— Сейчас я ему стекляшки вышибу! — Лазар прицелился.

— Думаешь, попадешь?

Прозвучало три выстрела. Фашист пригнулся и остался невредим.

— Ничего, только не надо спешить. Нельзя же терпеть, чтобы нас так нагло рассматривали! — упрямо сказал Лазар и яростно ударил кулаком по камню, за которым лежал. Опытный стрелок, он понимал, что надо терпеливо ждать, когда голова немца окажется у него на мушке.

— Я, наверное, взял слишком низко, как думаешь, Мият?

— Пули легли перед ним. Я видел.

Лазар передвинул хомутик прицела на одно деление. Потом снова замер, выжидая.

— Не высовывается, сволочь! Чувствует, чем дело пахнет.

— Просто выбирает место поудобнее. Не очень-то приятно лежать на камнях. У меня вон все тело затекло, — проворчал Мият, — и кости ломит.

— Главное, чтобы не ушел, а ворочается пусть сколько угодно.

Заметив, что голова фашиста немного приподнялась, Лазар приник к винтовке и затаил дыхание. Грохнул выстрел. Каска немца подпрыгнула, точно подброшенная пружиной, тело его судорожно дернулось и покатилось по траве.

— Все в порядке! — громко, чтобы слышали остальные, воскликнул Лазар и вытер капли пота со лба.

Немцы заволновались, стали стрелять чаще, стремясь отомстить за своего разведчика и заставить партизан прижаться к земле.

— На стрельбу не отвечать, подождем, пусть тратят патроны! — крикнул Лазар и передернул затвор.

— Долго нам придется ждать. Судя по тому, как они палят, у них там целые вагоны с патронами! — стараясь пересилить сумасшедшую стрельбу, крикнул Мият.

— Откуда ты такой умный взялся? — насмешливо бросил Лазар.

— Жизнь — моя школа, товарищ командир взвода. Я ведь вдвое старше тебя и, с твоего разрешения, кое в чем поумнее...

— Кое в чем — да. Но не во всем...

— Конечно, по части разной там стратегии я с тобой тягаться не могу. И все-таки я бы не стал цепляться за эту чертову высоту и подставлять людей под пули... Не партизанская это тактика.

— Хватит трепаться! — оборвал его Лазар, не желая открывать настоящей причины, по которой они остались на этой высоте. Улучив удобный момент, он выглянул из-за камня. Мият вслед за ним тоже высунулся из укрытия и, увидев что-то необычное, закричал:

— Чудеса, братцы!.. Уж не мерещится ли мне? Нет, точно! Волки! Видать, их вспугнули...

— Мы тоже волки. Сейчас драка будет!.. — проворчал Лазар и, пошарив по карманам, достал пригоршню патронов и несколько гранат и положил их на каменный выступ.

— Настоящие волки, товарищ командир! — прервал его Мият.

Шесть животных, почти неразличимых среди камней и жухлой травы, бежали по небольшой впадине. Изумленные бойцы прекратили стрельбу.

— Может, это их дрессированные собаки? — недоверчиво спросил Лазар.

— Какие собаки?! Волчица со взрослыми волчатами. Уж волков-то от собак я как-нибудь отличу! — возмутился Мият.

Спор прервали пулеметные очереди. Пули взрыли землю перед камнями, за которыми укрывался Лазар.

— Паразиты, ждали, когда мы высунемся!

— Стреляют не только по нам. Вокруг волков тоже ложатся пули, — заметил Мият.

— Не высовываться! — предупредил его Лазар. — В два счета подстрелят.

— Не могу выдержать, тянет. Можешь ты понять старого охотника? Разрешил бы мне по ним стрельнуть...

— Ни в коем случае!

Тем не менее Мият сощурил левый глаз и прицелился. По тому, как напряглось его тело, как участилось дыхание, было видно, что ему нелегко отказать себе в удовольствии. Волки выбежали на открытое место и устремились в проход между скалами, густо заросший кустарником. Одно животное заметно выделялось своей величиной.

— А вот это, товарищ командир, волчица-мать. Разбойница!

— Мать не может быть разбойницей.

— Ты все понимаешь буквально!

— Привычка.

— У меня вот тоже привычка, можно сказать, страсть к охоте врожденная. Дай я выстрелю, пока они не ушли. Их же надо отстреливать. Такой закон был принят еще в довоенное время.

