Михаил на секунду повернулся в нашу сторону и скомандовал:
— Ростик, лопату, быстро!
После чего снова отвернулся и продолжил рассматривать что-то лежавшее у него на ладони. Я, ломая недорубленные кусты, бросился к сложенным на камнях вещам, схватил рюкзак Лелека, зашарил в нем обеими руками — не нашел — и вывернул все содержимое прямо на валуны. Каны… пакет с остатками хлеба… свитер… снова пакет — крупа какая-то… тент… ага, вот она!
Лопатку я Михаилу не отдал, а, прошлепав через лужу — в кроссовках тут же мерзко захлюпало — сам принялся аккуратно вынимать песок из стенки воронки в полуметре выше обнаруженных костей. Дело знакомое, можно сказать — классические раскопки, если бы не антураж, а в этом деле у меня кое-какой опыт имеется, прав был Миша… Я осыпал песок себе под ноги, а остальные — Болек тоже присоединился к компании — подошвами ботинок отгребали его в лужу. Через полчаса передохнули, покурили прямо в раскопе, молча оглядывая увеличивающуюся груду костей. Еще через час выкопали полностью три скелета, для чего пришлось увеличить свод образовавшейся пещеры, дабы он не рухнул нам на головы. Зловонная лужа пропала под толстым слоем песка.
Очень похожую картину я наблюдал в болгарской экспедиции: останки лежали в том положении, в каком застала смерть похороненных под «пандусом» людей. Или правильнее было сказать — солдат?… Все покойники были в момент гибели при оружии. Деревянные части, разумеется, давным-давно сгнили, но проржавевшие насквозь прутья стволов с нашлепками затворных механизмов сохранились, хоть и плохо — под пальцами ржавчина расслаивалась и опадала на землю облачком неопрятной коричневой чешуи… Или это все-таки не солдаты, а партизаны какие-нибудь? Ни ременных пряжек, ни пуговиц, ни других деталей амуниции, характерных для захоронений военных, мы не нашли. Впрочем, это не говорило о том, что их не было — копать, судя по всему, предстояло еще долго.
— Ростик! — позвал меня Миша от входа в пещерку. — Заканчивай. Достаточно на сегодня…
Только теперь я заметил, что в раскопе уже стало темно — подступал вечер. Пожалуй, действительно достаточно. Если дальше в потемках ковыряться — можно пропустить что-нибудь важное. Да и устали все за сегодняшний день изрядно.
Лагерь разбили прямо на обрывчике, недалеко от «пандуса», но со стороны, обратной захоронению — не очень-то приятно коротать ночь вблизи разрытых человеческих останков. За ужином, естественно, гадали: кто бы это мог быть и что они здесь не поделили. И с кем. И когда. И много еще было у нас самых разных вопросов, на которые не было пока ни одного вразумительного ответа.
— Только бы дождя завтра не было, — поглядев на темное небо, сказал Миша. — Все, друзья мои, вы как хотите, а я пошел дрыхнуть.
Он широко зевнул и полез в палатку. Мы посидели у костра еще с полчасика, покурили, а потом одновременно последовали его примеру.
…Утром я пробудился рано. Миша и Болек посапывали в своих спальниках, а Лелек хрустел подошвами по сухим веточкам где-то около костра. Дождя, которого вчера так опасался Мишель, не было и в помине. Немного хотелось в туалет, но вылезать из уютного спального мешка не хотелось еще больше. Ничего, можно некоторое время потерпеть, не подпирает… Я лежал и раздумывал о вчерашней находке. И ничего путного, разумеется, надумать не мог, потому что лежать в яме под трехметровым слоем слежавшегося песка мог кто угодно. И погибнуть они могли в любое время — хоть десять лет назад, хоть в прошлом веке. Но не раньше, потому что ружья у них были явно не кремневые. Хотя и не десять лет назад, потому что тогда оружие сохранилось бы гораздо лучше. Впрочем, все это не более чем домыслы, я же не патологоанатом и не эксперт-криминалист.
Не дожидаясь завтрака, приготовлением которого озаботился, как обычно, Лелек, мы пошли в раскоп, чтобы посмотреть при утреннем свете на результаты своих вчерашних трудов. Результаты видны были не очень хорошо, потому что за ночь с потолка пещерки осыпался небольшой пласт песка, частично заваливший разрытые мною кости. Сегодня все придется начинать по новой. Но для начала надо будут увеличить свод, сняв слежавшийся песок почти до корней растущий сверху растений, иначе наши труды так и будет засыпать струящимся песком.
