Мистер Шамбрен хорошо понимал, что принесет ему и его штату предстоящая неделя. Он закурил свою египетскую папиросу и посмотрел в широкое окно кабинета, выходившее в Центральный парк.

Шамбрен был смуглый, коренастый человек. Его глаза могли быть жесткими, как глаза судьи, выносящего смертный приговор, могли быть спокойными и внимательными, а иногда в них вспыхивали неожиданные искорки смеха. Его имя указывало на французское происхождение, однако приехал он в Соединенные Штаты еще совсем мальчиком и привык мыслить как американец. Изучая постановку гостиничного дела, он провел какое-то время в Европе, бегло говорил на нескольких языках, мог вести себя как европеец, если этого требовали обстоятельства, оставаясь при этом стопроцентным американцем.

— Подонок,— произнес он, адресуя свое сообщение заснеженным аллеям Центрального парка. Потом повернулся в своем вращающемся кресле и снял трубку с одного из телефонных аппаратов, стоящих на столе.

— Слушаю вас!

— Джейн, это Шамбрен. Могу я поговорить с миссис Вич?

— Сию минуту, сэр!

Мистер Шамбрен слегка улыбнулся. Прежде телефонистки на коммутаторе отвечали на звонок фразой: «Чем могу служить?» И слышали в ответ: «Как насчет того, чтобы заскочить в номер 2404, если вы блондинка с хорошей фигурой?» «Слушаю вас» — намного безопаснее!

Главный оператор миссис Вич была крупная женщина с большой грудью и сильно развитым материнским инстинктом. Она очень гордилась компетентностью, тактичностью и житейской умудренностью своих «девочек».

— Доброе утро, мистер Шамбрен,— произнесла она тем тоном, который, по ее мнению, более всего соответствовал ее важному служебному положению.

— Чудесное утро!

— Да, мистер Шамбрен?..

— Которое сейчас потеряет часть своей прелестн..

— Надеюсь, не жалобы, мистер Шамбрен? По моим данным, вчера мы обслужили тысячу сто телефонных звонков, и все без единой ошибки.

— Боюсь, сегодняшний день не будет столь радужным. Как вы себя чувствуете?

— Простите, не поняла?

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, сэр!

— Так вот. Великий Человек в субботу вечером празднует свой день рождения. Машина закрутится в десять часов. Предлагаю посадить одну из девочек на линию пентхауса «М» и на линию мистера Амато.

— В субботу вечером! — сказала миссис Вич, и голос ее дрогнул.

— Времени не так уж много, миссис Вич. Провода будут гудеть не переставая. Сделайте все, что в ваших силах.

— Именно для этого я здесь, мистер Шамбрен!

— Конечно. И всегда на высоте. А теперь, пожалуйста, соедините меня с мистером Амато.

— Сию минуту, мистер Шамбрен!

Шамбрен медленно и задумчиво загасил папиросу.

— Метрдотель слушает,— произнес бодрый, жизнерадостный голос.

— Амато? Это Шамбрен.

— Доброе утро, мистер Шамбрен! Прекрасный день...

— Возможно. На моем столе, Амато, лежит меморандум Великого Человека. Он решил отпраздновать свой день рождения в бальном зале в субботу вечером. И приглашает двести пятьдесят человек.

— В э-т-т-у субботу?

— В эту субботу.

— Господи!

— Вот именно.

— О, Господи!

— Сейчас я отправляюсь к вам в кабинет, Амато! Надо поддержать ваш дух, прежде чем ровно в десять вы явитесь на аудиенцию к Его Величеству.

— О, Господи!

— Я уже иду, Амато! И будьте добры, заранее примите все свои лекарства до моего прихода. Боюсь, что, увидев, как вы глотаете все ваши фармацевтические снадобья, я расстроюсь от сочувствия к вам.

— О, Господи,— произнес Амато замирающим голосом.

Мистер Шамбрен спустился с четвертого этажа, где находился его кабинет, в вестибюль отеля «Бомонд». Его натренированный взгляд критически обежал помещение, охватывая все подробности.

В газетном киоске — полный порядок. Обновленная вчера выставка драгоценностей в витрине филиала фирмы Тиффани выглядит прекрасно. В витрине Бонвита вечерние платья сменились лыжными костюмами.

Возле лифта, весело кивая Шамбрену, стоял Джерри Додд, руководитель службы безопасности.

