Конечно, бригада следователей, а их, как оказалось, уже более 300 человек, набранных по всей России, имела свою тактику, свой план. И в части “работы” со мной, конечно, был тщательно продуманный план. У них была жестко сформулированная задача — доказать вину Хасбулатова, провести энергично все следствие в течение короткого периода и послать дело в суд. Моя же задача была — разбить вдребезги все эти попытки как несостоятельные.

Как мне кажется, в соответствии с замыслами Кремля, кремлевских юристов, Казанник “подсказал” руководству бригады следователей в отношении Хасбулатова действовать следующим образом:

— Рассматривать действия Председателя Верховного Совета независимо от самого Верховного Совета и Х Чрезвычайного Съезда народных депутатов; показать (доказать), что его практические действия выходили за пределы Конституции, актов, принятых Верховным Советом — Х съездом (иначе — какое обвинение?).

— Доказать наличие заговора, в котором принимал участие Хасбулатов, направленного на свержение Президента Ельцина и установление коммуно- фашистского режима. (Чушь, но люди поверят, если это будут вдалбливать постоянно. “Чем чудовищнее ложь — тем скорее в нее поверят”, — это кредо Геббельса с восторгом приняла на вооружение новая кремлевская пропаганда.)

— Доказать версию относительно того, что Хасбулатов выступил до (!) событий в мэрии и “Останкино” с призывом штурмовать их, а заодно и Кремль. И это якобы осуществилось.

— Доказать, что по вине Хасбулатова сорвались мирные переговоры в Свято-Даниловом монастыре.

— Доказать, что Хасбулатов раздавал оружие защитникам Конституции.

О том, что такие цели и тактические установки были поставлены перед группой Лысейко, я делаю вывод потому, что на разных этапах следствия он необычайно упорно пытался повести разговор именно с позиций, определяемых этими конкретными задачами. Например, Лысейко пытался выяснить, с кем из людей я первый заговорил об Указе № 1400, когда он поступил в “Белый дом”, с Руцким, Баранниковым, Ачаловым? Он почему-то не интересовался тем, что у меня есть заместители, есть члены Президиума. Он упорно переспрашивал: “А где были Руцкой, Баранников, Ачалов”. А черт их знает, где они были! Неужели не ясно, что меньше всего, наверное, я думал в эти минуты об Ачалове, Баранникове...

Ведь мы сразу же, через 5 минут после получения пакета из Кремля с этим роковым Указом № 1400, назначили заседание Президиума Верховного Совета. Уже через 5 минут! Какой с нашей стороны может быть “заговор” после начала осуществления заговора со стороны Ельцина?!

И следующий момент — обвинение нас в заговоре — это попытка выбить у защиты козырь: ведь слепому ясно, что заговорщик Ельцин.

Насколько я догадывался, в таком направлении велись допросы и со многими другими допрашиваемыми: следователи пытались хотя бы самым скудным “материалом” подтвердить кремлевскую утку о якобы имевшем месте заговоре Верховного Совета.

Но даже печать, самая раболепная по отношению к Кремлю, вскоре закрыла тему об этом заговоре с нашей стороны как бесперспективную. Слишком непривлекательными и страшными оказались последствия реального, а не иллюзорного, заговора, осуществленного кремлевскими заговорщиками- путчистами.

Конечно, даже сидя в камере, я чувствовал сильное давление Кремля на прокуратуру, чтобы последняя ускоренно, не более чем за месяц закончила следствие. К этому, видимо, подталкивали Кремль “уроки” затянувшегося дела ГКЧП-1. Да и статья 79 УК РФ была лишь ширмой, в тени которой нам намеревались “пришить” тажкие государственные преступления, совершенные вдохновителями обвинения из Кремля. Я обо всем этом догадывался, проверял себя в беседах с адвокатами. И мы приходили именно к таким выводам. Ожидать от наших кремлевских палачей можно было всего: они зарекомендовали себя настоящми фашистами, зверски избивая людей, расстреливая мирный народ самым безжалостным образом. И самым бесстыдным образом обманывая весь мир, позоря само слово “демократия”.

