— Однако, — промолвил Лелек, вертя в пальцах большую, похожую на шоколадку в яркой фольге, монету с растопырившимся орлом на реверсе (орел был одноглавый, стало быть — не российский), — как же мы все это дело домой потащим?
Вопрос остался безответным. Действительно — как? В рюкзаки напихать, так их от земли потом не оторвешь. Да и не поместится все в рюкзаки. Даже половина не поместится. И не ждет нас в укромной бухте быстроходный двухмачтовый бриг с резной фигурой под бушпритом и загорелым впередсмотрящим на марсовой площадке…
Мишель разрешил отметить находку:
— Но скромно, господа флибустьеры, скромно. У нас еще есть, что обсудить на сегодня.
А потому после ужина мы долго сидели у костра, потягивая презентованный бабкой Митрофанихой самогон, и разговаривали. Вернее, размышляли вслух на тему извечного вопроса «Что делать?», в смысле — что делать дальше.
Пока готовились к походу, пока бродили по тайге, казалось — найдем колчаковский обоз, и все проблемы будут позади. Ан нет, настоящие проблемы только теперь и обозначились. Во-первых, как мы сообразили достаточно быстро, нашли мы далеко не весь обоз, а лишь его часть, причем часть малую. От силы — одну подводу.
— А что ж они его бросили-то? — продолжал задавать вопросы неугомонный Лелек.
— Да мало ли что могло случиться, дружище. Лошади пали, или ось у телеги сломалась.
— Ну, перекинули бы груз на другие телеги.
— Ты рассуждаешь вполне логично. Но с точки зрения «челнока»: не влезло в этот самолет, впихнем тюки в следующий… Видимо, не могли они подводы перегружать, и без того, значит, тяжелые были.
Из этого следовало «во-вторых», а именно: идти ли нам дальше, к Егоровке, чтобы продолжить поиск основной части обоза, или же удовольствоваться тем, что есть. Того, что лежало мерцающей грудой на земляном полу рукотворной пещеры, нам хватило бы на всю жизнь, еще и потомкам бы осталось. До седьмого колена. Но ведь денег, как известно, никогда не бывает много. А посему мы с Болеком, распаленные сказочной удачей, настаивали на продолжении изысканий. Однако более благоразумные и трезвомыслящие Миша с Лелеком пытались нас переубедить.
— Да поймите вы, остолопы, — кипятился Лелек, — еще не известно, найдем мы вообще этот обоз или нет.
— Ну а почему же не найдем? Этот-то… э-э… эту часть нашли же? Нашли. Значит, и другую найдем!
— Ну и самомнение у тебя, дружище. Эту-то захоронку нашли чисто случайно…
— Ну как же так случайно?…
— Да так случайно, мать твою так! Полезли бы на обрыв напротив брода — и протопали бы уже треть пути до Егоровки, а эти ящики с мертвяками так бы тут под землей и остались лежать до скончания веков!
— И мы же не говорим, что обоз не надо искать вообще. Мы говорим, что не надо искать сейчас.
— Правильно, Лелек. Возьмем, сколько сможем, а потом вернемся и за этим, и за большей частью. Ближе к осени или на следующий год. К тому же нам еще проблему с «синими» как-то решать надо, не забыли?
— В общем так, мужики, — резюмировал решительно настроенный Лелек, — лучше синица в руках, чем «утка» под кроватью. Так что — идем домой, и точка.
Под натиском тезиса о синице и после обещания возобновить поиски позже, мы сдались. Да и то, не век же нам по тайге мотаться. Хочется уже вернуться к благам цивилизации, к душу, газовой плите, автотранспорту, Верочке… Соскучился я, оказывается, по своей малогабаритной квартирке и по возможности залезть в холодильник и съесть все, что будет душе угодно, а не то, что выдает согласно строгой раскладке продуктов скупой завхоз Лелек.
Вспомнив о квартире, я вспомнил и еще об одной проблеме, вспомнить о которой стоило бы вообще-то не сейчас, а в самую первую очередь. Или даже в нулевую.
«Синие».
Один ведь так и опочил в моей прихожей. Конечно, «коллеги» его наверняка так не бросили, унесли, в центре городского кладбища закопали и даже стометровый обелиск на могиле воткнули. Но существует ли в настоящий момент вообще моя квартира как единица жилплощади? А если остались стоять стены, то сохранилось ли хоть что-нибудь из имущества?
