Они ненадолго задержались, любуясь великолепным видом Уилтон-Кресент, полукольцом обнимающим Белгрейв-сквер, — здесь повсеместно торчали камеры наружного наблюдения. Декстер настоял, чтобы они непременно посмотрели этот район, эту улицу. Она тогда не поняла, зачем ему это.

Кейт наблюдала, как дети бегают по тротуару, возбужденные одним только видом. Да много ли им надо…

У тротуара напротив них стояли винтажный «роллс-ройс» и новехонький «бентли», сверкая эбонитово-черным лаком и сияющим хромом. Декстер взглянул на номер дома, сделал несколько шагов к следующему и остановился. Дома были совершенно одинаковые.

— Возможно, когда-нибудь мы здесь поселимся.

Она изумилась:

— Да у нас вовек не будет столько денег!

— А если за деньгами дело не станет? Где бы ты хотела тогда жить? Здесь?

Она лишь пожала плечами, отмахнулась от него. Глупые мечты!

Он тогда назвал ей эту «пятерку приоритетов», и она заразилась его планами. Вместо Коста-Брава предложила Нью-Йорк.

— Может быть. Когда-нибудь, — ответил он. — Но мне не хочется фантазировать на тему жизни в Штатах. Не сейчас. Пофантазируем лучше, где мы будем жить в Европе. Когда я разбогатею.

— Неужели? И когда конкретно ты собираешься разбогатеть?

— Ну, не знаю, — поскромничал Декстер. — У меня есть план. — Развивать эту тему он не стал, а ей и в голову не пришло, что у него действительно имеется некий план разбогатеть. И вообще, разве такое ему по силам?!

— Итак, хочешь покататься на лыжах? — спросил он, окруженный детьми и плодами их воображения. — И как мы туда попадем? Нет смысла тащиться двенадцать часов на машине.

— Ну, это лишь один из вариантов.

Декстер поднял глаза, словно глядя поверх очков, которых никогда не носил и не имел. Жест, заимствованный из какого-то фильма.

— Я готова признать, что это не лучший вариант, — сказала Кейт. — Можно и самолетом.

— Куда?

— В Женеву, — небрежно ответила она, словно это была не самая важная причина для такой поездки.

За шампанским перед ужином последовало белое бургундское, жаркое из телятины, а потом Кейт достала бутылку «Арманьяка», который Декстер потихоньку потягивал — один бокал, второй, — пока она укладывала мальчиков.

Затем они говорили о лыжах, об отпуске, выпили еще бренди, включили музыку, а в камине горел огонь; за сим последовали любовные игры на диване и весьма энергичный секс прямо на полу. Завершили они все это поздно, выпив еще, и немало.

Так что утром Декстер спал долго, как это обычно бывало после «Арманьяка». Когда Кейт вернулась, отвезя детей в школу, он все еще был дома — редкий случай — и неспешно собирал свои вещички, готовясь уходить. Они обменялись нежным поцелуем у двери, которую она закрыла за ним, и мощный тяжелый замок щелкнул, запирая вход.

Кейт стояла в передней, возле столика с ключами. В углу валялось несколько кусочков засохшей грязи, отброшенных к плинтусу, — физические свидетельства занятий Декстера на прошедшей неделе, когда он заявил, что едет в Брюссель.

Ключи были по-прежнему у нее в руке, пальто она снять не успела. Кейт дождалась, пока прекратилось гудение лифта, и тоже вышла.

Она чувствовала всю унизительность своих действий, почти физически ощущала патологическую неправильность подобного поведения — слежки за собственным мужем с целью выяснить, где расположен его офис. За десять минут пешего перехода до бульвара Руаяль Декстер ни разу не оглянулся, не проверил, нет ли за ним хвоста. И не делал попыток от кого-то спрятаться, что-то скрыть.

Он быстро прошел через общественные помещения первого этажа невзрачного восьмиэтажного здания — голый бетон конца шестидесятых, немодное, уродливое, чисто функциональное сооружение. В открытых коридорах теснились разные заведения — химчистка, бутербродная, табачная лавочка, пресса, аптека, ресторанчик итальянской кухни. В Люксембурге повсюду торчали печи для выпечки пиццы, работающие на обычных дровах, да и по всей Европе тоже; точно так же обстояло дело со свежей моцареллой. Пицца обычно оказывалась очень вкусной.

