— О’кей, — сказал он. — В Женеве живет человек, с которым ты можешь переговорить. Кайл.

Так. Значит, Женева. Хайден начал объяснять, как войти с ним в контакт, но Кейт застряла на предыдущей стадии своего расследования, соображая, как бы организовать полет в Швейцарию для краткой встречи с этим человеком.

Такого рода предприятия она нередко устраивала в прошлом: смотаться накоротке в Мехико-Сити или в Сантьяго, сказав всем, что летит на конференцию в Атланту. Но это было давно, когда не приходилось изобретать кучу всяких предлогов, — у Декстера еще не было такой работы, требовавшей столько времени и непредсказуемых поездок. Во времена полной свободы она могла лететь куда угодно, как только возникала подобная необходимость.

— Я… — Она замолчала, не желая произнести вслух, к каким выводам пришла: ей, видимо, понадобится несколько недель, чтобы устроить поездку в Женеву. Кейт вдруг остро пожалела об утрате той независимости, которой наслаждалась в прежней жизни. В те дни ей, несомненно, так не казалось.

— Да? — подтолкнул ее Хайден.

— А что, если в Париже? Или в Брюсселе? Или в Бонне? — Города, в которые она может смотаться за один день, причем вместе с ребятами; Декстеру можно будет сказать, что ей просто необходимо дать отдых мозгам.

— Человек, который тебе нужен, находится в Женеве.

— Но я не могу поехать в Женеву, — возразила она. Точно такое унижение она испытывала, будучи тинейджером, когда не решалась сказать друзьям, что нынче вечером не сумеет уйти из дому, поскольку должна ухаживать за родителями — заниматься калоприемником папочки и пролежнями мамочки. Смущение и замешательство от собственной зависимости, от невозможности принимать решения. — Ну, сейчас не могу, вот так, сразу.

— Твои планы — это твое дело.

— А нельзя с ним связаться через Сеть?

— Конечно, можно. Но только если ты лично с ним знакома и он полностью тебе доверяет, и если ты обеспечишь безопасную связь. Но у тебя ничего этого не имеется. Значит, нет.

— О’кей, — сказала она. — У меня один странный вопрос: они могут охотиться за мной?

— Нет.

Кейт немного подождала, но он не стал распространяться.

— Откуда ты знаешь?

— Если бы кто-то охотился за тобой, это были бы мы, — ответил Хайден. — Это был бы я.

Утром она отвезла Декстера в аэропорт, где он взял напрокат машину для однодневной поездки в Брюссель. Домой он вернулся как раз к ужину, какой-то расстроенный, недовольный, еще более отчужденный, чем когда-либо. Он едва участвовал в разговоре за столом; возможно, настолько отвык от семейных трапез, что забыл, как это делается.

Когда кто-то из детей в четвертый раз обратился к нему, а он не ответил, Кейт швырнула вилку на стол и вышла из комнаты. Она, конечно, понимала, что работа есть работа и ему нужно куда-то ездить. Но вот чего от него не требовалось, так это отсутствовать, сидя здесь.

В кухне она взяла себя в руки и попыталась успокоиться. Она смотрела на коврик перед дверью, на столик, на котором валялись ключи, почта, мобильные телефоны и стояла плошка с мелкими монетами, на ковер, где они оставляли уличную обувь, маленькие ботинки и большие туфли.

Туфли Декстера были в грязи — к подошвам прилипли комки глины, верх забрызган. Весь день шел дождь, непрерывно, но Кейт никогда не думала, что улицы Брюсселя представляют собой огромные пространства мокрой земли, которые Декстеру приходилось преодолевать по пути в банковский офис.

Она уставилась на грязные туфли, стараясь отделаться от возникших подозрений. Она же обещала себе держаться в стороне от всего этого, отринуть подозрения, обещала, еще когда выходила за него замуж.

Но ведь у всех людей есть какие-то секреты. Наличие секретов есть часть человеческого бытия, и любопытство по поводу чужих тайн тоже. Равно как и грязные фетиши, расслабляющие привязанности, позорные поражения, незаслуженные, недостойные триумфы, унизительные эгоистические наклонности и отвратительная бесчеловечность. Ужасные вещи, которые люди придумывают и делают, самое низкое, что есть в их жизни.