К полудню, поочередно сменяя друг друга и сетуя на то, что в нашем багаже имелась всего одна лопатка, мы очистили потолок от сыпучей породы. Перекусили запеченной на веточках рыбой, которую инициативный Лелек успел наловить рано утром, когда все еще спали, и запили ее сладким как сироп чаем.
— Слушай, дружище, тебе что, тяжело стало излишки сахара нести? — саркастически поинтересовался Миша.
— Нет. Просто нам сегодня много сил понадобится, так что глюкоза не повредит, — объяснил повар свою расточительность.
Я залез в пещеру и принялся копать вглубь, словно собирался проложить под «аппарелью» тоннель. Песок отбрасывался на расстеленные штормовки, которые по мере заполнения ребята выносили наружу, к кустам. Копал я, однако, не долго. Очередной, четвертый по счету, скелет лежал на остатках деревянного ящика — хорошо сохранились лишь металлические защелки и поперечная оковка. А чуть ниже останков лопата обо что-то звякнула. Я аккуратно разрыл руками находку.
Передо мной, похожие на сильно уменьшенный в масштабах штабель шпал, высились покрытые бурыми разводами металлические брусочки, блеснувшие в сумраке пещерки тускло-желтым…
Полностью мы раскопали захоронение только через два дня лихорадочной, с редкими перерывами на еду и сон, каторжной работы. Пещерка к этому времени превратилась в настоящую пещеру, просторную и темную. И если бы сюда каким-то чудом попал незабвенный граф Монте-Кристо или, скажем, Али-Баба, они бы наверняка испытали острый приступ дежа-вю.
Содержимое сгнивших ящиков грудой лежало на каменисто-песчаном полу пещеры, а мы, не слыша друг друга, орали радостно что-то бессвязно-матерное, приседали, с сухим треском хлопая себя грязными ладонями по ляжкам, мычали, крутя головами и стучали один другого кулаками по спинам, а кто-то, кажется — Болек, даже пытался пойти вприсядку, но не смог, потому что в склепе было тесно — и, упав на спину, стал дрыгать в воздухе руками и ногами…
Когда схлынула волна первого возбуждения, мы сложили найденное в одну общую кучу и, отдуваясь после только что пережитого эмоционального взрыва, уселись прямо на холодный пол, привалившись к сыпучим стенкам и бессмысленно улыбаясь.
— Время собирать… — тихо выдохнул Болек.
— Слушай, Мишель, а в чем это оно? — спросил я, пытаясь ногтем счистить с бруска бурый налет.
— В крови, дружище, в крови… Кровавое золото… — Миша неопределенно хмыкнул.
Да, пришло время собирать. Правда, не мы разбрасывали, но ведь Экклезиаст и не говорил, что собирать должен непременно тот, кто разбрасывал — он просто констатировал, что всему приходит свое время. Вот оно и пришло, это время. Наше время.
Человеческие останки мы аккуратно перенесли ближе к стенам. Судя по обнаруженным черепам, погибло на этом месте когда-то восемь человек. И они именно погибли, так как их истлевшие тела лежали поверх десяти сгнивших ящиков в причудливых неестественных позах, которые не принимает человек, уходящий из жизни добровольно. А кроме этого, у двух убитых в черепах зияли сквозные дыры, от которых лучами разбегались мелкие трещинки, а еще у одного правая рука, до сих пор сжимавшая останки револьвера — барабан обозначался цилиндрическим утолщением на ржавой полосе рассыпавшегося в труху металла — была, похоже, отрублена топором или шашкой: обе лучевые кости были не переломлены, а именно… ну, перерезаны, что ли. Словами объяснить трудно, но когда смотришь своими глазами, сразу все становится очевидным.
А в ящиках… Господи, чего здесь только не было: наваленные грудой слитки, россыпи монет с гордыми профилями давным-давно почивших монархов и надписями на разных языках, литые чаши с барельефами бородатых людей в длиннополых одеждах — вероятно, церковная утварь. Не было только непременных для книжных кладов искрящихся самоцветов и перламутровых нитей жемчуга. Правильно, на дворе — не семнадцатый век, и не Карибы… Да еще, пожалуй, не хватало для полного антуража тяжелого сундука из дубовых плах с медной или бронзовой угловой оковкой и массивным двухпудовым замком.
