— Что — Женя? Я уже двадцать пять лет, как Женя, — парень распалялся всё больше.

— Женя… Я беременная… — полным голосом произнесла девушка.

— Все так говорят, — целуя её шею, парень рукой скользнул по девичьей груди, — Я давно уже на тебя смотрю… Нравишься ты мне… очень…

— Я серьёзно, не шучу, — Наташка с трудом уворачивалась от его рук и губ, — я — беременная…

— Так, стоп… — Женька тоже перешёл на полный голос, — Ты причину со следствием не путаешь?.. От того, что сейчас было, не беременеют.

— Не путаю, — она посмотрела ему в глаза — близко-близко, — то, что сейчас было — не причина, и ты тут ни при чём. Причина раньше была.

— Ты серьёзно, что ли? — разжав руки, Женька отпустил девушку и вернулся в нормальное положение сам, — Или это динамо такое?

— Не динамо, — серьёзно ответила Наташа.

— А чего сразу не сказала?

— Как? Надо было сесть в машину и сразу заорать, что я беременная?

— Ну, в принципе… Ты права. Хотя… Вы, женщины, всякие хитрости придумываете.

— Всяко бывает… — притворно вздохнув, пошутила Наташа.

— Бывает, — нахмурившись, он кивнул, — но я женщин не насилую, всё только по обоюдному согласию.

— Жень… — Наташка опустила глаза, — Знаешь, я думаю, что тебе напряжно меня возить. Я буду теперь пешком добираться, мне, кстати, ходить полезно.

— Да ладно, успокойся… Мне не в напряг… — изменившимся тоном буркнул Журавлёв и выжал сцепление.

На следующий день, заехав за Наташей, Женька выглядел слегка обиженным. Дождавшись, пока она захлопнет за собой дверь, кивнул на ремень:

— Попробуй теперь… Должен хорошо выезжать.

— Ой, теперь нормально! — она без труда вытянула ремень и сама пристегнулась, — Здорово!

— Всё утро сегодня ковырялся. Сделал, наконец, а то пассажиры мучаются.

Кости в студии не было, и Журавлёв открыл дверь своим ключом. Наташка заметила, что парень чувствует себя неловко, видимо, женщины отказывали ему редко. Она тоже смущалась, вспоминая вчерашний вечер, но почему-то обиды на Женьку не было. Несмотря на репутацию ловеласа, он производил впечатление интересного и порядочного человека и имел хорошее чувство юмора.

Репетиция подходила к концу: разложив припев очередной песни на голоса, они собирались прогнать в последний раз практически готовую композицию.

— Ну, что, поехали? — Женя опустил руки на клавиши синтезатора.

— Поехали… — она не успела договорить, как кровь схлынула с лица… заложило уши… в глазах резко потемнело…

— Наташка!.. Ты чего?! — Женька кинулся к девушке. Бледная, как мел, она лежала на полу без сознания.

— Что с тобой? — перепуганный парень приподнял ей голову, — И положить-то некуда…

Через минуту, придя в себя, Наташа медленно открыла глаза.

— Ты меня так больше не пугай, — произнёс Женька, помогая ей встать, — а то Костя сильно удивится, когда найдёт нас с тобой тут обоих… без чувств.

— Постараюсь… — еле слышно проговорила она.

— Ну, что, получше? Поехали, я тебя домой отвезу.

Уже в машине Женька вдруг сказал:

— Я думал, ты вчера меня обманула.

— В смысле? — всё ещё бледная, Наташа удивлённо подняла на него глаза.

— Ну, что… беременная…

— Так… и правда обманула…

— Да? Ну, тогда ладно, — он внимательно посмотрел на неё, улыбнулся краешком губ, — когда у меня жена была беременной, так же в обморок падала.

— А… кто у тебя? Мальчик или девочка?

— Дочка. Четыре года…

— Большая…

— Я с ними не живу. В разводе.

— Слушай… а… твою жену долго по утрам тошнило?.. Не знаешь?

— Тошнило, но долго или нет — не помню, — Журавлёв пристально посмотрел на Наташу, — Ты сегодня на работу не выходи. Я как-нибудь сам и отыграю, и спою. Как же ты работать-то будешь вообще?

— Да всё нормально, Жень… Правда. Это я так спросила, на будущее…

«Срок беременности семь недель»… Эти слова пульсировали у Наташи в голове, пока она добиралась домой из женской консультации. Заключение не стало для неё новостью. Конечно, она догадывалась… И тест оказался положительным. И, всё же, пока она не услышала это от врача, до конца не верилось…

— На аборт записывать или будем становиться на учёт? — молодая доктор равнодушно посмотрела на девушку.

— Нет… аборт — нет… — Наташа замотала головой.

— Ну, тогда — на учёт.

— Учёт?.. — девушка удивлённо подняла глаза, как будто не понимая значения этого слова.

— Ну, а как иначе? Либо рожаем, либо аборт. В любом случае, уже не рассосётся.

— Ну, да… Тогда на учёт…

Первый день первого зимнего месяца пришёл в огромный город вместе с белой пургой, опоясывающей дома, деревья, рекламные щиты… Наташа смотрела в окно своей маленькой кухоньки, и горсти белых снежинок, бесшумно врезаясь в стекло, медленно сползали вниз, оставляя за собой искрящиеся дорожки. Через десять дней — её день рождения. Ещё два месяца назад она бы радовалась такому подарку… И Дима бы радовался. Она вспоминала, как он в последнее время их совместной жизни трогательно следил за её состоянием: «У тебя голова не закружилась?»… «Тебя не тошнит?»… Прямо он ничего не говорил, но она прекрасно понимала, что он имел в виду и, улыбаясь в ответ, отрицательно качала головой… А вот теперь ей было, что ему сказать. Только его рядом больше не было.

— Весёлая сегодня будет смена! — Женька окинул взглядом обеденный зал, — Петрович, готовься «Чёрные глаза» петь.

— Нам, татарам… — Петрович откашлялся в кулак, — Споём…

— Раз пятнадцать готовься, — усмехнулся Журавлёв, — а то и шестнадцать.

— А почему? — Наташа, которая тоже пришла к самому началу, удивлённо посмотрела на мужчин.

— Публику видишь? Сегодня рынок гуляет. Какому-то Тофику сороковник стукнуло. Так что, сегодня твой блок не включаем в программу. Сегодня у нас лезгинка и «чёрные глаза».

— Ну, хорошо, — Наташа пожала плечами, — тогда, может, я и не нужна?

— Не, ну, сначала-то всё равно свой репертуар отработаем. Это чуть позже начинается, когда конкретно подопьют.

— Ерунда. Споём. Недавно пришлось всю Сердючку перепеть, — Петрович усмехнулся, — хлопцы с Киева гуляли. Работа у нас такая.

— Ты вообще лучше вперёд не выходи, — Женька, прищурившись, оглядел Наташку с ног до головы, — встань подальше, вон, за Петровичем.

— Да ладно… — Наташа засмеялась.

— Будет тебе ладно, когда со сцены уволокут. Были случаи.

…Женька оказался прав: и «Чёрные глаза», и «Калым», и лезгинка звучали без конца. Изрядно захмелевшие гости заказывали и заказывали «свои» песни, и даже невозмутимый Петрович уже начал нервничать: после очередного перерыва язык его заметно заплетался, и Журавлёву пришлось одному продолжать выступление. Наташа, которая не знала восточного репертуара, просто подпевала ему и пританцовывала, стараясь не смотреть в зал. Черноволосый мужчина, лет тридцати, весь вечер не сводил с девушки глаз, и Наташа чувствовала себя неуютно под его откровенным взглядом. Под конец, изрядно выпив, он несколько раз подходил к музыкантам и, кивая на Наташку, что-то говорил Журавлёву. Отвечая ему, Журавлёв отрицательно качал головой. Наташа не слышала его слов, и неприятное чувство не покидало девушку, перерастая в тревогу.

— Не знаю, как ты сегодня домой попадёшь, — улучив момент между песнями, бросил Женька.

— Почему? — Наташа испуганно посмотрела на него широко распахнутыми глазами…

— Да вон, товарищ больно тобой интересуется. Тебе даже выходить бы отсюда не нужно, он глаз конкретно положил, а на улице — ночь.