— Пойдем со мной! — велел мастер вечером, несмотря на то, что Деодат ничего не сделал. — Ты можешь у меня поесть и поспать.

На следующий день Деодат снова попытался углубиться в себя. Ему удалось отвлечься от шумов в строительном бараке. Но дым кузнечного горна напомнил ему о костре в Лавлане и о прекрасной девушке. Пот струился у него изо всех пор. Ему тяжело было в этой мастерской, он стремился на воздух, только на воздух! Мастер молча наблюдал за ним. Деодату хотелось выгнать его из мастерской дубиной, которая валялась под ногами и тоже мешала самопогружению!

Целый день Деодат бродил по городу, разговаривал с паломниками, расспрашивал их и пробовал отвлечься, слушая их рассказы. Затем он снова собрался с мыслями, поднялся в строительный барак и сел на камень. Картина по-прежнему не появлялась перед его внутренним взором.

На следующий день было воскресенье, и строительный барак затих и опустел. Некоторое время Деодат слонялся между брошенными инструментами, потом спустился в городи сел около прекрасного фонтана.

Мимо проходили празднично одетые молодые люди, парочки шли под руку. В лице одной изящной девушки промелькнуло мимолетное сходство с той — погибшей на костре. Деодат не сводил с нее глаз. Стала бы девушка из Лавлане ходить такой пританцовывающей походкой, если бы осталась жива? Он вдруг понял, что никогда больше не поведет девушку под руку, как этот молодой человек. Перед ним все время возникало лицо приговоренной девушки — то не по-зимнему прекрасное лицо со светящимся взглядом.

Словно его что-то потянуло, Деодат соскочил с края фонтана и помчался вверх по лестнице, вырубленной в скале. Он нашел свой камень и любовно погладил руками его поверхность. Светящееся лицо девушки из Лавлане парило перед камнем.

И на следующее утро, когда Деодат снова стоял перед блеклым камнем, он увидел, как светится на нем лицо девушки.

— Мастер, я хочу вырезать на этом граните лицо девушки, которую я видел перед тем, как ее сожгли на костре — сказал Деодат.

Глаза мастера сузились.

— Ты знаешь наши правила, подмастерье! — отрезал он, и Деодат пристыженно потупил взгляд. Каменотес не имел права делать что-либо помимо того, что было ему предписано.

Девять дней Деодат в полном безделье просидел в задней комнате строительного барака. Слишком долго не годилось ему заниматься самопогружением! Но умение, приобретенное в Шартре, медленно возвращалось. И вот произошло следующее: все переживания его собственной жизни поблекли. Осталась только кровь тамплиеров, пролитая в Европе и Азии. Изображение, которое Деодат собирался изваять, казалось, обрело плоть.

С этого момента и впредь Деодат был уверен в своем деле. Левая рука служила ему почти столь же исправно, как раньше, и держала долото под необходимым углом.

То и дело мастер испытующе смотрел на него и всякий раз с удовлетворением отворачивался. Возникало навершие колонны с изображением битвы на пиках между тамплиером и мавром. На заднем плане помещались другие воины: одни — с продолговатыми щитами, на которых был изображен тамплиерский крест, другие — с украшенными орнаментом круглыми мусульманскими щитами. Подмастерья из строительного барака подходили и смотрели с любопытством на то, что Деодат высекает из камня. Вместе с ними приходил и мастер и сидел некоторое время рядом с Деодатом.

— Мигель был прав, — как-то сказал он в знак признания заслуг Деодата. — Его мнение до сих пор соответствует истине, — и мастер дружески кивнул Деодату.

Когда навершие колонны было почти готово, мастер однажды сказал:

— Подмастерье, если ты не против остаться со мной в строительном бараке, то я хочу, чтобы ты стал мастером.

— Я не против, — ответил Деодат.

Мастер протянул ему свою мозолистую руку, и Деодат ударил по ней в знак согласия.

Экзамен на мастера состоялся в 1225 году. К вечеру жена мастера приготовила Деодату горячую ванну; затем она угостила его супом, чтобы показать, что время учения кончилось. Как предписывал ритуал, ночь перед посвящением полагалось провести без сна; к Деодату пришел молодой подмастерье и оставался с ним всю ночь напролет как свидетель этого бдения.