Например, зайти в отель в Нью-Йорке и хладнокровно совершить убийство.

Кейт никак не могла оторвать взгляда от туфель Декстера. Из обнаруженного факта, что Маклейны занимаются грязными делами, вовсе не следовало, будто ее муж чист аки младенец.

Ее мысли вернулись на три года назад, в Вашингтон, округ Колумбия, в середину зимы, холодной и ветреной. Она спешила по улице, торопясь на встречу в здании МВФ, прикрываясь от ветра и проклиная себя за то, что не вызвала машину. На круговой подъездной дорожке к Библиотеке клуба армии и флота из такси высаживался пассажир, и Кейт рванула туда, чтобы перехватить машину, но кто-то вышел из дверей клуба и опередил ее. Кейт остановилась, оглядываясь в поисках другой машины. Это резкое похолодание случилось совершенно неожиданно.

Ее взгляд упал на скамейку на Фаррагут-сквер, через улицу от нее. Это была не первая скамейка от угла и не вторая; она стояла ярдах в пятидесяти от входа в парк. И на этой скамейке, в своей безошибочно узнаваемой охотничьей шапке в красную клетку, которую она заказала по почте из Арканзаса, сидел Декстер. С каким-то незнакомым мужчиной.

Когда Декстер заснул, Кейт села перед камином и начала составлять список всех возможных причин, по которым ФБР могло отдать своих агентов «взаймы» Интерполу, чтобы они работали здесь, в Люксембурге, где их жизнь неожиданно переплелась с жизнью бывшей сотрудницы ЦРУ. Каждой такой возможности Кейт давала цифровое значение, оценивая ее силу и вероятность. И самые низкие оценки — от единицы до пяти баллов — присвоила объяснениям, не имевшим ничего общего с ней самой или Декстером. Далее следовали вероятные причины, связанные только с Декстером, по ее оценке — от трех до семи баллов. И большая их часть была совершенно безобидной.

Но имелись также варианты и сценарии, которые крутились вокруг нее самой, оцененные в восемь и девять баллов, вне зависимости от уверений Хайдена, что эти агенты охотятся не за ней. Весьма вероятно, что это стало результатом путаницы или недоразумения; в отношениях Бюро и Управления всегда присутствовали ложь и конфликт интересов. Могло случиться и так, что они ее защищают, следят за кем-то, охотящимся на нее. Или же следует признать, что ее уход из ЦРУ был слишком внезапным и, возможно, подозрительным; могли также появиться какие-то новые данные или свидетельства, привлекшие внимание ее бывшего начальства, и в результате она стала подозреваемой в преступлении, к которому не имела никакого отношения.

В итоге она аккуратно положила список на тлеющие угли затухающего камина.

В ту холодную ветреную ночь в Вашингтоне, когда в старых шестифутовых окнах тряслись и дрожали в переплетах стекла, Кейт билась над проблемой: спросить ли Декстера о его появлении на Фаррагут-сквер и как это лучше сделать? В конце концов она решилась на нейтральный вопрос: «Что-нибудь особенное было сегодня?» И получила в ответ: «Не-а».

Тогда она отложила эту проблему в долгий ящик, запечатала в конверт и упрятала поглубже в память, чтобы открыть, когда потребуется. Она не желала знать секреты своего мужа, если, конечно, это не станет абсолютно необходимо.

— Привет! — сказал Декстер. — Как делишки? — В трубке трещали статические разряды, как обычно, когда он звонил из этих автоматов, этих приютов уголовников, из этих мест, куда мотался, по всей вероятности, помогая всяким мошенникам укрывать свои денежки или чем он еще там занимался, вынужденный лгать собственной жене.

Кейт вздохнула, замотанная детьми, злая на мужа.

— Отлично, — ответила она, отходя подальше от детей. — Все просто прекрасно.

— Действительно? Твой голос…

— Какой?

— Ну, не знаю…

Она выглянула в окно, на восточный край неба, освещенный слабеющим светом, переходящим в мерзкие сумерки без видимого захода солнца.