Элисон не совсем ясно представляла, что ее ждет, но вид Обри Муна, облаченного в японский халат, полулежащего на своем троне, возле которого в горшочке курился фимиам, Муна, прихлебывающего кокосовое молоко и держащего сигарету, вставленную в длинный агатовый мундштук,— вызвал в ней непреодолимое желание расхохотаться. Однако черные, как бусинки, глаза подействовали на нее отрезвляюще. Элисон вдруг почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь. «Вот оно — зло в его чистом виде»,— подумала она.

— Рад отметить вашу пунктуальность. Вы истинно деловой человек, мисс Барнвелл! — Голос Муна был тонкий, как бы замирающий, однако очень напряженный, как струны фортепиано.

— Я ценю не только ваше время, мистер Мун, но и свое,— произнесла Элисон нежным голосом.

— Вы свободны, Сэнди,— повернулся Мун к своей секретарше.— На два часа.

— Может быть, что-нибудь нужно? — начала Сэнди.

— Ничего,— прервал ее Мун, раздраженно махнув рукой, чтоб она уходила.— Садитесь, пожалуйста, мисс Барнвелл.

— Спасибо.— Элисон села, достала блокнот и золотой карандашик из своей сумочки крокодиловой кожи и с веселой готовностью подняла глаза на Великого Человека.

Мун смотрел на нее изучающим взглядом. И явно остался доволен тем, что увидел.

— Надеюсь, вы пришли сюда, не питая ко мне вражды?

— Вражды? А почему я должна чувствовать к вам вражду, мистер Мун? Мы едва обменялись двумя словами с тех пор, как я здесь.

— Ну, ну, мисс Барнвелл. Те, кто меня не знает, предубеждены против меня — благодаря моим друзьям и врагам. По лицу Сэнди я понял, что она предупредила вас о том, что я позволил себе некоторые замечания по поводу вашей привлекательности и даже размышлял вслух, насколько вы можете быть расположены ко мне. Конечно, это шокировало бедняжку Сэнди, она такая пуританка! И потом, мистер Шамбрен,— я так и слышу, как он предупреждает вас, что я декадент, да еще порочный. Но святые, как правило, весьма скучны, не правда ли?

— Никогда не была знакома ни с одним из них,— парировала Элисон.

Мун внимательно всматривался в лицо девушки. Казалось, он пытается разгадать ее, прочитать ее мысли.

— Моя философия жизни, мисс Барнвелл, несколько шокирует святош и конформистов. Меня окрестили садистом за то, что я говорю правду о слабых и нерешительных людях, которые правят нашим миром. Но видите ли, большинство из нас воспитаны на мифе, по которому Бог — это любовь. Но Бог допускает войны. Он допускает жестокость. Эксплуатацию слабых, гибель беспомощных. Он насылает засухи, ураганы, наводнения, порчу. Тысячу лет человек лгал и в то же время, осеняя себя крестом, говорил: «Пусть Бог поразит меня на месте, если я лгу». И ни разу Бог не покарал кого-либо за слова лжи. Ненависть — вот ключ к постижению Бога, и человека тоже! Большинство людей маскируют свою ненависть фальшивым благородством. Хотите знать правду об Обри Муне? Он никогда не прикидывался благородным, не пытался скрыть ненависть и враждебность, лежащие в основе его натуры. Так что Обри Мун в большей степени честный человек, чем любой другой из ваших знакомых, мисс Барнвелл!..

Элисон посмотрела ему прямо в лицо.

— Значит, люди ненавидят вас за то, что вы не прикрываетесь благородством, которого у вас нет?

— Как прикрываются они, мисс Барнвелл...

— И чтобы наказать их, вы разыгрываете из себя Бога — ваш вариант Бога — и посылаете на них разрушительные ураганы, наводнения, засухи?

Черные глазки полоснули холодом.

— Не слышу ли я нотки дерзости, мисс Барнвелл?

— Я не из дерзких, мистер Мун,— улыбнулась она.— Разве что на работе. А моя работа — организация рекламы, общественного мнения. Может, перейдем к делу?

— Вы для меня в некотором роде сюрприз, мисс Барнвелл! В вас есть нечто большее, чем хорошенькое личико и красивая фигура. Мне придется об этом подумать. А теперь, как вы предлагаете, перейдем к делу — обсудим, как мы подадим публике мой день рождения...

Элисон сидела не шевелясь, держа наготове карандаш и блокнот, и молилась о том, чтобы кровь не прилила к ее щекам и не выдала бы гнев и отвращение, которые она испытывала к этому шуту.

