Над головой у Анны захлопала крыльями летучая мышь, и она вернулась мыслями к сегодняшнему дню. Прежде всего необходимо как можно скорее отослать Кирилла. Мальчик слишком много общается с чернокожими служанками; если так пойдет и дальше, то скоро он будет тараторить на куку-яланджи не хуже своего дяди. Анна знала, что слишком холодна с малышом: он напоминал ей не только свою мать, но в еще большей степени своего отца. По мере взросления мальчика нужно будет внимательно отслеживать в его характере любые признаки слабости и принимать меры. Итак, Кирилла они отправят в школу-интернат, а сами останутся тут — до каких пор? Перед мысленным взором Анны простиралась бесконечная череда тягостных лет. А потом Джереми уйдет на покой и наконец согласится перебраться куда-нибудь поближе к цивилизации, в какой-нибудь город с университетом, где он сможет читать лекции, произносить речи и выслушивать от восхищенных студентов лестные слова о своих ботанических трудах.

Теперь Анна впервые ясно разглядела, каков на самом деле ее муж, сколько в нем честолюбия и эгоизма. На глаза навернулись горячие слезы, но она смахнула их. Она не должна, не имеет права поддаваться слабости.

Когда Анна наконец встала и вошла обратно в дом, это была уже другая Анна. В прежней Анне еще оставалось много от Анны Трулав — теперешняя Анна стала целиком Анной Грегори. Женщиной со стальной волей, которую закалило бесчестие, жгучее разочарование и зной северного Квинсленда.

Жизнь так и тянулась еще три года, и тянулась бы и дальше, если бы не погиб Джереми.

Когда старый Боб принес ей весть о том, что ее мужа сожрал крокодил, Анна подумала, что он лжет и что Джереми просто заблудился в джунглях. Снарядили верховой поисковый отряд, и старый Боб повел его на реку Дейнтри.

Вдоль берега устроили настоящую бойню, и потребовалась целая неделя, чтобы найти крокодила, сожравшего Джереми. «Его часы, миссис Грегори… — Стоя на верхней ступеньке крыльца, один из участников экспедиции подал ей сверток. — Мы нашли их в брюхе крокодила». Остальные мужчины в молчании стояли внизу, у крыльца, сняв шляпы. В доме пронзительно завыли аборигенки.

До этой самой минуты Анна не решалась поверить в то, что Джереми мертв. Но когда она почувствовала в руке тяжесть часов, то поняла, что это знак свыше. Бог все-таки не хотел, чтобы она провела остаток дней в Порт-Дугласе.

_____

С тех пор прошла, казалось, целая вечность. Анна, стоя под джакарандой, махнула на прощанье Мэй Тримбл, которая, грузно переваливаясь, направлялась по Коронейшн-драйв к трамвайной остановке. Она знала, что здесь, под джакарандой, прекрасно смотрится, и летом позапрошлого года сфотографировалась на этом месте, на фоне деревянного дома с верандой. В прошлом году она послала снимок в Англию.

В своих ответах подруги восторгались великолепием тропической растительности и тем, как молодо Анна выглядит. «Южный климат тебе явно подходит, — писала одна из них. — Пока мы тут никнем от холода, ты только цветешь от зноя!» Анна ненавидела жару, но, вне всяких сомнений, в этом комплименте было немало правды: жара не причинила ей особого вреда. По вечерам она протирала руки лимоном, смазывала лицо ланолиновым кремом и выглядела моложе большинства своих ровесниц.

— Миссис Грегори, почта!

Когда мальчик подал ей конверт авиапочты, Анна узнала почерк своей старинной подруги Джанет Уайт, теперь — Джанет Хиндли. Письма Джанет всегда были полны новостей лондонской жизни, но и Анна старалась, чтобы ее собственные письма были не менее интересными, и сейчас, неторопливо идя по дорожке назад к дому, она начала мысленно сочинять ответ. Можно будет описать прием с игрой в китайское домино, который устроила миссис Паркер в кафе «Синяя птица». Еще она напишет, как ей не терпится услышать солистов хора Сикстинской капеллы, которые будут выступать в отеле Леннона на следующей неделе, и поделится новостью о том, что на пересечении Куин-стрит и Эдвард-стрит будет воздвигнут еще один небоскреб — об этом ей сообщила сегодня утром Мэй Тримбл, чей муж работает по строительной части. «Похоже на то, что скоро мы станем вторым Нью-Йорком!» — напишет она.

