— У кого?

— У мамы. Тот мужчина, который был у нее в комнате.

— Кто это был? Ты его видела?

— Нет. Я играла в этой комнате с Болтуньей, когда он пришел.

— Болтунья — это твоя подружка?

— Болтунья — моя кукла,— девочка подняла свою куклу и хихикнула.

А Кареллу вдруг захлестнуло горячее желание схватить ее на руки, тесло прижать к себе и сказать, что нет на свете ничего похожего на остро отточенную сталь и внезапную смерть.

 — Когда это было, родная? — спросил он.— Ты не знаешь, в котором это было часу?

— Не знаю,— ответила она и вздохнула.— Я умею узнавать только когда двенадцать часов и когда семь, и все...

 —  А скажи, темно было в это время или еще нет?

— Да, это было после ужина.

— Этот человек пришел сюда после ужина?

— Да.

— Твоя мама знала этого человека?

О, да. Она смеялась и была сначала очень веселая, когда он пришел.

— А потом что случилось?

— Я не знаю.--- Анна снова вздохнула.--- Я была здесь, играла с куклой.

Она снова замолчала. Вдруг слезы выступили у нее на глазах. Лицо ее оставалось неподвижным, губы не дрожали, черты не исказились. Просто слезы наполнили глаза и побежали по щекам. Она сидела неподвижно, как изваяние, и беззвучно плакала.

Карелла беспомощно стоял перед ней — сильный мужчина, который внезапно почувствовал себя слабым и неумелым перед молчаливым взрывом горя. Он протянул девочке свой носовой платок. Она молча взяла его и высморкалась, но глаз вытирать не стала. Вернула платок и сказала:

— Спасибо...

Слезы по-прежнему бесконечным потоком струились по ее лицу, маленькие руки были крепко стиснуты на груди у куклы.

— Он бил ее,— сказала она.— Мне было слышно, как она кричала. Но я боялась туда войти, и я... я стала притворяться, что ничего не слышу. А потом... потом я правда больше ничего не слышала. Я просто разговаривала с Болтуньей все время, и все. Так, чтобы не слышать, что он делал с ней в той комнате.

— Хорошо, дорогая,— сказал Карелла.

Он сделал знак полицейскому, стоявшему в дверях. Когда тот подошел, Стив спросил шепотом:

—- Ее отец здесь? Его известили?

— Черт, я не знаю...

Полицейский повернулся и крикнул:

— Кто знает, сообщили мужу или нет?

Коп из отдела уголовных преступлений оторвался от своей записной. книжки и сказал:

— Он в Аризоне. Они уже три года, как разведены. 

Лейтенант Питер Бирнс обычно был терпим и терпелив, но в последнее время Берт Клинт определенно действовал ему на нервы. И хотя, будучи терпимым и терпеливым человеком, Бирнс понимал, что у Клинта есть оправдание, все же общение с ним от этого не делалось более приятным.

Бирнс считал, что психология — немаловажный фактор в работе полиции, поскольку именно психология, помогает вам осознать, что в мире нет негодяев, а есть только неуравновешенные люди. Психология предлагает понимание людей, а не их осуждение. Да, это было стоящее оружие — эта психология, но только до тех пор, пока какой-нибудь дешевый воришка не лягнет тебя ногой в пах в один прекрасный день или вечер. Когда же это случается, то трудно представить себе этого воришку в качестве заблудшей души, у которой было тяжелое детство.

Точно так же, хотя Бирнс очень хорошо понимал, какая травма объясняет теперешнее поведение Клинта, ему было с каждым днем все труднее и труднее относиться к нему иначе, нежели к копу, который чересчур занят собой, черт его побери!

— Я хочу перевести его отсюда,— сказал Бирнс Карелле в то утро.

— Почему?

— Потому что он разлагающе действует на весь отдел, вот почему,— ответил Бирнс.

Ему не хотелось ни с кем обсуждать этот вопрос, да и не привык он спрашивать совета, если уж сам что-либо твердо решил. Но дело тут было в том, что его решение весьма далеко от окончательного, черт бы его побрал! Он симпатизировал Клинту раньше, но теперь Клинт ему вовсе не нравился. Бирнс считал его хорошим копом, но теперь он больше им не был.

— Ну, а плохих колов у меня тут хоть пруд пруди,— сказал он вслух.

— Берт вовсе не плохой коп,— заметил Карелла.

Он стоял у стола Бирнса, заваленного бумагами, и прислушивался к первым весенним звукам, доносившимся с улицы. Мысли его были заняты пятилетней девчушкой Анной Сакс.