Шамбрен подошел к стойке. Мистер Аттербери, ведавший бронированием номеров в отеле, приветствовал его непринужденной улыбкой:

— Ни одного свободного номера, кроме резерва.

«Резервом» назывались два-три номера люкс, которые дирекция оставляла на случай неожиданного прибытия особо важных гостей. Только мистер Шамбрен и владелец отеля мистер Джордж Бэтл могли разрешить воспользоваться ими. Поскольку мистер Бэтл постоянно жил на Французской Ривьере, считая, как полагали, свои деньги, резервом фактически распоряжался мистер Шамбрен.

— Ночь прошла спокойно? — спросил Шамбрен.

— Судя по отчету, да,-- ответил администратор.

Шамбрен повернулся, направляясь к кабинету Амато, который находился в конце вестибюля. В этот самый момент дверь одного из лифтов открылась и из него вышло... привидение.

«Привидением» была старая, очень прямая, очень величественная дама, одетая в норковую шубку старомодного покроя с великолепным мехом. Левая рука старой леди пряталась в муфте, правая держала поводок, на конце которого посапывал курносым носом маленький, черный с белым японский спаниель.

Мистер Шамбрен направился навстречу даме, припоминая, что служащие отеля называли миссис Джордж Хейвен не иначе как «сумасшедшая из Шеллота»[3]. Может быть, она и сумасшедшая, но ее резиденция в «Бомонде» была одной из самых дорогих. Шамбрен отвесил ей галантный поклон, прищелкнув каблуками, и приветствовал ее улыбкой номер один:

— Доброе утро, миссис Хейвен! Прекрасное утро, не правда ли?

Спаниель злобно оглянулся на Шамбрена. Леди вообще не удостоила его взглядом. Для нее он был пустым местом. Если бы Шамбрен не отступил в сторону, величественная дама прошла бы сквозь него с мрачной неумолимостью танка. Он проследил, как она вышла через вертящиеся двери на Пятую авеню, ведя семенящего рядом с ней спаниеля.

— Все еще не сподобились, мистер Шамбрен? — посочувствовал подошедший к нему Джерри Додд.

— Семь месяцев, Джерри,— позволил себе скорбно улыбнуться Шамбрен.— Миссис Хейвен живет у нас семь месяцев. Каждый день я говорю ей «доброе утро», и каждый день она проходит мимо меня, как будто я кресло у стены. Она ни на что не жаловалась, Чем же я ее обидел? Эта мысль, Джерри, меня просто преследует!

— Может, оно и к лучшему,— сказал Джерри.— Она разговаривает с портье Уотресом целыми часами. После этих бесед у малого совершенно обалделый вид.

— Да Бог с ними, с разговорами, Джерри! Но она задела мое любопытство. Чем я мог ее обидеть?

— А может, лучше и не пытаться узнать,— покачал головой Джерри.— А то еще посыплются неприятности, как из банки горох.

— Ну что ж, возможно, это мудрый совет, друг мой...

Пузырьки поспешно выпитой минеральной воды еще покрывали стенки стакана. Целая коллекция таблеток, микстур, порошков украшала стол мистера Амато. Сам хозяин кабинета, обычно румяный и жизнерадостный, сейчас был смертельно бледен.

Мистеру Амато было лет сорок. Высокий, худощавый, смуглый, с профилем римского бога, он, должно быть, в молодости отличался редкой красотой. Сейчас же мелкие припухлости и морщины на его лице наводили на мысль о расстройстве пищеварения или язве желудка.

Увидев мистера Шамбрена, Амато заломил руки, как мать павшего воина над могилой сына.

— А если я подам заявление об уходе сейчас же, без предупреждения? — спросил мистер Амато.— Что вы будете делать? .

— Найду вам замену,— невозмутимо ответил мистер Шамбрен. Он сел и закурил свою неизменную египетскую папиросу.

— Как я могу закупить мясо нужного качества на Двести пятьдесят человек?— завопил мистер Амато.— Это совершенно немыслимо в такой короткий срок!

— Пусть едят торты,— улыбнулся Шамбрен.

— Да вы знаете, что это будет? — простонал Амато.— Спор по каждому пункту, по каждой бутылке вина, по каждой детали обслуживания! А потом, когда его заказ будет в точности выполнен, он начнет жаловаться, что все не так, как он заказывал. Мои лучшие помощники пригрозят уйти — разве что чаевые будут особенно высоки.