– Я проезжал мимо, увидел свет и решил полюбопытствовать, кто тут. Мне повезло: я как раз хотел поговорить с вами.

Анони, невысокий, плотный, с плоским, невыразительным лицом, прислонился к стене у двери. Происходящее, казалось, его совершенно не интересует.

– Ну, присаживайтесь. – Я указал Карлотти на стул. – Мы как раз собирались выпить. Вы составите нам компанию?

– Нет, спасибо.

Он расхаживал по комнате, засунув руки в карманы пальто. Подойдя к окну, он выглянул на улицу, затем повернулся, подошел ко мне и сел. Джина устроилась на подлокотнике кушетки.

– Насколько я понимаю, утром вы забрали камеру синьорины Чалмерс у лейтенанта Гранди, – начал Карлотти.

Я удивился:

– Да, верно. Гранди сказал, что она вам больше не нужна.

– Я и сам так думал, но теперь чувствую, что поторопился. – Карлотти вытащил пачку сигарет и закурил, правильно рассудив, что такие сигареты лучше не предлагать ни Джине, ни мне. – Вы не будете возражать, если я попрошу вернуть ее мне?

– Ради Бога! Я привезу ее вам завтра утром. Идет?

– Она не здесь?

– Она у меня дома.

– Ничего, если мы заберем ее сегодня вечером?

– Ну что ж, пожалуйста. – Я закурил сигарету и отхлебнул из бокала. Мне надо было выпить. – Откуда этот неожиданный интерес к камере, лейтенант?

– По зрелом размышлении мне кажется странным, что в ней не оказалось пленки.

– Поздновато что-то вы до этого додумались, а?

Он пожал плечами:

– Сначала я думал, что синьорина, возможно, забыла вставить пленку в камеру, но потом побеседовал с экспертом. Памятуя о том, что индикатор израсходованной пленки показывал четыре метра, можно прийти к выводу, что какая-то пленка в камере была и что эту пленку вытащили. Сейчас я понимаю, что мне не следовало бы расставаться с камерой так быстро.

– Ну, ничего страшного. Вы получите ее сегодня вечером.

– Как вы думаете, кто бы мог вытащить пленку?

– Не знаю, разве что сама синьорина.

– Пленку, очевидно, вытащили, не открывая кадрового окна. Это означает, что пленка, когда ее вытаскивали, засветилась и испортилась. Синьорина вряд ли сделала бы это, правда?

– Пожалуй, да. – Я откинулся в кресле. – Я полагал, что дело закрыто, лейтенант. А теперь у вас, похоже, появились сомнения.

– Мне навязали эти сомнения, – произнес Карлотти. – Синьорина купила десять картонок пленки. Их нет. Нет и пленки в камере. Утром я осмотрел эту квартиру. В ней вообще не оказалось ни одной личной бумаги. Странно, что синьорина не получила никаких счетов или писем, не вела дневник и не записывала телефонных номеров. Ведь она прожила тут почти тридцать недель. Странно, если, конечно, кто-то не побывал здесь и не забрал все личные бумаги.

– Я и сам это заметил, – заметил я, ставя стакан на стол. – Разумеется, перед отъездом она могла навести порядок.

– Это возможно, но маловероятно. Вы пришли запереть квартиру?

– Да. Чалмерс велел мне избавиться от всех вещей дочери.

Карлотти изучал свои безупречные ногти, потом посмотрел прямо мне в глаза:

– Сожалею, что нарушаю ваши планы, но я вынужден просить вас оставить все как есть. До окончания дознания у коронера квартира будет опечатана.

Хотя я прекрасно понимал этот его ход, не возразить я не мог:

– Это еще зачем, лейтенант?

– Таков порядок, – тихо ответил Карлотти. – Вполне возможно, что после дознания у коронера начнется судебное расследование.

– Но, насколько я понял Чалмерса, коронер согласился вынести вердикт о несчастном случае.

Карлотти улыбнулся:

– Я полагаю, он руководствовался имеющимися уликами. А к понедельнику их может прибавиться, и положение изменится.

– Чалмерс будет недоволен.

– Весьма сожалею.

От трепетного страха перед Чалмерсом он явно избавился.

– А с шефом вы говорили? – спросил я. – По-моему, Чалмерс и с ним перемолвился словечком.

Карлотти стряхнул пепел себе на ладонь, после чего бросил его на ковер.