Декстер вошел в застекленный вестибюль и нажал кнопку вызова лифта, подождал, вошел в кабину с мужчиной такого же возраста. И поехал на третий или на пятый этаж.

Кейт обошла по периметру это похожее на бункер здание — все входы в него просматривались с поста охранника, сидевшего за столиком в вестибюле. Она оглядела окна: без внешних карнизов, четыре стороны дома выходят на забитые улицы, на переполненные людьми тротуары со множеством магазинчиков розничной торговли — через квартал отсюда расположен местный общественный центр и центральный автобусный парк; повсюду снуют чиновники и прочие официальные лица и военные, везде мундиры, оружие и камеры наблюдения, бульвар битком набит международными банками, улицы вокруг заполнены машинами банкиров, заезжающих в свои подземные гаражи, — приглушенных цветов «ауди», и «БМВ» людей семейных, и роскошные желтые «ламборгини», и красные «феррари», которыми управляют холостяки.

Деловой центр, сплошной бизнес и государственные учреждения. Безопасность обеспечена по высшему разряду. Гораздо лучше, чем вокруг офиса Билла. И нет ни единого способа проникнуть туда через окно.

Здесь ей придется воспользоваться парадным входом при полном свете дня.

— Мамочка! Иди сюда, скорее!

Джейк внезапно вскочил из-за стола на игровой площадке, задыхаясь от волнения.

Прошло уже много дней в обычной суете, как в густом тумане, — сплошь уборка кухни, закупки провизии, чистка кастрюль. Поиски подарков для школьных учителей, пока дети рисовали поздравительные праздничные открытки для своих лучших друзей, посещение рождественских концертов. Утренние посиделки за кофе и ленчи с другими мамочками. Посещение рождественских рынков и распродаж.

У Кейт было множество причин не видеться с Джулией. День за днем она увеличивала дистанцию между ними, устанавливала подушки безопасности, защиту от любого случайного взрыва. Больше времени проводила с англичанкой Клэр или с датчанкой Кристиной.

— Что случилось, милый? — спросила она у Джейка. — С Беном все в порядке?

— Бен в порядке.

Кейт с облегчением перевела дыхание.

— Это Колин расшибся.

Тут же рядом возникла Клэр. Они вместе скатились по травянистому склону к пиратскому кораблю. Там уже собралась группа детей, окруживших лежавшего на засыпанной гравием площадке мальчика, на макушке у него была открытая рана, из которой текла кровь.

— Ох, дорогой мой! — выдохнула Клэр, осматривая голову Колина. Мальчик был в шоке. Она обернулась к Кейт: — Я не хотела бы тащить Жюли с собой в больницу. А Себастьян, конечно же, сейчас в Риме. — Она сняла кашемировый шарф и промокнула кровь на голове Колина, потом плотно прижала его к ране, пытаясь остановить кровотечение. — Если вы не против, — продолжала она довольно спокойно, — я бы попросила вас приглядеть за Жюли в наше отсутствие. Боюсь, мы застрянем на несколько часов в этой педиатрической клинике.

— Да-да, конечно.

Клэр взглянула на часы:

— Скоро ужин. Но Жюли съест все, что дадут. Правда, милая?

— Да, мам.

— Вот и умница.

Клэр улыбнулась Кейт слабой, но искренней улыбкой. Взяла своего младшего ребенка на руки и направилась к машине, чтобы ехать в больницу. Именно такого несчастья Кейт опасалась больше всего: на кону сейчас стояло здоровье ребенка — здесь, в чужой стране, где все говорят на непонятном языке, а ты одна-одинешенька.

Кейт всегда была уверена, что она — женщина сильная. Но ей не приходило в голову, что сильных женщин вокруг полным-полно и они живут обычной повседневной жизнью, в которой нет необходимости носить оружие и толкаться среди отчаянных мужчин, а вместо этого спокойно везут пострадавшего ребенка в клинику, даже находясь вдали от родного дома. Вдали от родителей, от родственников. От школьных приятелей и бывших коллег по работе. Там, где им не на кого опереться, кроме самих себя.