Минут за двадцать до начала беседы Элисон с Обри Муном одна из телефонисток на коммутаторе третьего этажа приняла красный сигнал из номера 609.

Тихий, без всякого выражения женский голос спросил:

— Не могли бы вы прислать в номер телефонную книгу?

— Какую именно, мисс? В сетке под столиком возле вашей кровати четыре телефонных книги по Нью-Йорку.

— О!..— Пауза.— Тогда будьте добры, пришлите мне бостонскую телефонную книгу.

— Может быть, я найду нужный вам номер, мисс?

— Пожалуйста, пришлите мне книгу.

— Сейчас, мисс.— Телефонистка выключила связь.— Кто в номере 609?

Миссис Вич справилась в картотеке.

— Некая мисс Памела Прим. У нас впервые, насколько я знаю.

— Она просит телефонную книгу по Бостону...

Книга была отправлена с посыльным. Прошло двадцать пять минут, и на щите снова вспыхнул красный сигнал на номере 609. Тот же тихий голос произнес:

— Не могли бы вы прислать мне телефонную книгу по... по Чикаго?

На этот раз телефонистка не задавала вопросов. Каким бы странным ни показалось требование постояльца — в отеле «Бомонд» оно выполнялось неукоснительно.

— Может, она практикуется в чтении? — сухо заметил посыльный, унося вторую телефонную книгу.

Через двадцать минут снова загорелся красный сигнал из номера 609.

— Не могли бы вы... не могли бы вы принести мне телефонную книгу по Филадельфии? Пожалуйста!

— Конечно, мисс.— Связь отключилась.— Сумасшедшая ведьма,— пробормотала телефонистка, вручая посыльному третью телефонную книгу.

За долгие годы работы на коммутаторе миссис Вич не раз имела дело со странными просьбами. Где-то, в каком-то далеком уголке ее упорядоченного мозга, зазвучали сигналы тревоги. Тревоги за отель, который был ее жизнью.

Прошло, пожалуй, минут пятнадцать после того, как унесли третью телефонную книгу. Миссис Вич резко встала из-за своего стола и подошла к телефонистке, обслуживающей шестой этаж.

— Что-нибудь еще из номера 609?

— Нет, миссис Вич. По-моему, она просто коллекционирует телефонные книги.

— Соедини меня ..с мистером Шамбреном! — резко сказала миссис Вич и вернулась к своему столу.

Через минуту в трубке зазвучал бодрый голос Шамбрена:

— Да, миссис Вич?

— Номер 609 затребовал три иногородних книги,— доложила миссис Вич.— Некая Памела Прим, согласно гостевой карточке. Между тем никаких иногородних звонков не было, сэр. Я подумала...

— Графоманка разыскивает адреса? — предположил Шамбрен.

— Я подумала о другом, сэр,— внешне спокойно сказала миссис Вич.— На этих книгах можно стоять, если сложить их в стопку.

В голосе Шамбрена появились жесткие нотки.

— Спасибо, миссис Вич! Велите Джерри Додду ждать меня на шестом этаже. Пусть захватит ключ.

На резкий стук в дверь номера 609 ответа не последовало. Джерри Додд открыл дверь служебным ключом.

— Господи, спаси нас,— прошептал Джерри.

Перед ними покачивались голые пятки мисс Памелы Прим. Стул, на котором она, видимо, сложила стопкой семь телефонных книг, опрокинулся и лежал на полу. Мисс Прим повесилась на поясе от махрового халата.

Самоубийство в большом отеле не столь уж необычно. Джерри Додд разрезал пояс и положил мисс Прим на кровать. В том, что делать что-либо было уже бесполезно, никто не сомневался. Тут же были приняты обычные меры: вызвали полицию, принесли кислород, хранившийся в аптечке на втором этаже. Это была формальная процедура, ибо мисс Прим уже ничем нельзя было помочь.

— Никогда не знал до этого дня, как ее зовут,— сказал Джерри, когда все усилия оказались тщетны.

— А вы ее знаете? — спросил Шамбрен.

— Ее знают почти все в отеле. Мы называли ее просто «Герцогиня».

Первой мыслью Шамбрена было уволить ночного администратора: в отеле «Бомонд» не сдают номера женщинам определенных профессий. Потом он вспомнил, что Карл Невер, который работает ночью, заболел, а у его заместителя не было основания отказывать какой-то Памеле Прим.