— Известен ли тебе смысл этих цветов?

— Белый означает Европу, а черный — Азию; и эти цвета так крепко соединены друг с другом, как Азия и Европа связаны орденом тамплиеров.

— Теперь ясно.

— Но это самое простое объяснение. Точнее говоря, черный цвет означает землю, нашу юдоль слез, а белый — Новый Иерусалим. Нашим орденом они связаны между собой точно так же, как белая и черная части полотнища знамени.

— Я еще подумаю о том, что под этим подразумевается, — сказал Арнольд.

— Существует и третье объяснение, — сказал привратник. — Оба этих цвета означают воинов и монахов, ибо мы, тамплиеры, представляем собой одновременно и тех и других. Поэтому на печати нашего Великого магистра, если когда-нибудь она тебе попадется, ты увидишь двоих рыцарей на одном коне.

— Теперь я понимаю, что ваше знамя хорошо продумано. Спасибо, что ты мне все так терпеливо и доходчиво объяснил. Я каменотес, родом из Лиона и в таких вещах разбираюсь не столь хорошо, как ты. Если ты мне еще скажешь, где можно найти Грегуара, оруженосца магистра Эверара, я буду очень рад.

— Вон он идет по двору! С седлом на плече, — привратник показал на коренастого мужчину в возрасте около сорока лет с рыжей взъерошенной бородой. Как все тамплиеры, оруженосец имел наголо обритый череп. Арнольд подбежал к нему и схватил за рукав.

— Гопля! — Грегуар придирчиво оглядел Арнольда с головы до пят. — Ты, вероятно, тот каменотес из Лиона, о котором говорил магистр? Вот и держи! — и он передал Арнольду седло, которое до этого нес сам, и повел его в шорную мастерскую. — Повесь седло на этот гвоздь! — невозмутимо сказал Грегуар.

Два других сервиента, находившихся в мастерской, насмешливо улыбнулись: вот он и нашел того, с кем можно делать дело!

— Больше нет времени с тобой возиться, — проворчал Грегуар. — Я еще не прочел тридцать раз «Отче Наш». Я должен молиться.

— Если этого для тебя слишком много, — не моргнув глазом предложил Арнольд, — то я помогу тебе молиться. Ведь каждому можно повторить молитву по пятнадцать раз, и тогда получится тридцать.

На это тамплиеры разразились звонким смехом.

— Вы только послушайте! — фыркнул Грегуар, — он хочет взять на себя половину моего молитвенного долга! Что вы на это скажете?

— Если все так и пойдет, — смеялись сервиенты, — то такой нам и нужен! Если бы это было возможно, то каждый из нас охотно нанял бы слугу для чтения молитв! Ха-ха-ха-ха!

Грегуар похлопал Арнольда по плечу:

— Ты хороший парень, каменотес, и я рад буду поехать вместе с тобой в Святую Землю, как сказал магистр Эверар.

— Если предположить, что тамошний воздух подходит каменотесу! — весело воскликнул один из сервиентов.

— Это меня не беспокоит, ведь именно там я вырос! — возразил Арнольд.

Тамплиеры посмотрели на него с любопытством.

Войско для крестового похода формировалось на широком поле вблизи города. Впереди шли тамплиеры, за ними следовали французские бароны, а в центре расположились король и королева со свитами. В арьергарде ехали рыцари из Бретани и Фландрии. Простые парижские граждане ликовали и махали на прощание руками, когда войско выступило в поход. Бесконечная вереница паломников и семей переселенцев со своими повозками и тележками замыкала шествие. «Господь хочет этого!» Сердце Арнольда едва не разрывалось от радости.

Почти в каждой деревне и в каждом городе, мимо которых продвигались участники похода, к ним присоединялись новые крестоносцы. Очень медленно эта гигантская людская сороконожка ползла сначала в Мец, и дальше — в Шпейер и Фрайзинген, до тех пор пока они не вступили в пределы Венгерского королевства, где им встретились участники немецкого крестового похода, незадолго до этого выступившие из Регенсбурга. Затем начался сильный голод, так как немецкие крестоносцы, шедшие впереди, съедали все, что им попадалось на пути. Пока было лето, эта чудовищная вереница людей утоляла жажду водой из рек и ручьев. Но лишь только зарядили осенние дожди, все водоемы стали грязными и начались тяжелые эпидемии. Ослабленные болезнями, крестоносцы оказались на территории, подчинявшейся византийскому императору. Тот пообещал папе обеспечить в Константинополе уход за больными и предоставить зимний лагерь в Греции, и надежда на это слегка воодушевила изможденных людей.

