В какой-то период их совместной жизни серьезной проблемой стали командировки самой Кэтрин. Но вскоре после рождения Джейка она почти полностью отказалась от этих поездок и значительно сократила время, проводимое на службе. Но даже при этом новом расписании ей редко удавалось добраться до дома раньше семи вечера. По-настоящему заниматься с детьми она могла только по уик-эндам, совмещая общение с ними с закупками провизии, уборкой дома, аэробикой и всем прочим.
— Не слишком часто, — ответил Декстер рассеянно и не очень уверенно, и эта неуверенность от нее не ускользнула.
— Куда?
— Лондон. Цюрих. Может, Балканы. Вероятно, раз в месяц. Или два раза.
— Балканы?
— Сараево, наверное. И Белград.
Кэтрин было отлично известно, что в Сербию Декстер сам по себе ни за что бы не поехал.
— У этого банка там кое-какие интересы. — Он слегка пожал плечами. — В любом случае эти поездки вовсе не определяющая часть моей работы. Но вот проживание в Европе — да.
— Тебе нравится Люксембург? — спросила она.
— Я был там пару раз. И не слишком высокого мнения об этой стране.
— А какое у тебя вообще о нем мнение? Лично я даже не имею понятия, на каком континенте он располагается. — Начав врать, Кэтрин решила продолжать ту же тактику до конца. В том-то и заключается успех вранья: не надо пытаться его скрыть. А в отношениях с собственным мужем врала она поразительно легко.
— Ну, я знаю, что это очень богатая страна, — ответил Декстер. — У них там в некоторые годы бывает самый высокой ВВП на душу населения.
— Этого не может быть, — сказала она, хотя и знала, что может. — Это ж не какая-нибудь нефтедобывающая держава. Вот Эмираты, Катар или Кувейт… Но только не этот анклав, который я еще пять минут назад считала частью Германии.
Он лишь пожал плечами.
— О’кей. А что еще?
— Он… э-э-э… маленький.
— Насколько маленький?
— Полмиллиона жителей во всей стране. Размером она с Род-Айленд, вроде того. Впрочем, Род-Айленд больше. Правда, ненамного.
— А город? Там ведь есть город, не так ли?
— Да, столица. Она тоже называется Люксембург. Восемьдесят тысяч жителей.
— Восемьдесят тысяч? Да какой же это город! Это же — ну, я не знаю, университетский городок скорее.
— Но это прекрасный университетский городок. В самом центре Европы. Где некто будет платить мне кучу денег. И это не обычный университетский городок в американском духе. А такой, где тебе не придется искать работу.
Кэтрин замерла с ножом в руке — это оказался очередной внезапный и резкий поворот в планах, которые она уже начала строить десять минут назад, едва он успел задать свой первый вопрос: «Что ты думаешь по поводу того, чтобы переехать в Люксембург?» Поворот этот означал, что ей придется уйти с нынешней работы, и уйти навсегда. Осознав это, она ощутила глубочайшее облегчение от неожиданного разрешения проблемы, казавшейся неодолимой. Ей просто придется уйти. И это будет не ее решение — у нее никакого права выбора сейчас нет.
Она никогда не признавалась мужу — да и самой себе едва могла признаться, — что очень хочет бросить эту работу. А теперь ей и вовсе не придется говорить об этом.
— И что же я там буду делать? — спросила она. — В этом Люксембурге. В реальность которого по-прежнему не особенно верю.
Он улыбнулся.
— Согласись, — добавила она, — что все это выглядит не очень убедительно. Как выдумка.
— Ты будешь вести праздную жизнь.
— Нет, я же серьезно!..
— И я серьезно. Научишься играть в теннис. Станешь планировать и организовывать наши путешествия. Обустраивать наш новый дом. Учить языки. Торчать в Сети.
— А когда мне это надоест?
— Если тебе это надоест? Тогда найдешь себе работу.
— И какую же?
— Вашингтон — не единственное место в мире, где люди пишут аналитические справки.
Кэтрин перевела взгляд на искромсанную с одного бока луковицу и снова принялась терзать ее ножом, пытаясь сублимировать странные чувства, возникшие у нее в ходе этого разговора.
— Ну ладно. Touche.[2]
— В сущности, — продолжал Декстер, — Люксембург — одна из трех столиц Европейского союза. Вместе с Брюсселем и Страсбургом. — Он вдруг начал прославлять этот проклятый городишко. — Думаю, там имеется множество разных неправительственных организаций, которым пригодится знающая американка, если взять ее на работу с жирным окладом.
Сейчас он выступал в роли этакого менеджера по набору персонала. Одного из этих никогда не унывающих граждан, резидентов страны, с отутюженными складками на брюках цвета хаки и с полными карманами новеньких сверкающих монет.
— И когда это должно произойти? — Кэтрин старалась абстрагироваться от этой темы, от мыслей о собственных перспективах, о своем будущем.
— Ну, — задумчиво произнес он и вздохнул как-то слишком тяжело, словно скверный актер, переоценивший собственные возможности. — В том-то вся и загвоздка…
Он не стал продолжать. Это была одна из немногих скверных привычек Декстера: он вечно вынуждал ее задавать вопросы, вместо того чтобы сразу давать ответы, которых, как он отлично знал, она ждала.
— Итак?
— Как можно скорее, — признался наконец он, будто под давлением, словно оратор, оберегающий себя от вероятности быть забросанным тухлыми яйцами и от последующих разгромных заметок в прессе.
— И что это значит?
— Что к концу месяца мы уже будем жить там. А мне, видимо, предварительно придется пару раз туда смотаться одному. Скажем, в этот понедельник.
У Кэтрин буквально отпала нижняя челюсть. События не просто свалились на нее совершенно неожиданно, они еще и неслись с бешеной скоростью. Мысли разбегались, она старалась сообразить, как уволиться с работы за столь короткий промежуток времени. Это будет трудно. И вызовет подозрения.
— Я понимаю, — сказал Декстер. — Все ужасно быстро. Но ведь такие деньги… Это требует некоторых жертв. А это разве жертва? Нам всего лишь нужно поскорее оказаться в Европе. И погляди сюда.
Он сунул руку в карман пиджака, достал лист бумаги весьма официального вида и расправил его на кухонной стойке. Вверху было крупно напечатано: «Наш бюджет в Люксембурге».
— Да и момент сейчас подходящий, — продолжал он извиняющимся тоном, все еще не объясняя, чем вызвана такая страшная спешка. Кэтрин еще долгое время не удастся понять ее причины. — Ведь школьные каникулы еще продолжаются, и мы успеем устроиться в Люксембурге, чтобы дети пошли в новую школу с начала учебного года.
— И что это будет за школа?
— С преподаванием на английском, — быстро произнес Декстер, словно заранее продумал ответы на любые вопросы. Да, он неплохо подготовился, прямо-таки по полной программе! И даже составил список предстоящих доходов и расходов. Экий романтик! — Причем платить за нее будет фирма.
— А это хорошая школа?
— По-моему, частный банковский капитал с самыми высокими доходами на планете способен позволить себе приличную школу. Или две.
— А вот от саркастических замечаний ты мог бы и воздержаться. Я задаю самые обычные вопросы насчет образования наших детей и будущего жилища. Конечно, это совсем незначительные моменты, маловажные.
— Извини.
Кэтрин позволила Декстеру несколько секунд помучиться угрызениями совести, прежде чем снова приступила к расспросам.
— И сколько мы будем жить в этом Люксембурге?
— Контракт на год. С продлением еще на один и с повышением зарплаты.
Она внимательно просмотрела его список, дошла до последней строки: чистые сбережения почти в двести тысяч за год. Чего? Евро? Долларов? Ладно, не важно.
— И что потом? — спросила Кэтрин, немного оттаяв при виде последней цифры. Она-то уже давно смирилась с мыслью, что они вечные банкроты и это навсегда. Но теперь все выглядело так, словно это «навсегда» наконец кончилось.
— Понятия не имею.
— Чудный ответ.
Он подошел к разваливающейся кухонной стойке и обнял Кэт сзади, сразу изменив тон разговора.