Она постояла в трясущейся от холода очереди за жареными цыплятами, погрузившись в раздумья. Хорошая новость — если возникнет склонность отыскивать во всем этом нечто хорошее — заключалась в том, что она отнюдь не сходит с ума. Так называемые Маклейны на самом деле оказались агентами федеральной службы, работающими под прикрытием. Но чем они здесь занимаются, что готовят? Человек Хайдена в Берлине не располагал более никакой информацией и не мог ее добыть, не возбуждая подозрений, и открытым текстом признал, что не желает идти на такой риск. Спорить с ним было бесполезно. Нет, конечно, она могла и даже начала спорить, но безуспешно.
Кейт разделяла со многими своими коллегами по ЦРУ вечную неприязнь к федералам, отчитывавшимся в Гувер-Билдинге.[63] Вражда между шпионами и копами была совершенно иррациональным явлением, она родилась из политических соображений и пристрастий руководителей этих учреждений, которые постоянно раздражали и беспокоили друг друга и скверно планировали свои операции, стремясь привлечь внимание череды «папочек», проживавших в известном доме на Пенсильвания-авеню.[64]
Но как бы Кейт ни относилась к ФБР, эти агенты находились сейчас в Люксембурге. Зачем?
Это вряд ли имело отношение к ней лично. Они вполне могли преследовать какого-нибудь сбежавшего преступника — убийцу, террориста, владевшего номерным счетом в Люксембурге, миллионы евро — или миллиарды? — которые мог снять только он сам, лично. Значит, рано или поздно он вылезет на поверхность. Вот чем Билл и Джулия занимаются в Европе — ждут, когда этот парень появится, чтобы его арестовать.
Они также могут расследовать некую операцию по подпольной торговле наркотиками или оружием, по отмыванию денег в гарантирующих анонимность банковских механизмах Люксембурга. Возможно, они отслеживают курьеров, снующих туда-сюда, пользуясь отнюдь не чрезмерной внимательностью таможенной службы в аккуратном маленьком местном аэропорту — таскают себе чемоданы, битком набитые долларами, вывезенными из разных американских гетто в штаб-квартиры наркокартелей в Южной Америке, а затем упакованными и сданными в багаж на самолеты «Эр Франс» или «Люфтганзы», направляющиеся из Рио или Буэнос-Айреса в Париж или Франкфурт и далее, после пересадки, в Люксембург. Такие курьеры, несомненно, покидают Европу с уже чистыми легальными банковскими чеками в кармане. Вот агенты ФБР и следят за ними, собирают на них досье.
Кейт заказала poulet fermier[65] и petit pot[66] картошки, запеченной в жире, стекшем с этих кур при жарке.
Итак, зачем они здесь, в Люксембурге? С какой стати ФБР отдает своих агентов «взаймы» Интерполу и направляет их в Великое Герцогство?
Надо было считаться и с присутствием Декстера. Он-то чем тут занимается? Зачем оказался в Люксембурге? Он мог стырить деньги у кого-то из своих клиентов. Он в этот самый момент, вполне возможно, взламывает базу данных какой-нибудь корпорации, чтобы потом покупать акции на основе полученной таким образом инсайдерской информации.
Или еще что-нибудь этакое в том же роде…
Кейт засунула термобокс с цыпленком и печеной картошкой в холщовую сумку для провизии. Прошло уже много времени с тех пор, как она в последний раз пользовалась пластиковым пакетом.
Или, например, самое очевидное: Интерпол вполне мог охотиться за ней, пусть и после долгого промежутка времени. В тот момент, когда она поднялась на этаж, где проживал Торрес в отеле «Уолдорф-Астория», — нет, когда появилась на вокзале в ДиСи[67] и заплатила наличными за железнодорожный билет до Нью-Йорка, — у нее уже возникло предчувствие, что в один прекрасный день этот шаг приведет к определенным последствиям. И они начнутся как раз в тот момент, когда она их меньше всего будет ожидать.
Сумка Кейт едва вмещала ее покупки — каллы, багет, овощи и фрукты, цыпленок и картошка. Груз получился тяжеленный.