...15 октября. Сразу же после возвращения в камеру с прогулки, открывается с лязгом окошко, инспектор: “Руслан Имранович, к следователю!”. С грохотом открывается железная дверь, кажется, около 11 часов дня. Идем коридорами, галереями, висящими по стенам, со второго этажа к кабинетам следователя в административной части тюремного корпуса. Кстати, помещения для работы следователей совершенно не приспособлены. Видимо, о “расследовании” здесь мало думали в предыдущие годы, поэтому и создали минимум условий для работы следователей. Разница огромная между фундаментальной организацией самого “Лефортово” и технической организацией следствия — неряшливая мебель, вот-вот сломается стул, стол. Отсутствуют самые элементарные средства для нормальной работы следователей...

Меня вводят в кабинет. Здесь — Валеев, Лысейко, Шакуро (помощник Лысейко), мой адвокат Фомичев.

Валеев знакомит меня с постановлением начальника следственного управления Генеральной прокуратуры Феткуллина.

о привлечении в качестве обвиняемого

“15” октября 1993 г.

г.Москва

Начальник следственного управления Генеральной прокуратуры Российской Федерации государственный советник юстиции 3 класса Феткуллин В.Х., рассмотрев материалы уголовного дела № 18/123669-92 и принимая во внимание, что по делу собраны достаточные доказательства, дающие основание для предъявления обвинения ХАСБУЛАТОВУ Руслану Имрановичу в том, что он в период с 21 сентября по 4 октября 1993 года, находясь в Доме Советов (г.Москва, Краснопресненская наб., д.2) вместе с другими лицами организовал незаконные вооруженные формирования и выдачу стрелкового оружия, принадлежащего департаменту по охране объектов Верховного Совета Российской Федерации, лицам, не имевшим права на ношение и хранение огнестрельного оружия.

Кроме того, Хасбулатов Р.И. призывал митингующих не подчиняться законным органам власти, а 3 октября 1993 г. принял участие в организации массовых беспорядков около здания мэрии и телерадиокомпании “Останкино” г.Москвы, сопровождавшихся погромами, разрушениями, сопряженные с вооруженным нападением на представителей власти, повлекшие гибель людей.

Таким образом, в действиях Хасбулатова Р.И. содержится состав преступления, предусмотренного ст.79 УК РСФСР.

Руководствуясь ст.ст. 143 и 144 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

привлечь Хасбулатова Руслана Имрановича, 1942 года рождения, в качестве обвиняемого по настоящему делу, предъявив ему обвинение в преступлении, предусмотренном ст.79 УК РСФСР, о чем ему объявить.

Начальник следственного управления

Генеральной прокуратуры

Российской Федерации,

государственный советник юстиции 3 класса

В.Х. Феткуллин

Предъявленное мне обвинение, конечно, свидетельствовало о полной растерянности “победителей”: готовилось оно не только подписавшим его Феткуллиным, но и в Кремле — бросить в тюрьму они смогли, а вот найти статьи Уголовного кодекса, которые предусматривали бы ответственность за “защиту Конституции и демократии” не смогли. Само предложение, в котором говорится, что я тогда-то и тогда-то находился в здании Дома Советов” — очень многозначительно. Это даже не обвинение в отношении меня: можно подумать, что какой-то Хасбулатов — не Председатель Верховного Совета — находился в здании Дома Советов и с кем-то (в постановлении не указано, с кем) сделал что-то нехорошее, но что конкретно сделано, не говорится. Этот “какой-то” Хасбулатов совершенно непонятным образом “организовал незаконные вооруженные формирования и выдачу им стрелкового оружия, принадлежащего департаменту по охране объектов Верховного Совета”. Вот, наконец, произнесены слова “Верховный Совет”. Но из постановления не понятно, какое Хасбулатов имеет отношение к этому самому Верховному Совету? Может быть, какой-то Хасбулатов, безработный, или наоборот, работающий, скажем, слесарем в этом самом Верховном Совете или лифтером? Да и с кем конкретно и когда именно он, этот неизвестный Хасбулатов, организовал эти самые “незаконные вооруженные формирования”? Когда это было, как это он организовал? Как он, этот Хасбулатов выдавал оружие: прятал в котельной, где работал, или в лифте, которым “командовал”? Кому выдавал он, этот несчастный Хасбулатов, это оружие? И где он его брал? Крал в указанном департаменте? Взламывал металлические ящики, подкупал? Или — приказывал? Если приказывал — кому? Когда?.. Все это осталось без внимания “асов” от следствия, предъявивших мне тогда обвинение. Обвинение абстрактное, неряшливое. Римские юристы поиздевались бы вволю над таким обвинением. Цицерону приходилось иметь дела с более обоснованными обвинениями...