Мы еще многое узнаем благодаря найденным здесь обломкам. Но не стоит забывать: трупы – это проигравшие.

Резьба отображала кое-что еще – нашествие вирусов: по всей Розеттской стене возникли небольшие зародыши зла. Они заражали. Соблазняли. Размножались и распространялись.

Увидев все это, должна ли благоразумная рыба-рогозуб вернуться в воду? Несомненно, многие расы избрали именно такой путь. Спрятаться. Влачить жалкое существование, проникнутое феодальной тоской, молясь небесам, но не замечая неба. Однако такой выбор означает упадок – вплоть до полного бессилия. Прозябание, а не процветание, в своем единственном хрупком мире.

Нравится нам это или нет, но наш путь иной. Что бы мы ни узнали из резьбы на этой стене, люди не станут жаться к костру, приходя в ужас от теней.

Она представила себе, как потомки Гэвина – и ее тоже – смело вторгаются в опасную Галактику. Машины-исследователи, запрограммированные быть людьми. Или люди, превратившие себя в звездные зонды. Раса творцов, сливающаяся со своими механическими посланцами.

Такого образца она не видела среди рисунков на скале. Оттого что подобный путь обречен с самого начала? Мы должны испробовать что-то другое?

Какой выбор был у рыбы, которая на миллиард лет опоздала выйти из моря?

Тор мигнула. Когда ее веки разлепились, звездный свет, пройдя дифракцию в тонком слое слез, разбился на отдельные лучи. Бесчисленные, они раскинулись по темным просторам Галактики, расходясь по мириадам путей. Слишком во многих направлениях. Слишком много дорог, из которых нужно выбирать.

Больше, чем в состоянии объять рассудок человека.

Во всех направлениях протянулись туманные очертания, набухшие от обилия наполняющих их возможностей. Способные стать почти чем угодно.

Обретя сознание – настороженный, взбудораженный, сгорая от любопытства, – он осмотрелся и сразу понял: это не земной пейзаж.

Свет лился со всех сторон… и ниоткуда.

Верх и низ, очевидно, были условны.

Он был не один: в тумане виднелись другие фигуры, текучие очертания которых не поддавались никакому определению. Возможно, они маленькие и близкие или громоздкие исполины, движущиеся в дальней дали. Или и то и другое одновременно? Он почему-то подозревал, что в таком месте это возможно.

В таком… месте…

Что это? Как я сюда попал?

Я ведь знал ответ на этот вопрос, верно?

Когда-то давно.

Есть кое-что более уместное. Вопрос, который они (они?) просили его задавать себе всякий раз, как он очнется здесь.

Ах да.

Кто я?

Как меня зовут?

Опустив взгляд, он увидел две мужские человеческие руки – мои руки, – пожалуй, крупноватые, с длинными пальцами, которые сгибались, когда он того хотел. Блестели наманикюренные ногти. Кисти прикрывали просторные длинные рукава – часть одеяния, похожего на широкий халат. Не ангельского, с некоторым облегчением понял он. Ткань махровая. Шероховатая и успокаивающая. Мой старый банный халат.

А я?..

Слова. Он рефлекторно произнес их, прежде чем понял, как пусто и глухо они звучат здесь.

– Хэмиш. Меня зовут… Хэмиш Брукман.

Писатель. Режиссер. Продюсер. Экстропист. Знаменитость, пользующаяся доверием государственных деятелей и сильных мира сего. Любимец масс. Муж-неудачник. Объект насмешек и восхищения. Он поднял обе руки, погладил лицо и обнаружил туго натянутую, здоровую, приятно молодую кожу. Откуда-то он знал, что больше ему никогда не придется бриться. Разве что захочется.

– О да, – вспомнил Хэмиш. – Знаю, где я. И что это за место.

Я на борту звездного корабля. Кристалла-посланца, направляющегося к далекому солнцу.

Объявили, что в первой партии будет всего десять миллионов капсул-посланцев. Столько, сколько позволяет скромный бюджет, равный бюджету среднего государства. Столько, сколько можно запустить с помощью гигантской лазерной установки, расположенной на орбите за Луной. Конечно, эти десять миллионов только передовой отряд великого множества тех, кто вылетит позже, когда на Земле окончательно преодолеют политическое и социальное сопротивление – преодолеют непрерывными уговорами, творческими, разнообразными и настойчивыми.

Послание, которое несла в себе маленькая капсула (изнутри она казалась огромной), стоило всех усилий, затрат, ресурсов и жертв. Послание, содержащее предупреждение молодым расам. И предлагавшее надежду.

Хэмиш вспомнил, какая это великая честь, какую гордость он испытал, когда был избран одним из первых. И не только оттого, что загрузит запись своей личности во многие десятки тысяч версий кристаллов-кораблей, но и оттого, что его – хрупкого, но подвижного, несмотря на свои девяносто лет – пригласили лично увидеть, как первая партия зондов, блестящих и новых, выходит из первой гигантской автоматической фабрики, созданной человечеством.

Это воспоминание – он стар, у него скрипят суставы и болят внутренности, но на него возлагают почетную обязанность перерезать ленточку – казалось свежим, словно все происходило вчера. На самом деле он помнил малейшие подробности вплоть до того момента, когда спустя несколько дней к нему подсоединили электроды и попросили расслабиться, заверив, что черты личности и память почти никогда не страдают.

Должно быть, получилось.

В глубине души я не верил, что моя копия очнется в виртуальном мире, как бы тщательно мы ни проверяли технологию чужаков, как бы ни модифицировали ее и ни совершенствовали в свете знаний земной науки. Многие из нас опасались, что обитатели будут всего лишь умными копиями. Роботами-автоматами, не обладающими настоящим самосознанием.

Но вот я здесь! Кто может оспорить такой успех?

Все возвращалось. Годы, проведенные во главе новой ветви Движения отречения, когда пришлось сражаться с упрямым пророком за власть, а потом вести фракцию по новому пути, чтобы она не оказалась орудием в руках олигархов, религиозных мракобесов и людей, охваченных брюзгливой ностальгией. Преобразуя ее в более агрессивную, технологически обогащенную силу. Союз десятков… даже сотен миллионов… не желающих, чтобы наука развивалась бесконтрольно. Пусть ею руководит мудрость.

Славные времена. Особенно сражения с учеными и будущими боготворцами, которые считали, что могут «доказать» его неправоту простыми фактами. Это стремление опровергали орды поклонников, которые хранили преданность Хэмишу, даже когда его история с «розыгрышем», в свою очередь, оказалась розыгрышем…

Хэмиш нахмурился, вспомнив, как много этих поклонников оскорбляли его потом, когда он снова изменил мнение и поддержал смелое технологическое предприятие. Поддержал тех, кто одобрял строительство звездных посланцев.

Что ж, новые причины, новые доводы, новые побуждения… все это может дать новые цели. Новые стремления. Так он тогда всем объяснял. И верит в это и сейчас.

Во всяком случае, миллионы сохранили преданность ему, прониклись его заверениями, что Вселенная нуждается в нас.

С нервным любопытством Хэмиш провел инвентаризацию своего тела, осмотрел и согнул руки и ноги. Кажутся сильными. Торс, длинный и худощавый, как в молодости, удовлетворительно поворачивается и сгибается. Модель или нет… Я чувствую, что это я. На самом деле больше я, чем хрупкий старик.

«А если бы все это было неправдой, как бы ты об этом узнал? – спросила малая часть сознания, пытаясь поднять вопросы существования. – Можно ли запрограммировать виртуальное существо так, что оно найдет свою новую личность удовлетворительной?»