— Да как сказать... Против усташей. Вернее, против мусульман, которые стали усташами.
Гаврош нахмурился и презрительно сжал губы. Ему и раньше доводилось слышать рассказы об этих вояках, которые, несмотря ни на что, упорно стоят на своем. Вот, пожалуйста: они за короля, а король, прихватив государственный золотой запас, удрал из своей страны, бросив ее в тяжелую минуту, и припеваючи живет за границей. Они за генералов, а эти генералы позорно предали свою родину, многие из них стали прислужниками фашистов. Они за бывшее правительство, а министры его сейчас наслаждаются жизнью в аристократических кварталах Лондона, устраивая пышные приемы.
Гаврош знал о тактике штаба бригады по отношению к четникам и тем не менее сейчас с трудом сдерживался, чтобы не начать ссору. Вот если бы ему точно было известно, что его отец погиб, и погиб от рук четников, тогда он ни секунды бы не раздумывал, как поступить... Ему вспомнились слова Риты о том, что Первой пролетарской просто необходима поддержка народа, который уже успел на себе почувствовать «новый порядок» немцев, и потому штаб бригады решительно отрицает всякое насилие, разумеется, если оно направлено против мирного населения и обманутых жителей, вступивших в отряды четников.
— Чем же вас так привлекает этот слюнтяй Перица Карагеоргиевич? — насмешливо спросил Шиля.
— Для всех четников он — воплощение веры в высшие ценности, — ответил высокий четник.
— А до народа вам и дела нет? Да вы просто фанатики! — воскликнул Гаврош.
— Это уже похоже на оскорбление! — бросил высокий.
— Неужели вы не понимаете, что основная масса народа вас не поддерживает? — Пристально взглянув на него, спросил Гаврош.
— А у вас какая цель? — наконец решился вступить в разговор второй четник.
— Борьба за свободу. Потому-то наша бригада и называется пролетарской, народно-освободительной, — ответил Шиля. — А потом, после освобождения, вместо того чтобы служить вашему дармоеду-королю, мы будем строить новое общество — социалистическое.
— А что для вас самое главное? — спросил Гаврош.
— Мы же сказали: защита короля и отечества, борьба за свободу и справедливость, — ответил высокий четник.
— Почему же не деретесь с оккупантами? — насмешливо поинтересовался Гаврош.
— Верно, чего вы ждете? — поддержал его Шиля.
— Еще не пришло время, — не очень уверенно сказал второй четник.
— Ну что ж, — улыбнулся Шиля, — когда надумаете схватиться с фашистами, милости просим в Первую пролетарскую.
Высокий четник тоже улыбнулся. У него было добродушное лицо и приветливый взгляд.
— Как тебя зовут? — спросил он Гавроша.
— Гавро Гаврич, я студент из Земуна.
— А меня — Васа, я два года назад окончил гимназию.
— А я — Шиля, рабочий.
— Мы слышали, что вы уже здорово всыпали итальянцам. Верно? — спросил Васа.
— Точно, и это только начало.
Васа поднял брови и в раздумье поглядел на партизан. Потом, кивнув на приоткрытую дверь трактира, напротив которого они стояли, несмело предложил:
— Может, опрокинем по рюмочке?
— С четниками мы не пьем! — ответил Гаврош. — Мы же люди противоположных убеждений.
— Вот когда снимете свои четнические кокарды, тогда и выпьем вместе! — добавил Шиля.
— Да какие мы четники?! Если вы нам подробно объясните, что такое Первая пролетарская, мы еще подумаем, что нам делать дальше...
— В самом деле, давайте выпьем! — предложил второй четник.
Шиля вопросительно взглянул на Гавроша.
— Ладно, пошли! — вдруг решился Гаврош, и вся компания направилась к трактиру.
Едва они сели за стол, как к ним подошла молодая черноглазая трактирщица с озорной улыбкой на лице.
— Кто платит? — спросила она.
— Первая пролетарская! — ответил Гаврош.
— Так вы из Первой пролетарской? Ну, тогда угощает сама хозяйка! — улыбнулась девушка.
— Четыре ракии, — заказал Васа. Девушка ушла и тут же принесла ракию.
— Так что же такое эта ваша Первая пролетарская? — продолжал допытываться Васа.