Теперь она будет избегать Джулию, позволит себе передышку, создаст некую подушку безопасности и приватности. Это не долгосрочное решение проблемы; по сути дела, оно может даже оказаться контрпродуктивным. Но именно это ей сейчас нужно, как и цветы на обеденном столе и очищающее мозги погружение в кухонные дела, в готовку.
Кейт свернула с площади на проезжую улицу, тротуар которой заполняли монашки. Их было, наверное, дюжины две, и все старые. Кейт задалась вопросом: а где они держат молодых? Прячут от мира, словно рассаду в теплице с контролируемой температурой?
Она сошла с тротуара на мостовую, давая дорогу престарелым сестрам. И пошла по булыжникам, в глубоких щелях между которыми текли юркие ручейки — этакая лилипутская система каналов, миниатюрная Голландия. Монахиня, шедшая впереди, посмотрела на Кейт сквозь маленькие очки в тонкой металлической оправе.
— Merci, madame, — тихонько произнесла она.
Остальные, когда Кейт проходила мимо, сказали то же самое — бесконечный хор нежных «merci, madame», сопровождаемых короткими взглядами.
Потом они пропали из вида, ушли. Кейт обернулась, осмотрела пустую улицу, мельком подумав, а были ли здесь вообще эти монашки или же просто ей привиделись? Следы их благочестия словно висели в воздухе, наполняя душу чувством вины.
Кейт снова сидела в подвальном помещении спортивного центра, не в состоянии прислушиваться к гулу болтовни вокруг. Зазвонил телефон, где-то внизу, из чьей-то сумки. Никто не ответил. На втором звонке Кейт поняла, что это, должно быть, ее собственный запасной мобильник. Она еще никогда не слышала, как он звонит.
Кейт рывком подняла сумку на колени. «Извините, пожалуйста». Огляделась вокруг, встала, вышла из кафе на лестницу.
— Хелло?
— Привет.
— Дай мне минутку… Мне надо выйти… — Она уже добралась до верхней площадки, миновав мужскую раздевалку. Найти уединенное местечко. Теперь наружу, на холод, в полумрак, на темную североевропейскую улицу. Четыре пятнадцать пополудни, поздняя осень.
— Стало быть, они из ФБР, — сказала она. Чтобы окончательно удовлетворить свое любопытство, Кейт еще раз позвонила в Чикаго, в архив, где хранились данные на выпускников, потом декану факультета, неохотно выдавшему ей адрес стариков — родителей Уильяма Маклейна, которых Кейт после нескольких дополнительных звонков обнаружила в Вермонте и в конце концов связалась по телефону с Луизой Маклейн, сообщившей, что двадцать лет назад — летом после выпуска — ее сын Билл, проходя опасный поворот на прибрежной дороге в Синке-Терре на арендованном мопеде «Веспа», не справился с управлением и врезался в каменное ограждение. Стена остановила дальнейшее продвижение мопеда, который превратился в груду искореженного металла на краю дороги. Но самого Билла после удара перебросило через низкую стену, и он рухнул с высоты в двести футов на каменистый берег.
Билл Маклейн погиб в июле 1991 года.
— Да, — ответил Хайден. — Я в курсе.
— Мне необходимо выяснить, чем они занимаются.
— Зачем? Ты теперь знаешь, что это не преступники, так что тебе не нужно беспокоиться по поводу своих, ну, скажем, ценностей. Они никого не собираются убивать в этом palais, даже не намерены провоцировать дорожные пробки. Так какое тебе до них дело?
Именно тогда она поняла, что изучает Маклейнов с целью уйти от расследования деятельности собственного мужа. Создать себе образ внешнего врага — демонизировать его, как знает любой политик, гораздо более выгодно, нежели противостоять врагам внутренним.
— Потому что они — часть моей теперешней жизни, — сказала она.
На другом конце воцарилось долгое и весьма значительное молчание, и Кейт присоединилась к нему; они словно безмолвно согласились замять этот разговор, не нужный обоим, начавшийся со слов Хайдена: «У тебя есть, что от них прятать?»