---- Дерьмо, вот он что,—- возразил Бирнс.-- Ну да, я отлично помню все, что с ним случилось. Но люди и раньше умирали, Стив! Их и прежде убивали, а если ты настоящий мужчина, то приходится привыкнуть к этому и не вести себя так, будто все кругом в этом виноваты. Никто из нас не повинен в смерти его подружки! Это святая истина, и лично мне чертовски надоело, что меня считают виноватым.

 —  Но он вовсе не винит тебя в этом, нет! И никого из нас не винит.

— Да он весь свет считает виноватым, а это еще хуже! Сегодня утром он поскандалил с Мейером, потому что тот поднял трубку у него на столе. Понимаешь, этот чертов телефон зазвонил, ну, и вместо того, чтобы идти через всю комнату к своему столу, Мейер поднял трубку ближайшего аппарата, как раз на столе Клинта, и Клинг сразу же затеял свару. Сам понимаешь, такие отношения в отделе, где люди работают бок о бок, совершенно немыслимы, Стив! Я собираюсь просить, чтобы его перевели отсюда.

— Это будет самое худшее для него.

— Зато это будет самое лучшее для всего отдела!

— Не думаю.

—- Никто не спрашивает твоего мнения,— сказал Бирнс сухо.

— Тогда какого дьявола ты велел мне явиться к тебе?

— Неужели тебе не понятно, что я имею в виду? — произнес Бирнс.

Он резко поднялся и начал шагать возле забранного решеткой окна. Бирнс был крупный мужчина, и его скупые движения скрывали огромную энергию могучего тела. Мускулистый, круглоголовый, с маленькими, глубоко посаженными голубыми глазками на изрезанном морщинами лице, он резкими шагами бегал по комнате и кричал:

— Неужели ты не видишь, какой он причиняет вред?.. Даже мы с тобой не в состоянии пускаться с ним в душеспасительные беседы без того, чтобы не взвыть от злости! Именно это меня и беспокоит, именно поэтому я и хочу убрать его отсюда!

— Но ведь тебе не приходит в голову выбросить хорошие часы только потому, что они стали отставать,— возразил Карелла.

— Пожалуйста, уволь меня от своих дурацких сравнений,— рассердился Бирнс.— У меня тут полицейское управление, а не часовая мастерская.

— Ты хотел сказать «метафор»,— поправил его Карелла.

— Все равно, черт побери! Я собираюсь завтра же позвонить шефу и попросить его перевести отсюда Клинга. Вот и все!

— Куда перевести?

—- Что значит «куда»? Мне-то какое дело? Перевести отсюда, и все тут!

— Но все-таки, куда? В другое управление, где все вокруг будут для него чужие и он будет еще больше действовать им на нервы, чем нам?

— А, так ты и сам, наконец, признаешь это!

— Что Берг действует мне на нервы? Да, разумеется, действует.

— И положение нисколько не улучшается, Стив, ты и сам это хороню понимаешь! Наоборот, с каждым днем становится все хуже! Да и вообще, какого дьявола я тут что-то доказываю? Я перевожу его, и дело с концом!

Бирнс энергично тряхнул головой и снова тяжело плюхнулся на стул, глядя на Кареллу с ребяческим вызовом.

Карелла вздохнул. Он не отдыхал уже почти пятьдесят часов и смертельно устал. Он появился в управлении в 8.45 в четверг и весь день работал, просматривая кипу дел, которые накопились за март. Ему удалось подремать часов шесть на кушетке в арестантской, но в семь утра в пятницу его разбудил вызов в отделение по борьбе с поджогами, поскольку они получили сигнал из Сайт-Сайда и подозревали, что там не обычный пожар, а поджог. Он вернулся в управление в полдень и нашел на своем столе записку, в которой содержалось четыре телефонных сообщения. К тому времени, когда он кончил звонить по всем четырем номерам, а один из них принадлежал помощнику медэксперта, который целый час растолковывал ему подробности токсикологического анализа содержимого желудка гончей собаки, в котором обнаружили яд,— а это уже седьмой такой пес, отравленный за истекшую неделю,— к тому времени часы на стене показывали 13.30. Карелла послал рассыльного принести ему перекусить, но, прежде чем тот принес заказанное, Стиву пришлось выехать на Одиннадцатую Северную улицу, откуда поступило сообщение о краже со взломом. Вернулся он в управление только в половине шестого, переключил свой телефон на ворчащего Клинта и снова спустился в арестантскую, чтобы поспать часок-другой. В одиннадцать вечера в пятницу все управление патрулировало по улицам, что входило в профилактическую программу полиции. Рейд закончился только в 5 часов утра в субботу.