Разрешение конфликтов и прекращение насилия.

Ответы на вопросы о Боге и спасении.

Победа над смертью.

Последним их уже искушали. Теперь казались важными подробности.

Но Джеральд знал, что переходить к подробностям рано. Не желая выступать в роли адвоката дьявола, он все же не смог удержаться от того, чтобы удовлетворить собственное любопытство.

– Но… разве вас не тревожит, что мы… можем неверно использовать кое-что из самых передовых… – Тут Джеральд заметил, что Акана качает головой и требует: «Прекрати эти расспросы!» Но, несомненно, подобные вопросы были на уме у каждого. – …можем неверно использовать кое-что из самых передовых технологий?

Такое случается. Но знания, которыми мы поделимся с вами, обеспечат вам выживание. И большая часть проблем, которые вас так тревожат сегодня, исчезнут, как дурные воспоминания.

Хотя большинство отозвалось на это обещание положительно, улыбками и вздохами, Джеральд перехватил предостерегающий взгляд Аканы: больше не отходить от согласованного перечня вопросов, не проконсультировавшись с ней. Он кивнул, откашлялся и вернулся к перечню.

– Пожалуйста, расскажите о федерации миров, к которой нас приглашают присоединиться.

Джеральд видел, как буквы входят в артефакт, потом разделяются и изменяются, превращаясь в семь различных ручейков знаков, и каждый ручеек направляется к определенному чужаку. Вначале Ом – Особо Мудрый – просто продолжал улыбаться. Среди различных существ, стоявших, сидевших и лежавших за ним, поднялся шум. Но вскоре стало очевидно: что-то изменилось.

Над толпой продолжала висеть английская версия вопроса Джеральда.

Пожалуйста, расскажите о федерации миров, к которой нас приглашают присоединиться.

Существа на заднем плане поворачивались друг к другу, как будто встревоженные. Не сердитые, не взбудораженные… пожалуй, лучше подходило слово «смущенные». У Ома, стоявшего впереди, это проявилось в том, что он почесал голову. Улыбка его стала чуть кривоватой.

Non sequitur. Федерации миров нет.

В помещении Комиссии по контактам и за стеклом, где собрались советники, воцарилась тишина. Очевидно, то же происходило и далеко за пределами этого помещения, потому что на край поля зрения Джеральда перестали поступать вирты. Большинство виртов поблекли: авторы утратили к ним интерес. Или светящиеся виртуальные сообщения растворялись, если анализирующие машины решали, что их содержание больше не релевантно.

Джеральд взглянул на Бена Фланнери. Тот в ответ кивнул. Гавайский антрополог казался довольным, но печальным, словно надеялся, что ошибается. Только они двое на Земле понимали возможную альтернативу – какое положение вещей наиболее вероятно, если федерации не существует.

Джеральд усмотрел в этом причину задать следующий вопрос.

– Тогда, пожалуйста, расскажите нам о вашем свободном объединении разумных рас – о союзе, пославшем вас распространять культурные ценности.

И снова среди девяноста эрзац-существ возникло волнение. На этот раз ответ через Ома пришел быстрее, причем на лице у Ома появилась легкая досада.

Нет ни союза, ни свободного участия. Я уже сказал.

Джеральд поморщился. Впервые за все время посол чужаков упрекнул его.

«Нет, этого ты мне не говорил, – подумал он. – Ты только сказал, что между видами нет «соперничества». Сказал, что соперничества не может быть. Мы поняли это как отсутствие войн. Или отсутствие возможности непосредственного освоения космоса путем расселения. Или и то и другое. Но здесь что-то иное. «Свободное участие» – мягкий, но вяловато-дружественный термин. Он может обозначать что угодно… включая свободные культурные группы Бена. А ты говоришь, что нет даже этого?»

От прилива адреналина сердце у Джеральда заколотилось. Ему не хотелось двигаться в направлении, на которое указывало такое развитие.

– Но… – начал он. – Но сейчас мы видим свободный союз многих видов. Да вы и сами говорите о себе «мы» или «наше сообщество».

Улыбка вернулась на лицо Будды, и Особо Мудрый заговорил, не дожидаясь реакции других существ.

У нас действительно есть сообщество. Сообщество миролюбия и приключений! Оно предлагает вам удивительные перспективы выживания. Исследования и вечного существования.

Джеральд чувствовал, что постепенно до него доходит. Это ощущение было у него уже некоторое время. Он вдруг увидел основное недоразумение – оно коренилось непосредственно в английском языке.

Нет федерации миров… и нет свободного членства видов.

Остается только одна возможность.

Не сознавая этого, он встал, не сводя глаз с Артефакта, который своими руками извлек из холодного космоса.

Постучал себя по груди.

– Мне?

Пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить.

– Все это время вы говорили… говорили… обо мне?

Естественно, принимая во внимание ваше значение. О вас и о других лидерах, которые принимают решения и распределяют ресурсы.

Ошеломленный пониманием, Джеральд с трудом сумел продолжить.

– Индивиды, – сказал он для ясности. – Речь шла не о мирах, не о видах, не об обществах, даже не о культурных группах, но только об отдельных существах?

Он представил себе радость миллионов либертарианцев, восклицающих «ага!» – мимолетную радость.

Как же иначе? Да, один индивид зараз. Хотя столько раз, сколько может позволить ваша самоотверженность и общий план выживания.

Улыбка Особо Мудрого снова стала широкой, ангельской, щедрой и благожелательной. Но Джеральд не обратил на это внимания. Он отрешился и от гомона, поднявшегося за карантинным стеклом. Очки заполнили смерчи отвлекавшей его информации, поэтому он просто снял их и смотрел с открытым лицом. Смотрел прямо в глаза.

– Выживание… – начал он и показал на Артефакт. – Вы хотите сказать… выживание в этом?

Он тяжело дышал и с трудом старался успокоиться.

– Внутри этого хрустального цилиндра?.. Здесь все это происходит? Здесь вы предлагаете нам выживание и вечную жизнь?

Нет! Недопонимание!

Ом со снисходительной улыбкой покачал большой головой.

Позвольте прояснить: конечно, не только в этом цилиндре. Какое жалкое выживание это было бы!

Тучное существо словно весело смеялось над такой глупостью…

…Джеральд и Акана с облегчением вздохнули.

Преждевременно. И слишком самонадеянно.

Не только в этом цилиндре. В МИЛЛИОНАХ таких цилиндров! Возможно, в сотнях миллионов, если вы честолюбивы, благоразумны и располагаете достаточными ресурсами.

Мы научим вас строить их. Научим заполнять двойниками. Получится девяносто два… плюс девяносто третий. Избранная вашей расой личность войдет в каждый цилиндр. Присоединится к обществу упорства, выдержки, воспроизводства и выживания! И мы научим вас, как отправлять эти цилиндры, точно семена, в огромное черное небо.

Джеральд думал о том, как же он ошибался. Предыдущие ошеломленные паузы не были «тишиной».

Вот это тишина.

Все молчали. Казалось, никто не дышит. Джеральд был уверен, что такое же изумленное молчание воцарилось на всей Земле.

Пока Геннадий Горосумов не произнес фразу, которая станет впоследствии знаменитой.

Да ведь это чертово «письмо счастья»!

Джеральд мрачно взглянул на своего русского друга, который всего лишь высказал очевидное. Тем не менее Геннадий мог бы избавить мир от определенной части боли, подождав несколько секунд, позволив параличу еще немного продлиться, а некоторым – чуть дольше остаться в плену своих иллюзий. Вообще иллюзий.

Он посмотрел налево. Лицо профессора Фланнери выражало изумление. Умная модель Бена – соревнующиеся зонды миссионеров – еще сохраняла ценность и истинность, но предполагала ситуацию еще менее приятную, чем «соперничество «вирусов разума» разных культур».

Прости, Бен.