Вещей мне жалко не было — у меня всегда был достаточно низкий уровень потребностей, к тому же теперь я смогу купить себе все новое, что одежду, что мебель — но вот моих драгоценных бумажек из письменного стола мне было бы потерять безумно жалко. Слишком много труда и души в них было вложено…
Воспоминание о преследователях повергло всю компанию в уныние. Было бы наивно полагать, что они, похоронив под помпезными монументами и всех прочих погибших боевиков, преисполнились вдруг христианского смирения, стали адептами пацифизма и ждут нас, не дождутся, чтобы принести свои искренние извинения, поздравить с выпавшей нам удачей и предоставить для пощечины небритую левую щеку. Не те были ребята. Значит, все должно было обстоять совсем даже наоборот. И ждут нас дома не гирлянды цветов, и не заздравные тосты под туш военного оркестра, а свирепые рожи «братков» и, в случае нашей с ними встречи тет-а-тет, допрос с пристрастием. А чем такой допрос обычно заканчивается, мы прекрасно знали. На примере Игоря. И тогда ведь даже не было еще достоверно известно — существует это белогвардейское золото, или же его и вовсе нет в природе.
Соваться в родной город — хоть с золотом, хоть без него — было, совершенно очевидно, самоубийством чистой воды, а в суицидники нас записывать было еще рано. А не соваться в родной город означало потерять жилплощадь, прежнюю работу, старых друзей, женщин и знакомых. Последних — однозначно, потому что через старых знакомых нас запросто могли вычислить новые знакомые — те самые, со свирепыми рожами… Больше всего мне было жалко терять не квартиру и даже не работу, а именно эти старые связи. Я сейчас даже Любаше или Ане обрадовался, даже если бы она всю мою одежду ножницами искромсала.
Все мои спутники вполне разделяли мои невеселые мысли. Миша даже напомнил, мрачно нахмурившись:
— А нам с тобой, Ростик, с этими орангутангами и вовсе встречаться не с руки. Мы теперь «кровники» с ними.
Положеньице, однако…
Конечно, у нас теперь есть средства к существованию, причем вполне безбедному. Конечно, имеющиеся драгметаллы нам еще нужно будет каким-то образом превратить в дензнаки, имеющие свободное хождение и не вызывающие лишних вопросов — потому что не можем же мы, покупая в ларьке бутылочку пива, расплачиваться золотыми червонцами, фунтами, франками и прочими динарами. А поменять монеты на ассигнации тоже, между прочим, проблема. Попробуйте сдать в какой-нибудь ломбард золотой слиток в качестве лома — и вам тут же сядут на шею другие «синие», братья-конкуренты наших, ибо ни одно подобное весьма хлебное место без «кураторов» остаться не может. A priori.
Но проблема эта решима. А после обмена мы вполне можем осесть в любой точке страны — вот когда порадуешься, что живешь не в какой-нибудь квази-державе типа Лихтенштейна с населением в полтора человека. И можем в этой точке прикупить квартиру. Только с пропиской проблему решить каким-то образом… Работу можно и не искать, средств к богемному существованию и так хватит с лихвой, а за тунеядство сейчас не сажают, хвала Создателю — не в Союзе уже живем. И наверняка появятся новые связи, новые знакомые, друзья и женщины. Но как же будет не хватать старых!..
Плюс — минус, плюс — минус… Как и должно быть. Закон равновесия, господа флибустьеры.
И была еще одна проблема, стоявшая особняком от остальных: трупы в этой пещере. Конечно, это вполне могли быть какие-нибудь партизаны с непонятной классовой ориентацией, напавшие на обоз и прикопанные юнкерами вместе с ящиками. А могла быть и команда кладоискателей вроде нас, только менее сплоченная и от того истребившая друг друга. Но могла ведь погибнуть лишь часть этой команды, а кто-то мог и живым уйти. И тогда тайна клада не замыкалась на нас и, косвенно, «синих». То есть, могли в одночасье расплодиться новые конкуренты. Гипотетические, конечно, но все же…
Поэтому весь следующий день мы провели, занимаясь неблагодарным трудом незабвенного Бена Ганна, а именно — перетаскивая золото в вырытую метрах в двадцати от обрыва яму. Господи, со стороны посмотреть — ну чистые пираты из бульварных романов. «Бороться и искать, найти и перепрятать!» Не хватает для полноты образа только деревянной ноги и орущего «Пиастры!» длиннохвостого попугая.