Гаврош поставил винтовку между коленями и стал неторопливо объяснять:
— Название «пролетарская» означает классовую принадлежность ее бойцов. Действительно, большинство их — рабочие и беднейшие крестьяне. И цели она преследует в конечном счете революционные. Сначала освободить страну от фашистских захватчиков, а потом установить народную власть. Скоро будут сформированы новые такие же бригады...
Васа поднял рюмку и чокнулся со всеми:
— За Первую пролетарскую!
Неожиданно Гаврош с беспокойством взглянул на Шилю. Тот сразу понял, в чем дело: ведь у них нет денег.
— Эй, получите с нас! — позвал Васа трактирщицу.
— За все уже заплачено, — сказала она и улыбнулась.
Они поднялись и поблагодарили эту симпатичную черноглазую девушку. Потом Гаврош пожал новым друзьям руки:
— Когда вы наконец поймете, что нужно нашему народу, и перестанете превозносить этого слюнтяя, что драпанул в Лондон, бросив свою страну, тогда вы присоединитесь к нам...
— И станете нашими товарищами, — добавил Шиля.
— А ну-ка, Мара, принеси нам еще по одной! Мы с Васой идем в штаб Первой пролетарской, — сказал второй четник, который до сих пор почти ничего не говорил.
— Не забудьте захватить кусок красной материи, — предупредил Шиля.
Гаврош и Шиля, прощаясь, подняли вверх сжатые кулаки.
Возвращались они лесом. Неожиданно из-за деревьев на тропинку вышли трое партизан. Гаврош замедлил шаги, а присмотревшись к ним, совсем остановился и проговорил:
— Вот так встреча! Бывший гимназист и его старый учитель...
Один из трех партизан, с командирскими знаками отличия, отделился от своих спутников. Это был бывший учитель математики, у которого учился Гаврош.
— Гавро Гаврич! — воскликнул он, подходя к Гаврошу.
— Неужели это вы, господин... то есть... товарищ учитель?
Они обнялись.
— Кто бы мог подумать, что мы здесь встретимся?! — вырвалось у Гавроша.
Он смотрел на учителя, который выглядел сейчас старше своих лет. Гаврош помнил его всегда подтянутым, очень педантичным, он мог рассердиться, вспылить, но никогда не был злопамятным, несправедливым; удивительное обаяние этого человека заключалось в его внутренней силе, добродушно-ироническом отношении ко всему на свете, и прежде всего к самому себе, в его непоколебимой вере в лучшее будущее.
— Бывший гимназист и его старый учитель идут к одной цели! — сказал учитель.
— Вы ничего не слышали о моих? — спросил Гаврош.
— С Горчином мы вместе были под Нова-Варошем. Он оказался великолепным пулеметчиком, второго такого я еще не встречал...
В эту минуту на пролегавшей ниже по склону холма тропе появилась колонна партизан. Их было человек сто. Они шли пошатываясь, с трудом переставляя ноги. Что-то вдруг заставило Гавроша на полуслове прервать разговор с учителем и сделать несколько шагов навстречу колонне. Какая-то неведомая сила, словно магнит, притягивала его к ней. Он шел все быстрее и увереннее, напряженно всматриваясь в усталые лица партизан.
Шиля, обиженный тем, что Гаврош, не сказав ни слова, оставил его одного, пошел следом за ним.
— Что с ним? — удивленно спросил учитель.
— Видно, заметил кого-то, кто для него поважнее нас, — не оборачиваясь, бросил Шиля.
— Вот такие все мои ученики... Даже не простился...
— Может быть, вы были слишком строгим учителем, товарищ командир? — улыбнувшись, спросил один из сопровождавших его партизан.
Гаврош подошел к колонне почти вплотную и остановился.
— Хайка! — вдруг восторженно крикнул он.
Красивая черноглазая девушка, невысокая, полная, но стройная, с коротко стриженными волосами, веселым румяным лицом и с родинкой на левой щеке, отделилась от колонны и бросилась к нему. Она была в длинной темной куртке, сшитой из одеяла, и в сапогах, побелевших от постоянного хождения по снегу и воде.
— Гаврош, родной! — воскликнула она и обняла его.
У подошедшего Шили посветлело лицо. В этот миг ему показалось, что он никогда не видел такой красивой, да что там красивой — просто необыкновенной девушки. У нее были светлые, несколько удлиненные глаза, чуть хрипловатый голос, что имело какую-то свою, особую прелесть... Шиля был счастлив, что оказался свидетелем их встречи. Он очень хорошо знал, как сильно тосковал Гаврош по Хайке, как упорно искал любимую.