Как только забрезжил рассвет, Деодат вымыл лицо и руки в колодце и вошел в комнату мастера, где собрались и другие мастера. Каждый пожал Деодату руку и приветствовал его изречением, которое он должен был парировать. Затем мастера сели за стол, а Деодат остался стоять рядом с ними. Экзамен начался.

Сначала ему предложили квадрат чисел — он должен был найти строительный ключ. После краткого раздумья Деодат нашел его. Затем один из мастеров достал из-под стола спутанную веревку.

— Завяжи маятник Соломона! — велел он, положив на стол клубок.

— Я с удовольствием это сделаю, — ответил экзаменуемый, — если ты будешь добр сказать мне, для какого города я должен его завязать.

Мастера обменялись замечаниями, признав правильность ответа, из которого вытекало, что Деодат знает о существовании местных локтей, зависящих от расстояния до ближайших меридианов.

— Тогда завяжи маятник Соломона, как бы ты это сделал в Шартре.

— Мастер, — без колебаний сказал Деодат, — это следует делать там, где я мог бы определить положение звезд, а не здесь.

Мастера удовлетворенно кивнули. Ответ снова оказался правильным.

— Если позволите, я завяжу маятник Соломона для Эстельи.

Деодат завязал двенадцать узлов на необходимом расстоянии друг от друга, так что получилось тринадцать отрезков веревки. Задача была решена верно.

Теперь он должен был вычислить нагрузку, которую могла вынести колонна объемом в семь локтей. И с этим Деодат справился.

Наконец мастера встали и вышли вместе с Деодатом на лужайку, чтобы он им показал, каким образом архитектор должен возвести лунную колонну, при помощи которой проверяется правильность расстояний на маятнике Соломона. Деодат успешно продемонстрировал это.

Тогда старики с торжественными речами ввели его в круг мастеров, ибо Деодат теперь полностью овладел теми знаниями, о которых архитекторы говорили только на языке символов. С этих пор он имел право ставить на каждый обработанный им камень свой личный знак каменотеса.

— Что ты будешь делать завтра, мастер? — спросили его, дав понять, что он теперь стал хозяином своих решений.

— Я поеду в Шартр, чтобы повидать родителей, — ответил Деодат.

— Ты останешься в Шартре? — поинтересовался один из мастеров.

— Я вернусь из Шартра сюда, — помедлив, ответил Деодат. Мысли его устремились к тем дням, когда вместе с Мигелем он приехал в Испанию. Вечером, когда каменотесы как всегда были заняты своей работой, Деодат погрузился в раздумья, сидя на краю прекрасного фонтана, где сидел в первое воскресенье своего пребывания здесь. Тогда мимо проходили, держа друг друга под руку молодые люди, и он понял, что никогда больше не сможет гулять с девушкой, потому что не в силах забыть прекрасное лицо, увиденное им в Лавлане.

Так было. И так будет впредь. Глаза Деодата искали королевский дворец, ограничивавший площадь с фонтаном. Тамплиеры то входили, то выходили из него. Деодат соскользнул с края фонтана и поднялся по лестнице, вырубленной в скале. Фигуры, произведенные им в мастерской мастера Мильяна, стояли справа и слева в стенных нишах рядом с порталом церкви, Деодат не обращал на них внимания. В заднем углу строительного барака, там, куда выбрасывали мешки и доски, под грудой мусора целым и невредимым остался лежать камень, обтесанный им для тамплиеров.

С помощью одного из подмастерьев он погрузил камень на тачку и доставил в окружное управление тамплиеров.

— Возьмите этот камень, господа, — сказал Деодат, — и считайте это моим вкладом. Ибо по моей твердой воле я вступлю в ваш орден, как только вернусь из Шартра, — после короткой паузы он добавил: — Если требуется мастер-каменотес.

В чердачной комнате в доме мастера Мильяна Деодат вечером складывал свои пожитки. Он не собирался брать с собой много, так как обещал комтуру вернуться в Эстелью, как только сможет.