— Неделю назад мы получили письмо от Джереми. Нина, дорогая, мне так жаль — в нем было сказано, что они готовятся отплыть из Англии…

Нину будто бы со всей мочи ударили в грудь. Мэгги зачастила:

— Джереми писал, они поженились в прошлом месяце, и он убедил Анну, что им необходимо уехать; он предполагал, что они уже не вернутся в Англию. Он сказал, что Анна будет в отчаянии, если вся правда когда-нибудь всплывет в суде. Он хочет спасти ее от скандала и злословия. Ее и Кирилла. Нина, прости меня, мы совсем не ожидали ничего подобного!

— Вы не виноваты. — Нина прижалась лбом к прохладному мрамору каминной полки. — Куда они отправились? — У Нины было такое чувство, будто она сама плывет на корабле, одна, брошенная на произвол судьбы посреди бескрайнего океана.

— Об этом в письме не говорилось. Но Джереми сообщил, что они отплывают утром в четверг. Письмо было послано из Плимута, и Фрэнк немедленно навел справки: в четверг из Плимута отплывали два гражданских судна. — Ее голос прервался. — Миленькая, все это так далеко! Один корабль уходил в Кейптаун, другой, «Марафон», отплыл в Сидней, в Австралию…

Все в ее жизни вело к этому. Все, что бы она ни делала когда-либо — смеялась с Катей в оранжерее, уронила браслет под стол, зарывала в землю две пуговицы из слоновой кости, видела ангела, танцевала на пирсе, наблюдала за цеппелином, — каждое незначительное событие было прелюдией к этому мгновению.

Открылось ли это Дарье во время гадания? Было ли все это разложено в картах на кухонном столе?

Только у нее одной не было в жизни цели. Мама скрепляла собой семью, Дарья заботилась о маме, Катя растила своих детей. Мисс Бренчли, госпожа Кульман, Лейла, доктор Виленский, отец, Ричард, Гарри, Мэгги — у всех у них была какая-то цель, их жизнь имела смысл. Целью Нины было бежать из России, о дальнейшем она так и не подумала. Она была точно обломок кораблекрушения, носимый по воле волн.

В углу гостиной несколько пациентов без энтузиазма развешивали пыльные рождественские украшения. На корабле тоже будут украшения, и Кирилл, сидя на руках у Анны, со смехом потянется к ним пухлыми ручонками. В электрическом свете его волосы будут отливать золотом. А потом они прибудут в сиднейскую гавань, прекраснейшую гавань в мире — Нина была уверена, что Анна отправилась именно в Австралию.

Было невыносимо душно, камин дымил сырыми сосновыми шишками. Накинув красно-зеленую шаль, Нина прошла через холл и вышла на улицу. Облака рассеялись, и светила полная луна. Нина знала, что сегодня полнолуние: медсестры наблюдали небо, точно астрономы или моряки. «Сегодня будет тяжко — полнолуние», — предупреждали они друг друга в коридорах.

Нине стало жарко; она сняла шаль. Машинально она направилась по лужайке к огороду. Туфли хрустели по искрящемуся снегу; они промокнут, и перед сном нужно будет напихать в них скомканной газеты. Калитка была приоткрыта, и Нина вошла в огород. Там, где раньше стояли высокие заросли гороха и фасоли, теперь было пусто и голо, только снег блестел на длинных грядах. У нее начинало ломить виски.

Обратная дорога оказалась дольше, и к тому времени как она добралась до здания, голова уже просто раскалывалась от боли. Когда она взобралась на первую лестничную площадку, ей пришлось вцепиться в перила.

— Что с вами, голубушка? Да у вас подол весь мокрый… и туфли! Вы что, прямо вот так выходили на улицу? Эх, по мне, тех, у кого совсем голова не варит, надо держать под замком. — Медсестра приложила ладонь к Нининому лбу. — Да у вас жар! Идемте скорей. — Нина почувствовала, как ее обхватили за талию. — Пока вы совсем не слегли.

_____

Мокрые, растрепанные волосы лезли в глаза, но Нина не замечала этого — ведь она проделала долгий путь, вернулась с другого конца света. «Смотри, Кирилл!» Целуя сына в пухлую щечку, она подняла его на руках, чтобы он мог увидеть берег. Но малыш показывал пальчиком в небо и смеялся. Капитан окликнул ее:

— Вас, конечно, кто-то будет встречать?

