Конечно. Люди, наблюдавшие за этим, были тронуты.

И, конечно, миллионы гадали, не простая ли это лесть. Огромное количество «био» настаивало на том, что все это заговор с целью выиграть время и заставить «настоящих» людей потерять бдительность. Чем же проверить это, как не длительным выжиданием?

Но Гэвин так похож на молодого человека! Конечно, он проворнее. Намного способнее, когда речь заходит о технических задачах. Иногда самонадеян до высокомерия. Хотя все это проходит. Гэвин находит себя. Становится тем, кем Тор может восхищаться.

В конечном счете разве действительно важно, что́ все это такое – хладнокровный и логический расчет? Если они могут таким способом завоевать наши симпатии, зачем им разрушать иллюзию? Зачем уничтожать нас, если так легко относиться к нам покровительственно и при этом изображать глубокое вечное уважение, как каждое поколение отпрысков покровительственно относится к родителям и дедам? Разве здесь так уж важно различие?

Главное в таком подходе то, что он многослойный, противоречивый и исключительно человечный.

Ладно. Такова уж эта азартная игра. Надежда.

– Это здесь, внизу, – с растущим волнением в голосе, подлинным или наигранным, объяснил Гэвин. – За третьим шлюзом. Где, судя по всему, когда-то многие годы существовала плотная атмосфера, подобная планетарной.

Теперь Гэвин принял идею «обитаемых отсеков» в глубине астероида, где когда-то жили биосущества. Он заставил Тор остановиться перед самым шлюзом с дверью, сорванной с петель и погнутой еще в те времена, когда земные млекопитающие были мелкими и только начинали свой долгий путь.

– Готова? Ты глазам своим не поверишь!

– Просто покажи мне.

С галантным жестом и поклоном – все это казалось лишь слегка саркастическим – он проплыл вперед, пропуская Тор в очередное каменное помещение…

…только оно было другим. Вдоль дальней стены лежали груды объектов, блестевших в тусклом свете корабельного прожектора. Блестящие шары, овоиды, цилиндры, линзы, диски…

– Будды в шоколаде на палочке, – вздохнула она, глядя на множество чуждых зондов-посланцев. – Да их здесь сотни.

– Точнее, триста четырнадцать. Плюс еще около сотни на складе за следующей дверью.

Напарник Тор немигающим взглядом, в котором по-прежнему как будто читалось удовольствие, наблюдал за ее реакцией. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к его запасной голове, громоздкой и старомодной, заменившей ту, что испарилась в луче лазера ФАКРа. Слава Богу, у андроидов такого типа мозг размещен в груди.

Она подлетела к груде космических посланцев; многие из них для нее новы и попали на свет впервые за последние пятьдесят миллионов лет. Она уже замечала происходившие во многих из них перемены: слабые вспышки мутного цвета – отклик на неожиданное появление освещения, пусть тусклого.

«Они сознают наше присутствие… – могла бы она сказать. – И присутствие друг друга».

– Итак, – довольно сказал Гэвин. – Означает ли это, что мы богаты?

Тор улыбнулась, хотя после «Духа Чула-Висты» никто не увидел бы улыбку на ее настоящем лице. Но искусственное лицо очень реалистично воспроизвело ее снисходительную усмешку.

– Ну, это много от чего зависит. Сколько аналогичных образцов есть на Земле?

Гэвин получил данные с «Уоррена Кимбела» быстрее, чем она, и ответил:

– Несколько тысяч. Но большинство повреждены или вовсе разломаны. Известны и изучаются лишь сорок восемь неповрежденных образцов. Здесь их раз в десять больше! Да еще то, что мы извлекли с верфи, плюс данные о ФАКРе и его части и… ну что? Неужели наши инвесторы не придут в восторг? Неужели это не успех?

Будь это исполненный сознания собственного превосходства холодный криогенный мозг, только делающий вид, что он «человекоподобен», разве Гэвин не остановился бы на этом?

Но он не остановился. С горячностью, казавшейся порывистой и чуть язвительной, Гэвин добавил:

– Теперь мы можем лететь домой?

Мысленно Тор с сочувствием покачала головой, и настоящая голова в точности повторила это движение.

