— Мы находимся на возвышенности, принадлежащей грекам, и сегодня нам нечего бояться нападения. Ведь не может же император Мануил быть столь дерзким, чтобы допустить турок на свою землю, откуда они начнут вредить нам.

— И все же мне не нравится, сир, что два немецких войска идут отдельно друг от друга, — возразил магистр Эверар. — К тому же, путь вдоль побережья, избранный епископом Фрайзингенским, весьма опасен. Я знаю по Пиренеям, что в это время года горные ручьи превращаются в ревущие водопады. А реки, берущие начало в горах Малой Азии, гораздо опаснее и несут с собой много ила.

Магистр еще продолжал говорить, когда Арнольд увидел подъехавшего всадника. Он тяжело слез с коня перед палаткой.

— Где король? — закричал он, задыхаясь. — Ради Бога, сир!

Король вскочил с места, ввел чужого рыцаря в палатку и усадил на подушки. Человек был в полном изнеможении. На лице у него запеклась кровь, она залила и его доспехи.

— Выпейте, мой друг, — настойчиво сказал король, протянув ему кубок, — это придаст вам сил.

Отрывочными фразами человек передал известие:

— Войско немецкого императора заблудилось из-за греческих проводников! — он громко застонал. — Продовольствия нет уже несколько дней. Нет выхода из скалистых гор. Внезапно появились сарацины — все больше и больше — чудовищно быстро! Они пролетели на своих маленьких лошадках, выпустили стрелы — и исчезли. Тридцать тысяч наших погибло в горах и пропастях. Их трупы лежат вдоль дороги. Повсюду валяются мертвые кони. Сир, от имени императора Конрада заклинаю вас: идите с вашим войском в город Эссерон, чтобы остатки нашего войска могли объединиться с вами!

В утренних сумерках палатки были Собраны и уложены на вьючных животных. Как марш молчания крестовый поход еще два дня шел на восток, пока посланник, ехавший впереди, не привел их в город Эссерон.

Что это была за печальная встреча! Когда Арнольд в первый раз увидел германского императора в палатке господина Эверара, он подумал, что император очень старый и больной человек. Свита его была почти вся уничтожена, небольшая кучка рыцарей, оставшихся в живых, напоминала группу нищих.

Эти люди расположились у столь же жалкого костра, как тот, к которому на днях приходила королева. Согревшись, они начали советоваться, что делать дальше. Поскольку из войска епископа Фрайзингенского, брата германского императора, пока еще не было дурных вестей, полководцы приняли решение спуститься на прибрежную дорогу вопреки мнению магистра Эверара.

— Вы, конечно, знаете Пиренеи, дорогой магистр, — сказал король, вкрадчиво улыбаясь, — но кто вам сказал, что в Малой Азии реки подобны пиренейским? Поэтому присоединяйтесь к нам и не спорьте с остальными полководцами, так как они победили большинством голосов.

Итак, на следующее утро авангард устремился к юго-востоку. И этого направления крестоносцы придерживались все ближайшие дни. Однако начались затяжные дожди, на пути встречались и снежные завалы, а реки несли массу ила, как и предсказывал Эверар де Барр. Когда же участники крестового похода спустились на прибрежную дорогу, трудностей не стало меньше. Рыцари были вынуждены спешиться, множество коней пало от истощения. Стадо баранов, которых они вели с собой для пополнения запасов продовольствия, утонуло в реке. Потоки воды вырывали детей из рук родителей. Многие рыцари были настолько слабы, что не могли держать меч.

Однажды утром Арнольд в который уже раз вытаскивал лошадь с поклажей из илистой реки. На берегу и Арнольд, и лошадь упали совершенно обессиленные. Когда же Арнольд посмотрел на реку, он увидел повозку, которую нес желтый поток. Она закружилась в водовороте, из нее вывалились дорожные сундуки и сразу же были подхвачены течением. Они приближались к берегу, то погружаясь под воду, то всплывая. На них хорошо была видна огромная буква «Е», украшенная завитушками.