— Теперь в этих горах ни для кого нет закона.

— Я охочусь давно, с самого детства. У меня много охотничьих трофеев. Не знаю только, сохранились ли. Но это... Старая волчица впереди, за ней волчата... Такое не часто увидишь. Эсэсовцы вон стреляют. Они могут меня опередить.

— Они забавляются. Нам не до того.

— Ну будь человеком. Не камень же у тебя вместо сердца!

— Делай что хочешь, — сдался Лазар.

Мият глубоко вдохнул, весь подобрался и сделал два выстрела.

— Кто-то попал. Не знаю только, ты или фашист, — кивнул Лазар.

Мият приподнялся на локтях, чтобы лучше все разглядеть. Другие тоже стали высовываться, пораженные необычной картиной: волчица суетилась вокруг раненого волчонка, видимо пытаясь помочь ему, и не обращала никакого внимания на сильную стрельбу.

— Знал бы я, так и стрелять бы не стал, — пожалел Мият. — Если бы своими глазами не увидел, никогда бы не поверил, что волчица может проявлять такую заботу...

— Я вижу не волчицу, а мать! — бросил Лазар.

Немецкие солдаты тоже перестали стрелять в волков. Их офицер, худой и гладковыбритый, ослабил ремешок каски, поднес к глазам бинокль и сквозь зубы произнес:

— Партизаны — тоже волки! Сегодня мы должны их уничтожить...

Немцы пошли в атаку. Горное эхо подхватило грохот разгоравшегося боя.

— Дали они нам жару, — прохрипел Мият, поглаживая затвор винтовки.

— Идут на все, сволочи. Но другого мы и не ожидали... Мият, ты что молчишь? — встревоженно обернулся Лазар.

— Зацепило меня, — признался тот. — Платят нам эти паразиты, как ты говоришь, с процентами.

— У меня есть бинт, я тебя перевяжу.

— Ничего, я могу сам... Главное, ты поберегись. Ух, подлецы, как они нас прижали!

— Тебя бы сейчас надо подальше от этого пекла, — сказал Лазар.

Мият заметил двух подползавших бойцов, которые должны были перенести его в безопасное место. Стрельба снова усилилась. Эсэсовцы опять пошли в атаку...

Ночь скрыла гряду возвышенностей с разбросанными по ним небольшими рощицами. Из одной рощи выскользнула волчица и, принюхиваясь, приблизилась к тому месту, где еще недавно шел бой между взводом Лазара и эсэсовцами и где погиб ее детеныш. Осторожно оглядываясь, она подошла к трупам, лежавшим неподалеку от волчонка. Только командир взвода Лазар был еще жив. Весь израненный, он время от времени приходил в себя и тихо просил:

— Глоток воды... Слышишь меня?.. Воды!..

От жажды его страдания усиливались, шепот переходил в мучительный стон. Волчица зарычала и попятилась от него. Лазар, собрав последние силы, пошатываясь, встал на колени, подполз к волчонку, дотронулся рукой до его жесткой шерсти и упал. Из его горла вырвался предсмертный хрип...

Поздно ночью все смолкло. Слышался только тихий шелест деревьев. Теперь и волчица осмелела. Она подошла к Лазару и, заметив своего неподвижно лежащего волчонка, на некоторое время застыла на месте. Потом вытянула шею и завыла. В просвете между облаками показалась луна, и тогда волчица вернулась в кусты, где ее ждали оставшиеся волчата.

Подвал был полон народу. Слышались приглушенные причитания и испуганный шепот женщин. Со стороны реки, оттуда, куда бежала, извиваясь, узкоколейка, доносились взрывы. Матери успокаивали плачущих детей, что вовсе было не легко, особенно когда от близких разрывов вздрагивала земля и с потолка сыпался песок. У лестницы, сжавшись в комок, сидел дед Михайло, единственный в погребе мужчина. Озабоченно склонив лысую, без единого волоска, голову, он, тяжело вздыхая, повторял:

— Святые угодники! Удастся ли нашим ребятам сковырнуть вражеский поезд?

Женщины думали, что старик обращается к ним, и растерянно молчали, пытаясь понять, что он говорит. Их переполняли страх и тревога. Старику было не по душе это молчание, сейчас он предпочел бы даже обычную пустую бабью болтовню. Понимая растерянность женщин, он начал их успокаивать: