И снова ничего.
Кейт подавила приступ паники, неизбежный при подобном затруднении. И еще медленнее провела тонким острым лезвием отвертки между рамой створки и коробкой окна.
Она успела попрактиковаться в этом на собственном окне. Глубокой ночью, когда никто не видит. Ей тогда потребовалось двадцать минут — стоя на внешнем карнизе в сорока футах над мощенной булыжником мостовой, — но в итоге она поняла, как нужно использовать отвертку и поворачивать ее ручку, чтобы не просто открыть запор, но и отворить окно: оно должно повернуться на вертикальных петлях, но не откинуться на горизонтальных.
Механизм был точно такой, как у нее в квартире; все окна здесь одинаковые.
Она хорошо попрактиковалась. И это должно сработать.
Должно!
Она попыталась еще раз, медленно, медленно… щелк!
Кейт поднажала сильнее, надавив на створку еще и коленом со стороны петель, и та медленно отворилась. Она замерла на карнизе, прижимаясь ладонями к наружной штукатурке, стараясь сохранять равновесие. Подождав немного, нырнула внутрь, смягчив падение вытянутыми руками и мягко перекатившись по полу из полированных каменных плит — крупных, мраморных, точно таких, как повсюду в Люксембурге.
Она лежала не шевелясь, стараясь восстановить дыхание, унять сильно бьющееся сердце. Она ожидала, что пульс здорово ускорится, но не до такой степени — такого с ней давно, очень давно не случалось.
Не следовало продолжать работу, пока она в таком состоянии, пока не справилась с паникой; не хватало только наделать глупых ошибок. Она прикрыла глаза и расслабилась, давая телу успокоиться.
И только потом встала и огляделась вокруг.
У дальней стены перед небольшим телевизором находился велотренажер, скамья для подъема тяжестей и целая коллекция гантелей, гирь, штанг и дисков к ним, а также резиновый коврик.
Рядом стоял письменный стол, на нем лэптоп, принтер-сканер, телефонный аппарат, блокнот, набор ручек. Из блокнота было вырвано несколько листов. Кейт оторвала верхний, сложила и сунула в рюкзачок — это она исследует потом.
Лэптоп был открыт, но выключен. Она нажала клавишу включения.
«Данный компьютер заблокирован. Пожалуйста, введите имя пользователя и пароль». Нет уж, даже пытаться не имеет смысла.
В ящиках обнаружились словари, другие блокноты и ручки. В одном были папки с документами — банковские счета и выписки. Пачка счетов, деньги — несколько тысяч — переводятся то туда, то сюда, следуя сложному циклу инвестиций, дивидендов, снятий, пополнений, прочих трансакций.
На всех фамилия Билла и адрес этого офиса.
А еще журналы, газеты, листовки. Бизнес весьма разносторонний и весьма специализированный. Новые технологии и обычные новости. Целые стопы. Кейт вытащила журнал «Экономист». Все страницы чистые, не смятые, не залитые пятнами пролитого кофе, без следов от стаканов с водой. Может, даже непрочитанные. Или, возможно, прочитанные аккуратно, без порчи страниц. Билл вообще производил впечатление очень аккуратного парня.
Кейт откинулась на спинку вращающегося кресла, осмотрелась вокруг, не фокусируя взгляд на чем-то конкретно, пока мысли лениво бродили в голове, пытаясь сообразить, наткнуться на что-то, что ей следовало здесь поискать.
Рядом находилась маленькая спальня. Огромная постель, небрежно заправленная. Мягкие простыни. Четыре обычные подушки и большое покрывало. Еще одна смятая кровать. Кто здесь спал?
В ящике прикроватной тумбочки — коробка кондомов. Помятая, всего несколько презервативов осталось из двух дюжин. Кто здесь трахался?
Кейт прилегла на постель рядом с ящиком с кондомами, держа ноги на весу и стараясь на запачкать простыни. Прижалась лицом к верхней подушке. Пахло то ли кремом для бритья, то ли лосьоном или одеколоном. Пахло вроде бы Биллом.
Она сунула руку за прикроватную тумбочку… нет, ничего. Охлопала днище этого очередного изделия фирмы ИКЕА. Пусто.