— Да, нас ждут.

Нина всмотрелась в берег — вон она, пальма у самой воды. А под ней стоит женщина с длинными рыжими волосами — Руби. Руби подняла руку и помахала, и на душе у Нины тотчас стало спокойно и легко. Это было долгое путешествие, длиной в целую жизнь, но теперь оно закончилось.

Брисбен, август 1933

— Змеиная кожа! Из «Фой и Гибсон». И еще туфли к ней, только сегодня я не стала их надевать. — Мэй Тримбл погладила свою новую сумочку, а потом вдруг вскинула пухлую ручку к губам. — Ой, простите, миссис Грегори, случайно вырвалось!

Можно было не сомневаться, что Мэй будет потчевать этим анекдотом дам на следующем собрании местного отделения Женской гильдии. В ушах у Анны уже звучали ее слова: «Мне самой не верится, что я могла ляпнуть такое миссис Грегори — этой душке, настоящей леди…»

Анна подняла брови в притворном недоумении:

— Бог с вами, миссис Тримбл, что для моего слуха такого оскорбительного в змеиной коже?

Ее гостья смущенно поерзала массивными бедрами, не зная, как ответить.

— Ну, змеи… — Миссис Тримбл лихорадочно старалась придумать, как выкрутиться из неловкого положения. — Я к тому, что они очень близки, не правда ли… в известном смысле…

— Близки? — Анна обвела невинным взглядом собственную гостиную.

— Близки… — Взгляд Мэй Тримбл тоже заметался по комнате, но так и не нашел, на чем ему остановиться. — Близки к…

— Да-да, — терпеливо помогала Анна.

— К крокодилам, — решилась наконец Мэй.

— А, — откинувшись на спинку кресла, Анна позволила себе сдержанную улыбку. — Понятно. Но вам незачем так уж беспокоиться — подумаешь, похвастались новой сумочкой. Я прекрасно понимаю ваши чувства. Помню, как я сама купила свою первую сумочку из змеиной кожи в Лондоне — нет, вру, в Париже — много лет назад. И правда, незабываемые впечатления!.. Я бы не хотела охлаждать ваш восторг по поводу обновок. Где, говорите, вы их нашли?

— На летней распродаже в «Фой и Гибсон». В Париже, значит? М-да… Наверно, это и вправду было что-то необыкновенное.

Чуть позже Анна предложила Фэй Тримбл прогуляться в саду.

— Какие у вас олеандры, миссис Грегори! А какая джараканда! Какая красота! И как все это по-английски!

Анна жила в Австралии уже пятнадцать лет и до сих пор смертельно тосковала по родине. Когда она впервые увидела Сидней с палубы «Марафона», ей захотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться от этого кошмара. Но Сидней оказался раем по сравнению с тем, что ожидало ее впереди. Она еще не забыла, как миссис Хорсфилд, секретарь Англиканской женской лиги, начала объяснять:

— Видите ли, миссис Грегори, Квинсленд — это совсем не то, что Новый Южный Уэльс[10], а уж северный Квинсленд, где вашему супругу выделили приход, это… Это просто пустыня.

_____

Путешествие на «Марафоне» оказалось сущим адом. Кирилл всю дорогу капризничал, и это, вкупе с изнурительной жарой и горьким сознанием того, что они эмигранты, совершенно вымотало Анну. Ужас охватил ее, когда корабль вошел в сиднейскую гавань, и она была бы рада спуститься в каюту, но не решилась огорчить Джереми, который, наоборот, горел желанием увидеть все.

— Одно из природных чудес света! — воскликнул он. — И только что я заметил, как у нас над головой пролетела какая-то большущая птица. Без сомнения, это счастливое предзнаменование. Гляди, мальчуган, твой новый дом!

Кирилл ухватился за жемчужное ожерелье Анны, и, когда она попыталась высвободить жемчуг из его пальчиков, нитка порвалась. Малыш сморщил личико и заревел. Анне хотелось зарыдать вслед за ним — из-за рассыпавшегося жемчуга, оттого, что не было больше сил выносить вечное хныканье Кирилла, оттого, что Австралия — не дом и никогда им не будет.