Когда Анна вошла в холл, из задних комнат показалась Глэдис, вытирая руки о передник.

— Миссис Грегори, я натерла стол.

— Хорошо, Глэдис. Где Кирилл? — спросила Анна, будто сама не знала.

Глэдис беспокойно потопталась на месте.

— В саду.

Вечно Кирилл норовит скрыться в саду. Но скоро этому придет конец — в следующем году он приступает к работе. Дисциплина банка — это как раз то, что ему нужно.

— До этого он упражнялся на пианино, миссис Грегори, — продолжала Глэдис. — Играл такую красивую мелодию — только грустную. Мне начинать готовить чай?

Анна подавила раздражение.

— Ужин, Глэдис. Не чай, а ужин. Да, можешь начинать.

Пройдя в гостиную, Анна вскрыла ножом из слоновой кости письмо от Джанет и развернула папиросную бумагу. Когда она начала читать, ее лицо запылало. За прошедшие годы она получила от подруги десятки писем, но ни одно из них не начиналось вот так: «Моя дорогая Анна, даже не знаю, как начать. Случилось нечто необыкновенное — я встретила кое-кого, и это было как гром среди ясного неба. Я только тем и озабочена, как защитить тебя и мальчика. Очень надеюсь, ты решишь, что я поступила правильно…»

— Миссис Грегори!

— Сколько раз тебе говорить, что надо стучаться? — Письмо дрожало у нее в руках.

— Пожалуйста, миссис Грегори, мне нужно показать вам кое-что, это важно.

Делать было нечего — пришлось пойти в холл. Глэдис театрально воздела руку к потолку, где темнело странной формы пятно.

— Потолок, миссис Грегори.

— Вижу. Опята крыша протекает. — Ее чинили всего лишь месяц назад, и вот опять!

Однако Глэдис покачала головой:

— Сомневаюсь я, что это от дождевой воды, мэм — слишком уж темное.

Анна вздохнула:

— Если это не дождь, тогда что же?

— На прошлой неделе я слышала, как там кто-то шебуршит. — Лицо несносной девчонки расплылось в довольной ухмылке. — Это кровь, миссис Грегори, как пить дать! Похоже, на чердаке завелась змея, и она полакомилась тем опоссумом, который в последнее время никому не давал спать.

Разглядывая пятно на потолке, Анна ясно различала в нем контуры женского лица, и она знала, что эта женщина — не кто иная, как Нина Карсавина, русская ведьма, которая погубила Ричарда и из-за которой Анне пришлось покинуть родину, прожить шесть лет в Порт-Дугласе, а теперь — созерцать этот ужас на потолке.

Сидя на скамейке под магнолией в саду за домом, Кирилл услышал шум, поднявшийся в доме, и догадался, что все дело в змее. Он знал о змее уже почти месяц: по ночам, лежа в постели, он слушал, как она шуршит по стропилам. Ему нравился этот звук, но он понимал, что когда явится садовник Фред, тетя Анна велит ему поймать и убить змею. Кирилл не знал, как Фред поймает ее, зато хорошо знал, как он ее убьет: он уже видел, как садовник убил черную с красным брюхом змею, прятавшуюся в куче листьев. Фред позвал Норма, который подстригал лужайку в соседском саду; Норм придавил змею тыльной стороной граблей, а Фред отрубил ей голову лопатой.

— Вот. — Он показал змею Кириллу. — Дай ее аборигену, и он слопает ее за милую душу. Да еще спасибо тебе скажет за угощение.

— Это точно. — Норм задвинул ногой окровавленную голову на лопату и подмигнул. — Отличная закуска к джину.

Оба рассмеялись, но Кирилл сознавал свое превосходство над обоими — он знал об аборигенах намного больше них. Он знал, что старому Бобу не потребовался бы помощник, чтобы убить змею. И лопата бы ему тоже не понадобилась — он бы просто поднял змею голыми руками за хвост и молниеносным движением переломил бы ей хребет.

При мысли о старом Бобе на душе у Кирилла посветлело, но в следующий миг будто упала черная завеса и затмила счастье. Больше девяти лет прошло с того дня, как погиб дядя Джереми и они покинули Порт-Дуглас. С тех пор он никогда больше не видел старого Боба. «Он, можно считать, убил твоего дядю, — утверждала тетя Анна. — Он привел его на реку, зная, что она кишит крокодилами».