Прощупала деревянные перекладины под кроватью, на которых лежал матрас… и тут кое-что обнаружила, нечто кожаное… переместила ладонь на несколько дюймов…
Ухватила это кожаное и вытащила наружу, уже зная точно, что ей попалось, выложила это на постель прямо перед собой. И невольно посмотрела сквозь дверной проем спальни на входную дверь, словно инстинктивно прицеливаясь туда из этого «Глока-22», который Билл держал в кожаной кобуре, приклеенной скотчем к днищу кровати.
ЧАСТЬ II
Сегодня, 12 часов 02 минуты.
Кейт стоит перед французским окном в гостиной — сплошные ковры, высокие потолки, лепные украшения напоминают свадебный торт, полки забиты книгами и вазами со срезанными цветами, на стенах небольшие картины маслом в изукрашенных рамах и поцарапанные зеркала с позолоченными фасками.
Эта мысль давно уже беспокоит ее, торчит занозой где-то в подсознании, бьется о реальные факты и предположения, сосредоточенные вокруг самих основ ее нынешнего понимания собственной жизни, мужа и того, до чего они теперь докатились. Эта мысль бьется о воспоминания, заставляя переоценивать их, анализировать с новых позиций, с иной, более выигрышной, точки зрения, дающей новые объяснения всему и вся. Нечто, связанное с колледжем…
Кейт пересекает гостиную, подходит к книгам огромных размеров, собранных в чрезмерно высоком шкафу. Достает выпускной альбом Декстера. Садится на софу. Альбом тяжело давит ей на колени.
Она перебирает углы страниц, следуя алфавитному порядку, потом открывает альбом, но преждевременно, не на нужном месте, перелистывает еще несколько страниц, пока не находит гораздо более раннее изображение Декстера Мура. Пышные пушистые волосы, узенький галстук, лоб еще без морщин.
Она почти уверена, что скоро действительно обнаружит то, что ищет.
Ах ты, ублюдок двуличный!
Кейт слышала эту фамилию только однажды, почти два года назад, в Берлине. Она явно кончается на — овски, и это подтвердит ее подозрения, когда она в конце концов найдет нужное лицо.
Она возвращается к началу, к страницам с отдельными фотопортретами, здесь фамилии начинаются на А. Кейт тщательно изучает каждое фото, все эти снимки двадцатилетней давности, девушки и юноши, которые теперь уже женщины и мужчины, люди ее возраста. Страница за страницей, терпеливо и аккуратно. И внезапно это становится совершенно очевидным, неизбежным.
Ей не слишком долго приходится искать. Совсем недолго. Если не считать эти два года, когда она еще не знала, что ищет.
А теперь парадигма выглядит совсем иначе. Детали головоломки передвигаются, крутятся, приводят в замешательство. А Кейт уже давно не сомневается, что успела правильно собрать этот пазл.
Она смотрит на знакомое лицо, взирающее на нее с фотографии, — полный оптимизма старшекурсник, позирующий для потомства.
Возможные объяснения сыплются на Кейт, как выпущенные из пулемета пули, от них никуда не спрятаться, ничего нельзя поделать, а только ждать, когда огонь прекратится и она сможет выбраться на открытый воздух и перевести наконец дыхание.
Кейт ловит какое-то движение в гостиной, но тут же соображает, что это ее собственное отражение в зеркале на дальней стене, голова с пучком волос, малая толика ее самой, движется отдельно от остальной, невидимой части тела. Она встает и ставит тяжелый альбом на то же место в шкафу посреди гостиной, посреди хроники ее семейной жизни. Лучшие уголки, чтобы что-то спрятать, это вовсе не самые тайные, но те, куда просто заглядывают в последнюю очередь.
Теперь у Кейт есть эта новая информация, выпускной альбом раскрыл ей свой секрет, и Кейт осознает свежеиспеченную реальность и потому чувствует себя чудовищно преданной. Но она видит и иные возможности, открывшиеся перед ней. Другие варианты. Двери, отныне распахнутые. Она еще не знает, что таится за этими дверями, но уже видит исходящий оттуда свет.
И это меняет все.
Глава 13
Декстер здорово раздражал Кейт. Ему потребовалось слишком много времени, чтобы довести круиз-контроль в машине до ста шестидесяти километров в час, зафиксировать выше красной линии на спидометре, ограничивающей скорость ста тридцатью километрами. И тем не менее, когда они неслись по шоссе А8, делая сотню миль в час, многие машины на той же магистрали мчались еще быстрее.