— В Константинополе, — сказал Арнольд, стряхивая капли дождя с плаща, — я просплю три дня подряд.

Грегуар мрачно посмотрел на него:

— Если только мы пробудем в Константинополе три дня.

Но император Мануил рассудил по-иному. Не сдержав обещания, он переправил крестоносцев через пролив и совсем не дал им продовольствия, в котором они так нуждались. Грегуар ехал рядом с Арнольдом молча. Шутки, которыми он сыпал в начале путешествия, теперь застревали у него в горле.

Как-то вечером, укрывшись вместе с Арнольдом от дождя под одной плащ-палаткой, Грегуар сказал:

— Я напряженно ожидаю, какой из путей по Малой Азии изберет король, — поскольку Арнольду не был известен ни один из этих путей, Грегуар пояснил: — Существует западный путь, он проходит вдоль побережья. Известен еще восточный, по нему шли участники Первого крестового похода пятьдесят лет назад. Еще есть центральный, который ведет почти точно с севера на юг и находится примерно посередине.

Вскоре они узнали, что идут по центральному пути. Море, которое раньше всегда виднелось на востоке, отступало все дальше и дальше; крестоносцы поднимались в горы. Лазутчики вернулись в лагерь и сообщили, что немецкий крестовый поход, находившийся впереди, разделился: король Конрад с одной частью немцев шел по восточному пути, другая же часть, под руководством епископа Фрайзингенского, шла по побережью. На юге полуострова Малая Азия три крестовых похода должны были объединиться в городе Саталия.

Арнольд находился в свите тамплиеров и выполнял необходимые работы, когда участники похода располагались лагерем. Великий магистр Эверар то и дело подзывал к себе Грегуара, когда нуждался в его услугах.

Арнольд больше не видел королеву так близко, как это было в церкви Сен-Дени. Он видел только три повозки в королевской свите, украшенные буквой «Е» с витиеватым орнаментом. Может быть, в одной из них мелькнет ее ярко-красное шелковое платье? А диадема, украшенная изумрудами? Совершенно ясно, что королева на Востоке должна была олицетворять Францию.

Как-то вечером, когда полководцы собрались в палатке магистра Эверара, которую с поспешностью раскинули Грегуар и Арнольд, очаг долго не разгорался. Дрова намокли от дождя, они потрескивали над затухающим огнем. Арнольд разложил вокруг костра подушки и шкуры, потому что в палатку пришла королева и села у огня. Движением руки она ответила на его низкий поклон. Арнольд старательно ворошил кочергой в едва тлеющих поленьях и, кашляя, пытался их разжечь. Развести большой жаркий костер никак не удавалось, из чадящей кучи дров струился лишь пар, тепла они не давали, и королева не могла согреться.

Арнольд украдкой взглянул на нее.

Королева была по-прежнему прекрасна, хотя в воспоминаниях он представлял ее по-иному. Щеки ее впали и побледнели, но изумрудные глаза от этого стали еще больше.

— У меня замерзли ноги! — пожаловалась она. Дрожа от холода, королева сняла башмаки и поднесла их к огню. Арнольд взял овечью шкуру с палаточного шеста. Стоя на коленях, с опущенными глазами, он протянул шкуру королеве.

В палатку вошел король Людовик вместе со своим секретарем. За ним следовали магистр Эверар, маршал тамплиеров и несколько рыцарей из королевской свиты. Отвесив поклоны королеве, они со вздохами опустились на подушки. Взгляды их жадно устремились на котел с вином, который Грегуар поставил на огонь. Затем горячее вино с пряностями оживило их и согрело им кровь, и король медленно начал разговор: