Затем вернулся в ванную. Она всё ещё тщательно вглядывалась в зеркало.

— Прервись, — сказал он, оттягивая её в сторону. Он заметил карту таро, три  меча, на краю раковины. — Сейчас время пялиться на меня.

Она всё ещё смотрела в никуда, так что он грубо щёлкал пальцами перед ней несколько минут, а потом, когда он начал уже немного пугаться, опустил её пальцы в кружку с вином, а затем ей в рот.

Пайпер пришла в себя.

— Что ты хочешь? Почему мои пальцы у меня во рту? Ты такой извращенец.

— Я просто здоровался. Привет, милая. Я дома.

— Здорово. Ты дома. Я занята. — И она захлопнула дверь ванной у его лица. Изнутри он слышал мурлыканье. Не похоже на Пайпер, хоть это и должна была быть она.

Гринмантл подумал, что, возможно, пришло время закончить работу и свалить из этого места.

Или, может быть, просто свалить из этого места.

Иногда Гэнси забывал, насколько ему нравилась школа, и как ему там было хорошо. Но он не мог об этом забыть таким утром, как сегодня: осенний туман поднимался над полями и рассеивался напротив гор, Свинья работала дерзко и громко, Ронан вылезал с пассажирского сидения и стучал костяшками пальцев по крыше, сверкнув зубами, покрытая росой трава намочила носы его ботинок, сумка была перекинута через плечо, сощуренный Адам стукнул по их кулакам, когда они встретились на тротуаре, мальчишки вокруг смеялись и обращались друг к другу, создавая пространство для них троих, потому что это давно факт – Гэнси-Линч-Пэрриш. Утро, как это, было создано для воспоминаний.

Ничего бы не разрушило его бодрящего совершенства, если бы не присутствие где-то Гринмантла и отсутствие Моры. Если бы не Гвенллиан, руки Блу и маячащие пещеры, полные обещаний и угроз. Если бы не всё это. Этим двум мирам было так трудно сосуществовать.

Утренние вороны и рабочие на строительных лесах кричали друг другу по всему учебному комплексу, пока парни вместе направлялись через школьную лужайку. Звук молотков эхом отражался от зданий; рабочие меняли часть крыши. Строительные леса нагромождали шиферной плиткой.

— Гляньте на это, — произнёс Ронан. Кивком подбородка он указал на Генри Ченга, который стоял с плакатом на углу лужайки.

— «Принеси пользу после окончания школы», - прочитал Гэнси, когда они подошли к нему. — Господи, ты торчишь здесь всю ночь?

Туфли Генри лоснились от росы, а его плечи подрагивали от холода. Его нос был чрезвычайно розовым. Обычно великолепные и стоящие торчком волосы каким-то образом всё ещё были великолепными и стояли торчком; он чётко расставлял приоритеты. Он посадил другой плакат в горшок позади него, на том читалось: «ХОРОШО ПОДУМАЙ... но не про Аглонбай».

— Ни за что. Только с шести. Я хотел, чтобы они думали, будто я тут всю ночь.

Адам приподнял другую бровь на эту сцену.

— Кто это «они»?

— Очевидно, преподаватели, — ответил Генри.

Гэнси достал ручку из сумки и осторожно добавил «и» к Аглонбаю.

— Это всё ещё про студенческий совет?

— Они абсолютно проигнорировали мою петицию, — сказал Генри. — Фашисты. Я должен что-нибудь сделать. Я стою тут, пока они не согласятся запустить её.

— Похоже, ты на правильном пути к отчислению, — заметил Ронан.

— Тебе лучше знать.

Адам прищурил глаза. Что-то в нём изменилось. Или, может быть, просто что-то изменилось между ним и Генри. Генри был парнем. Адам был...

Гэнси не знал.

Адам поинтересовался:

— На каком основании они проигнорировали петицию?

Генри остановился и закричал через всю лужайку:

— Ченг-два... Если этот кофе не для меня, принеси мне другой! Пожалуйста! Спасибо! Пожалуйста!

Другой Ченг в отдалении поднял чашку кофе в приветствии и проорал:

— Извини! Извини! — после чего исчез в одном из учебных зданий.

— Нет чести, — пробормотал Генри. А Адаму он ответил: — Говорят, потребуется слишком большая утечка административных ресурсов, чтобы организовать совет и контролировать его.

— Звучит, как разумная причина, — сказал Адам, его глаза уже были на учебных корпусах. — А что будет обсуждать совет? Обеденное меню?

Ронан неприятно ухмыльнулся.

Ченг вздрогнул и заметил:

— Ты, Пэрриш, часть проблемы.

— Я принесу тебе кофе. — Гэнси посмотрел на часы. — У меня есть время.

— Гэнси, — выразил недовольство Ронан.

— Встретимся там.

Ченг сказал:

— Ты принц среди мужчин, Дик Гэнси.

— Скорее уж мужчина среди принцев, — проворчал Адам. — У тебя семь минут, Гэнси.

Гэнси оставил их разговаривать с Ченгом и направился в преподавательскую. Если не вдаваться в детали, студентам не разрешалось свободно ходить туда-сюда по преподавательской, но, если вдаваться, то Гэнси от этого был освобождён благодаря грубой благосклонности. Он пошаркал ботинками на коврике у входа, оставив там влажную оборванную траву, и закрыл за собой дверь. Старый пол у двери прогнулся под весом традиций и требовал мощного осведомлённого толчка, чтобы закрыть дверь; Гэнси сделал это, не задумываясь.

Внутри комната была свободной и продуваемой сквозняками и пахла древесным дымом и рогаликами. Здесь были все удобства для причудливой тюрьмы: деревянные скамейки у стен, исторические фрески по штукатурке, паукообразные люстры над головой, длинная россыпь овсяных хлопьев на искривлённом старом столе. Гэнси стоял перед кофейником. Его посетило то необычное чувство ускользающего времени, которое часто дарил ему кампус: ощущение, будто бы он всегда стоял в этой старой комнате этого старого здания, или кто-то стоял, а все времена и люди были теми же. В этом бесформенном месте он обнаружил, что чрезвычайно благодарен за Ронана и Адама, ждущих его снаружи, за Блу и её семью, за Ноа и за Мэлори. Он был так благодарен за то, что, наконец, они все у него есть.

Он размышлял о той яме в пещере воронов.

На долю секунды он думал, что знает... что-то. Ответ.

Но он не задал вопроса, а потом всё, в любом случае, прошло, и тут он осознал, что что-то слышит. Крик, грохот, имя Адама...

Он не помнил, как принял решение двигаться, только ноги уже бежали к двери.

Снаружи внутренний двор выглядел как заготовка для игры: две дюжины студентов усеяли лужайку, но никто из них не двигался. Неторопливое светлое облако медленно оседало на них.

Внимание всех было приковано к углу лужайки, где стоял Генри.

Но Гэнси слышал имя Адама.

Он отметил, что верхняя площадка лесов висела криво, рабочие внимательно смотрели вниз с их позиции на крыше. Пыль. Вот что за облако было. Что-то упало со строительных лесов. Шиферная плитка.

Адам.

Гэнси проталкивался сквозь студентов. Первым он увидел Генри, потом Ронана, невредимого, но усыпанного пылью, как трупы Помпеи. Он встретился взглядом с Ронаном – всё в порядке? – и не понял выражение лица Ронана.

Там был Адам.

Он стоял очень неподвижно, руки по сторонам. Подбородок был осторожно, уязвимо приподнят, глаза прищурены. В отличие от Ронана и Генри, на нём не было пыли. Гэнси заметил резкий рывок его груди, как будто она поднялась и упала.

Вокруг него лежали сотни разбитых шиферных плит. Кусочки разлетелись на десятки метров, зарылись в траву, как ракеты.

Но земля вокруг Адама была пустой идеальным кругом.

Вот на этот круг, этот невозможный круг, и пялились остальные студенты. Некоторые делали фото на телефоны.

Никто не разговаривал с Адамом. Это было нетрудно понять: прямо тогда Адам не выглядел кем-то, с кем бы ты мог поговорить. Было в нём что-то более пугающее, чем в круге. Как в голой земле, не было ничего по сути необычного в его внешности. Но в условиях окружения этими кирпичными зданиями он... не сочетался.

— Пэрриш, — сказал Гэнси, когда подошёл ближе. — Адам. Что произошло?

Глаза Адама скользнули к нему, но голова при этом не повернулась. Вот эта неподвижность заставляла его казаться таким другим