Снова поставили мокрую палатку, у костра разложили мокрые шкуры, а люди сидели в мокрых одеждах, пили горячее вино с пряностями, пытаясь согреться, и обсуждали ситуацию. От посла узнали, что император Мануил имеет своих лазутчиков в непосредственной близости от участников крестового похода, и эти лазутчики держат его в курсе всех событий. Как-то одного шпиона поймали и устроили ему допрос. Он язвительно смеялся, что императору Мануилу нечего беспокоиться за свои владения в Сирии, так как войско крестоносцев уже не представляет опасности. Теперь император может выполнить свое обещание и предоставить крестоносцам город Эфес в качестве зимнего лагеря. Лазутчик сказал, что греческий император предупреждает крестоносцев о риске наткнуться на многочисленное турецкое войско, которое блокирует прибрежную дорогу дальше на юге. Императорский посланник уже спешит с этой вестью к императору Конраду.

Император Конрад больше не доверял Мануилу и вернулся с остатками немецкого войска на зимовку в Константинополь. Что же касается Людовика Французского, то он, движимый упрямством и честолюбием, продолжал свой путь.

В последующие дни без перерыва шел снег с дождем. Когда Арнольд, утомившись, склонился к шее своей истощенной лошади, в его воображении предстали разноцветные и прекрасные картины. Он вспомнил кухню в родном доме, в очаге потрескивали дрова, от яркого огня летели искры. За столом сидела мать, она подкладывала Филиппу румяную лепешку. Молодая жена Филиппа готовила фруктовое пюре. Арнольд вздрогнул и очнулся. Явь была серой: серые деревья, скалы, море, по берегу которого они ехали. И люди были серые, и снег — серый.

Лошади были серые от дождя и ила, и поклажа была серая. Хорошо Филиппу! Если бы он знал, как здесь ужасно, он не ходил бы повесив голову.

Через четыре дня после Рождества крестоносцам встретились остатки немецкого войска под командованием епископа Фрайзингенского. Как же жалко выглядели его рыцари! Грязные, в лохмотьях, без коней. Раненые сидели на немногочисленных повозках, крича от боли, теснимые со всех сторон детьми с пустыми взглядами, чье место они заняли.

Как только король со своей свитой достаточно приблизился, Отто Фрайзингенский закричал ему не своим от ужаса голосом:

— Остановитесь, сир! На том участке гор, который вам предстоит преодолеть, стоит большое турецкое войско, готовое напасть на вас, как оно напало на нас. Вы можете пересчитать, сколько нас осталось. Скалы так обагрены кровью моих товарищей, что можно подумать, будто их раскрасил художник.

Тотчас же король призвал посланников и отправил их к командующему арьергардом Жоффруа де Рансоню со следующим приказом: «Сегодня вечером не отправляться ни в одну из горных долин!»

Посланник звонким голосом повторил приказ:

— Сегодня вечером не отправляться ни в одну из горных долин!

Затем он сел на своего коня и поскакал вперед.

В тот день Арнольд вместе с Грегуаром ехали позади свиты короля, в которой находился магистр Эверар. Они тоже слышали королевский приказ, так как посланник повторил его достаточно громко. Поэтому они удивились, что в течение часа все еще не был подан сигнал к привалу. Эверар отделился от свиты, подмигнул Арнольду и Грегуару, чтобы они следовали за ним, и присоединился к когорте тамплиеров. Юноши заметили, как Эверар обменялся со своим слугой взглядами, полными понимания.

Арнольд чувствовал, что эти люди могут без слов передавать друг другу свои мысли. Правда, тамплиеры всегда ехали молча; и все же здесь царило особенно многозначительное молчание. Молчал и Грегуар.

К вечеру пришло сообщение, что Жоффруа де Рансонь не выполнил приказ короля. Он уже отправился с авангардом в полном составе в одну из высокогорных долин. У короля не было выбора: чтобы не потерять свой авангард, ему следовало догонять де Рансоня.

— Теперь ты можешь помогать мне молиться, товарищ! — мрачно сказал Грегуар, — скоро у меня для этого не будет времени.