– Помнишь, что произошло с рынками золота, серебра и платины, когда открылись первые плавильные печи на астероидах? Большинство шахт на Земле закрылись или превратились в парки развлечений и природные заповедники. Вот что мы здесь делаем, Гэвин.

Да, нас наградят. Это ценная находка. Она поможет землянам сопоставлять рассказы разных фракций посланцев; мы больше узнаем, когда они начнут пререкаться. Это может привести к экспериментам, которые были запрещены, когда таких штук было мало. Но это побочные следствия. Цена на кристаллы резко упадет.

Мы богаты, напарник. Но не сверх меры. Не настолько, чтобы повернуться спиной к тому, что еще лежит здесь. К тому же разве это не порождает чрезвычайно важный вопрос?

– Какой вопрос? – Он как будто расстроился. – Ты имеешь в виду, как все эти штуки попали сюда? Кто собрал их здесь и почему? Я полагаю, это совершенно…

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

– ФАКР. Например, пытаясь помешать нам…

– …открыть эту сокровищницу и воспользоваться ею? Или ответить на вопрос почему? Да, Гэвин. Мы должны остаться. Дело не в деньгах и не в инвесторах. Дело в тайне, которая привела нас сюда. Надо ее раскрыть.

В его ответном вздохе – серии рефлекторных движений и звуков, не имевших ничего общего с настоящим вдохом и выдохом, – была покорность. Можно ли ее подделать? Но зачем бы? Нет, его разочарование настоящее. Очевидно, как ни взбудоражен Гэвин открытием, он не хочет здесь оставаться.

Тор протянула руку. Сжала протезом руку робота и произнесла, замечательно копируя няньку:

– Это замечательная находка, Гэвин. Мы с тобой богаты. Мы принесли огромную пользу человечеству. И ты попадешь в учебники истории.

– В учебники истории? Правда?

Он как будто приободрился.

– Да, верно. Теперь твоя очередь вернуться и отдохнуть. Начинается моя смена.

Одна, в сопровождении только роботов-помощников, Тор углублялась в катакомбы, чувствуя нарастающее волнение – нечто противоположное мрачным предчувствиям Гэвина. Очевидно, поблизости центральный «обитаемый отсек». Может, существует другое объяснение, почему Материнский Зонд приложил столько усилий, чтобы создать в недрах астероида условия, подобные земным? Что, если цель не искать новые формы жизни на планете, а взять образцы и держать их здесь живыми?

Такое предположение – нечто вроде ковчега жизни – было привлекательно на эстетическом уровне… и лишено логического смысла. Тем не менее следовало поискать альтернативы.

Ресурсы роботов сокращались, они все реже прикрепляли фонари к стенам, и в подземелье становилось темнее. Соответственно фонарь на шлеме Тор светил ярче.

Тор знала, что здесь, внизу, давно нет ничего живого. Никаких источников энергии – даже рассеянной – недостаточно, чтобы можно было ее собрать. Но, обладая мозгом и рефлексами, возникшими в саваннах в половине миллиарда миль отсюда, со свежими воспоминаниями о битве с ФАКРом, Тор чувствовала холодок древней жажды битвы.

Дыхание участилось. В таком месте обязательно должны быть привидения.

Тор наметила путь от перекрестка трех туннелей. Первая пара туннелей заканчивалась в помещениях, заполненных обломками механизмов, уничтоженных эпохи назад, когда на всем астероиде кипел вооруженный конфликт. Когда Тор двинулась по третьему туннелю, свидетельства этой давней битвы становились все более красноречивыми. Тор сотни метров шла по испачканному сажей коридору, пока ее фонарь не осветил картину застывшего, замороженного насилия.

«Не шевелись», – приказала она своему телу. Тени на стенах повторяли повороты головы, создавая пугающее впечатление, что здесь что-то движется. Подняв руку, она остановила роботов.

Пять или шесть машин лежали, застыв в древней схватке. На всех разрезы, ожоги, следы насилия. Вокруг отрезанные конечности и куски металла. Несмотря на чертовы тени, в действительности ничто не двигалось. Трехмерное сканирование показало, что ничего живого здесь нет, и пульс Тор замедлился.