Около двух седмиц назад Нить стала все прозрачнее и прозрачнее, а сегодня утром Войтыла перестал слышать Верта совсем.
«Будь проклят Сартский! Я хотел через его кровь усилить Нить, но, наоборот, все испортил! Старый идиот! Видимо, он так сильно ненавидит Верта, что Нить выбрала его новым хозяином… Ну что ж, это и будет его концом: он не сможет справиться с Нитью, и она поглотит его!»
— Ну же! — Агнешка вскочила и закружилась по полянке. — Хозяин! Я не видела вас таким мрачным ни разу! Что-то не так? Кого-то нужно убить? Вы только скажите, — она подскочила к Войтыле, схватила его за руки и попыталась увлечь за собой, — я сделаю все! Тот вельможный пан вас расстроил? Только прикажите, и я его разорву!
Она запрыгнула на нижнюю ветку огромного дуба, у подножия которого ютилась землянка, и, зацепившись согнутыми ногами, свесилась с нее вниз головой. Длинные волосы развевались. Колдун подошел к ней, его глаза оказались на уровне ее глаз.
Она широко распахнула глаза: от света зрачки по-кошачьи сузились. Улыбнувшись улыбкой, больше похожей на оскал, она обнажила прекрасные белоснежные зубы с неестественно большими, отличными от остальных зубов, клыками.
— Глупая! — Колдун растянул тонкие губы на сморщенном, словно печеная картофелина, лице. — Ты еще совсем девчонка!
Агнешка, расхохотавшись, ловко взобралась по веткам на самую вершину, но так же стремительно слетела вниз: