Через несколько минут, когда она, чувствуя себя глубоко несчастной, стояла на коленях перед унитазом, в туалет вошел встревоженный Джеб. Сюзанна этого не заметила — очевидно, шум сливного бачка заглушил шаги его босых ног.
Джеб присел на корточки рядом с ней. Сюзанну все еще колотила дрожь.
— Разве твоя мама не учила тебя не беспокоить женщину, когда она целуется с фарфоровым божком? Это глубоко личное дело.
— С тобой теперь все в порядке? — не обращая внимания на ее слова, спросил Джеб.
— Скоро будет. Наверное.
Кожа ее была влажной, желудок по-прежнему выворачивало наизнанку, а во рту стоял такой вкус, как, наверное, у Лесли после продолжительного возлияния. Словно сквозь сон слышала она звук шагов Джеба, шум воды и какой-то скрип — Джеб открывал какой-то флакон.
— Вот, прополощи, — потрясенным голосом сказал он, подавая ей бумажный стаканчик. — Только не глотай.
Сюзанна подчинилась. Когда она брала стаканчик, ее пальцы дрожали. Она чувствовала ужасную слабость, ее бросало то в жар, то в холод.
— Спасибо.
— Как долго у тебя продолжаются эти утренние свидания с унитазом?
— Время от времени случаются, — уклончиво ответила Сюзанна, убирая волосы со лба. — Хотя вы с Джоном Юстасом правы. У меня в последнее время пропал аппетит. Тошнит…
— Накатывается усталость? — тихо спросил он.
Она нахмурилась:
— Я считала, что вымоталась, работая на Комиссию по искусству, или что это из-за переживаний, связанных со смертью Клэри, но скверное состояние не проходит.
— С какого времени?
Сюзанна на минуту задумалась. До сих пор она старалась вообще об этом не думать, надеясь, что все пройдет само собой.
— Несколько недель. — Она нахмурилась еще больше. Может быть, она старается сама себя обмануть? — Нет, с середины апреля.
Джеб помог ей подняться на ноги.
— А тебе никогда не приходило в голову, — бесстрастно сказал он, — что могут означать отсутствие аппетита, усталость и набухшие груди? — Глаза его потемнели. — Когда у тебя последний раз были месячные?
Сюзанна покраснела:
— Это не твое дело. — Однако, посчитав, она пришла к выводу, что в апреле месячных не было, и ахнула про себя. В последнее время она очень напряженно работала, да к тому же считала, что эти симптомы являются реакцией на те несколько дней в Нью-Йорке (что, кстати, вполне могло быть). Теперь оказалось, что месячных не было уже второй раз.
— Я вырос в доме, где было восемь детей, — сказал Джеб. — Я не раз видел, как моя мама носит ребенка, как привозит его домой из больницы, как кормит младенцев. Мне не раз приходилось менять пеленки. — Он помолчал. — По утрам, когда ей было так же плохо, как тебе, мне приходилось держать ей голову. Так что, если я не ошибаюсь, ты беременна, Сюзанна. — Он отвел взгляд. — Ты здоровая женщина, которая ведет активную половую жизнь. Что же еще тут может быть?
«Какая-нибудь ужасная болезнь, — подумала она. — Иначе это просто чудо».
Повернувшись, Джеб направился в спальню.
— Позволь мне первому тебя поздравить, — сказал он, подходя к полуоткрытой двери в коридор. — Я даже подогрею тебе чашку чая, перед тем как уйти. Раз уж ты все решила со своим сан-францисским дружком…
— Его зовут Майкл. — На все еще трясущихся ногах она прошла вслед за Джебом в его комнату на втором этаже.
Поспешно натянув джинсы, рубашку и носки, он надел ботинки, затем бросил на аккуратно застеленную кровать присланный Бриз саквояж и принялся засовывать туда свои вещи.
— Если я беременна, то отец ребенка не Майкл. — Она дотронулась до его руки и без всякого сопротивления повернула к себе. — Это ты.
— Ни в коем случае, — отстранившись, сказал Джеб. Резким движением застегнув саквояж, он отошел в сторону. Сюзанне было теперь не просто холодно — она чувствовала, что ее пробирает до костей. Он не хочет даже смотреть на нее!
— Джеб, это случилось в Нью-Йорке, во время метели. — Она загородила ему дорогу. — Между мной и тобой, черт побери! Перед поездкой на Восток я несколько месяцев не была с Майклом.
— Неплохо придумано, мисс Сюзанна!
— Не пытайся делать вид, что ты мне не веришь.
— Мне и не надо ничего пытаться. — Он посмотрел мимо нее на стену коридора. — Я один раз был женат. Только потом, когда произошло несчастье, мне стало ясно, что я был слишком молод, чтобы предвидеть последствия занятий сексом и уметь правильно обращаться с девушкой, чтобы она не забеременела. — Он опустил взгляд. — Я видел, как она истекает кровью. Я видел, как мой маленький сын умер через несколько минут после того, как родился…
Его голос дрогнул, и Сюзанна чуть было не отступила.
— Джеб, мне очень жаль.
— Я обещал себе, что это не повторится. Я всегда буду носить с собой средства защиты и буду их применять. — Он посмотрел на нее: — Я использовал их и тогда, когда был с тобой. — Сюзанна почувствовала, что он глядит на нее, на ее плоский живот. — Как сказал Джордж Мередит, «страсти плетут свой заговор: нас предает то, что было изначально фальшиво». — Взяв одной рукой свой саквояж, он другой повернул к себе лицо Сюзанны. — Все-таки я в тебе не ошибся. Богатая, испорченная, красивая… Что там еще? Скучающая, милочка?
— Не называй меня милочкой! — Ее голос дрогнул.
— Теперь, когда с кампанией по сбору средств для Комиссии по искусству уже все на мази, а рождественский котильон еще рано готовить, ты решила заняться проектом под названием «Джеб Стюарт Коуди»?
Ошеломленная, Сюзанна плохо понимала, что он говорит.
— Ну, все-таки дважды подумай, прежде чем выходить на публику, навязывать мне отцовство и делать все это достоянием прессы. — Их взгляды встретились. — Такие вещи случаются с каждым. Не знаю, почему я считал, что со мной будет иначе. Или с тобой, — добавил он и прошел мимо нее в коридор.
— Убирайся из моего дома!
— На твоем месте я бы позвонил Майклу.
— Убирайся к чертовой матери из моей жизни!
— Я так и делаю, — пробормотал Джеб, спускаясь по ступенькам.
Поспешно накинув халат, Сюзанна как безумная бросилась за ним — с развевающимися волосами, с глазами, красными от слез. Внутри она ощущала ужасающую пустоту — как будто Дрейк снова оставил ее на Рождество одну в доме и она теперь в одиночестве открывает подарки. Она почти поверила Джебу. Почти полюбила его.
— Я не хочу больше тебя видеть! Ты…
— Об этом не беспокойся, — бросил он через плечо.
— Деревенщина!
Входная дверь с грохотом захлопнулась, и наступила тишина. Тишина, которая кричала громче всяких слов.
Примерно через неделю Джеб сошел со сцены в Сент-Луисе. Его раздирал кашель. Он едва допел последнюю песню и теперь, спотыкаясь в узком проходе об электрические кабели оборудования, клял себя за то, что слишком скоро вернулся к работе.
— Приляг, — сказала Бриз, проходя вслед за ним в гримерную. — Я сейчас дам тебе чашку чая с медом.
— Защищаешь свои капиталовложения?
Не обращая внимания на его мрачное настроение, она приложила руку к его лбу.
— Ты всегда можешь вернуться в Сан-Франциско, — парировала Бриз, подавая ему термометр. — На тот случай, если предпочитаешь моей нежной заботе чью-то другую.
— Я предпочитаю заботу Джона Юстаса. — Положив градусник под язык, он откинул голову на спинку кресла. После недавнего телефонного разговора — в каком это было городе, Джеб не мог припомнить — дедушка послал их с Бриз в поликлинику. При этом Джон Юстас был явно раздражен тем, что его внук поссорился с Сюзанной Уиттейкер. Рентгеновские снимки дали отрицательный результат, слизь выделялась из легких с раздражающей регулярностью, так что Джеб мог заключить, что дело идет на поправку.
— Только мозги у тебя никак не выздоровеют, — сказал Джон Юстас. — Из-за чего бы ты ни поссорился с мисс Сюзанной, я бы на твоем месте постарался помириться.
— Это дело принципа, — ответил Джеб и больше не прибавил ни слова.
Если бы он сказал своему деду о состоянии Сюзанны, Джон Юстас сразу был бы тут как тут — с дробовиком — и Сюзанна Уиттейкер еще до конца недели надела бы на палец обручальное кольцо.