– Мой шеф согласен со мной. Несчастный случай по-прежнему не исключаем, но пропавшая пленка, американец, которого видели в Сорренто, и тот факт, что из квартиры исчезли все личные бумаги, вынуждают нас прийти к заключению, что основания для расследования есть. – Он пустил в мою сторону струю едкого дыма. – Есть и еще один пунктик, который меня озадачивает. Я узнал от управляющего банком, что синьорине выдавали шестьдесят долларов в неделю. В Рим она прибыла только с сундучком и чемоданом. Вы, вероятно, видели содержимое шкафа и ящиков в той комнате. Хотел бы я знать, откуда взялись деньги на покупку всех этих дорогих вещей.

Мне стало ясно, что Карлотти уже начал копаться в прошлом Хелен, и я вспомнил, как испуганно смотрела на меня Джун, когда умоляла не делать этого.

– Я вижу, проблем у вас хватает, – бросил я как можно небрежней.

– Ну что, поедем к вам за камерой? – предложил вдруг Карлотти и встал. – Тогда уж мне не придется снова беспокоить вас.

– Хорошо. – Я поднялся. – Едем с нами, Джина. Поужинаем после того, как я верну лейтенанту камеру.

– Будьте добры отдать мне ключ от этой квартиры, – попросилл Карлотти. – Я верну его вам через несколько дней.

Я дал ему ключ, который он протянул Анони. Мы двинулись в коридор. Анони с нами не вышел, он остался в квартире.

Когда мы втроем спускались в лифте, Карлотти спросил:

– Тот номер автомашины, о котором мы справлялись… Он не имел никакого отношения к синьорине?

– Я же сказал вам: этот тип чуть меня не зацепил и даже не остановился. Я полагал, что запомнил его номер, но, видимо, ошибся.

Я ощутил на себе его взгляд.

– Вы не назовете мне фамилий каких-нибудь друзей синьорины? – спросил он, когда мы сели в мою машину.

– К сожалению, не могу. По-моему, я вам уже говорил: я едва ее знал.

– Но вы разговаривали с ней?

Мягкость его тона насторожила меня.

– Разумеется, но она мне ничего не рассказывала о своей жизни в Риме. В конце концов, она была дочерью моего босса. Мне и в голову не приходило расспрашивать ее.

– Вы ходили с ней в ресторан у фонтана Треви с месяц назад?

Меня словно саданули под дых. Сколько же он про меня знает? Должно быть, кто-то видел нас там. Я понимал, что не дерзну солгать ему.

– Да, кажется, ходил. Помнится, случайно столкнулся с ней по дороге на обед. Ну и пригласил.

– И это был ваш единственный совместный выход?

Я испытал смятение. Дважды мы ходили в кино и по крайней мере два-три раза вместе обедали.

– Что-что? – переспросил я, стараясь выиграть время.

Я открыл дверцу и вышел. Он выбрался на тротуар следом за мной. Терпеливо и без особой надежды в голосе он повторил вопрос.

– Насколько я помню – да. – Я просунул голову в окно машины и сказал Джине: – Я сейчас, подожди.

Карлотти последовал за мной по винтовой лестнице. Он что-то напевал себе под нос, и я прямо чувствовал, как его глаза буравят мой затылок.

Я пошел по коридору, который вел к моей двери. На полпути я увидел, что дверь приоткрыта, и резко остановился.

– Ого! Странное дело, – произнес я.

– Вы заперли ее, когда уходили? – спросил Карлотти, обходя меня.

– Разумеется.

К двери мы подошли вместе.

– О, черт! Похоже, грабители. – Я указал на взломанный замок. Я хотел было пройти в холл, но Карлотти оттащил меня.

– Пожалуйста… позвольте сначала мне. – Двумя быстрыми шагами он пересек прихожую и распахнул дверь гостиной. Я следовал за ним по пятам.

Все лампы горели. Мы стояли в дверях и оглядывали комнату, по которой, казалось, пронесся ураган. Кругом царил разгром. Шкафы открыты, стулья перевернуты, все ящики письменного стола выдвинуты, мои бумаги разбросаны по полу. Карлотти быстро прошел в спальню. Затем я услышал, как он пробежал по коридору в ванную.

Я подошел к столу и заглянул в нижний ящик, в котором запер камеру. Замок сломали, и камеры, разумеется, не было.

От Карлотти и от толпы нагрянувших ко мне сыщиков я избавился только в десять минут двенадцатого. Они искали отпечатки пальцев, совали нос во все щели и углы, фотографировали сломанную дверь и вообще поднимали тарарам.